Артур и Джордж

Я неоднократно указывала нанятому для защиты солиситору на высокую степень близорукости нашего сына, которая была выявлена у него еще в детстве. Мне сразу показалось, что даже в отсутствие других доказательств одно это позволяло утверждать, что он никак не мог бы дойти до поля, когда так называемая дорога стала непроходимой в темноте даже для людей с хорошим зрением. Я прочувствовала это так сильно, что пришла в отчаяние, когда мне во время дачи свидетельских показаний не предоставили возможности упомянуть его слабое зрение. Времени было крайне мало, а люди, как видно, устали от этого процесса… У моего сына зрение всегда было настолько слабым, что он вынужденно склонялся едва ли не вплотную к бумаге при письме, книгу или газету держал совсем близко к глазам, а на прогулке с трудом узнавал людей. Когда мы с ним назначали встречу, я всегда понимала, что сама должна его разыскивать, а не он меня.

В других письмах содержались требования розыска Элизабет Фостер, подробные отзывы о личности полковника Энсона, размышления о засилье бандитизма в Стаффордшире. Один корреспондент объяснял, как легко конские волоски могут отделиться от подкладки верхней одежды. Поступили письма от попутчика Джорджа по уэрлийскому поезду, от «Наблюдателя» из северо-западного Хэмпстеда и от «Друга парсов». Мистер Арун Чандер Датт, доктор медицины с кембриджским дипломом, посчитал нужным указать, что преступления против домашнего скота глубоко чужды восточному характеру. Чоури Мутху, доктор медицины, проживающий на Нью-Кавендиш-стрит, напомнил читателям, что вся Индия внимательно следит за развитием дела и что сейчас на карту поставлены доброе имя и честь Англии.

Через три дня после второй публикации в «Телеграф» Артура и мистера Йелвертона пригласили в Министерство внутренних дел, где их приняли мистер Гладстон, сэр Маккензи Чемберс и мистер Блэкуэлл. Договорились, что встреча будет считаться конфиденциальной. Беседа длилась в течение часа. Впоследствии сэр А. Конан Дойл заявил, что им с мистером Йелвертоном был оказан любезный и сочувственный прием и что он уверен в решимости министерства сделать все возможное для прояснения дела.

Отказ от авторского права обеспечил распространение этой истории не только в масштабе Центральных графств, но и по всему миру. Агентство, которому Артур заказал сбор газетных вырезок, было перегружено; из раза в раз повторялся один и тот же заголовок, из которого Артур выучил перевод конкретного глагола на разные языки: «РАССЛЕДУЕТ ШЕРЛОК ХОЛМС». С каждой доставкой почты приходили выражения поддержки (и реже – несогласия). Предлагались самые невероятные толкования: например, что травля семьи Эдалджи была предпринята другими парсами как месть за отступничество Шапурджи. И конечно, не обошлось без послания, написанного уже хорошо знакомым почерком:

От одного сыщика из Скотленд-Ярда мне известно, что стоит вам выразить Гладстону свое мнение о виновности Эдалджи – и вам уже в следующем году даруют титул лорда. Разве не лучше получить титул, чем рисковать потерей почек и печени. Вспомните сколько совершается злостных убийств почему тогда вы надеитесь уцелеть?

Отметив орфографическую ошибку, Артур рассудил, что его человечек пустился в бега, и перевернул страницу:

Доказательства сказанного – в статейках, разосланных им в разные газеты по выходе из тюряги, где ему и папаше его было самое место, наравне со всякими черномазыми и желтолицыми евреями. Такой почерк не больно-то подделаешь, слепой ты дурень.

Столь грубая провокация лишь подтверждала необходимость идти вперед по всем фронтам. Расслабляться было недопустимо. Откликнулся мистер Митчелл, который подтвердил, что в интересующий сэра Артура период программа Уолсоллской гимназии действительно включала произведения Мильтона, но при этом подчеркнул, что творчество великого поэта преподавалось в Стаффордшире испокон веков, сколько помнит старейший учитель, и, вообще говоря, преподается по сей день. Гарри Чарльзуорт сообщил, что напал на след Фреда Уинна, бывшего одноклассника Брукса, а ныне маляра в Чеслин-Бэй, и собирается поспрошать его насчет Шпека. Через три дня доставили телеграмму с условленным текстом: «ПРИГЛАШАЮ ОТУЖИНАТЬ ХЕДНЕСФОРДЕ ВТОРНИК ЧАРЛЬЗУОРТ ТЧК».

Встретив сэра Артура и мистера Вуда на вокзале в Хеднесфорде, Гарри Чарльзуорт проводил их до паба «Восход». У стойки бара их представили долговязому парню с целлулоидным воротничком и обтрепанными манжетами. На одном рукаве его пиджака белели какие-то пятна, которые, по мнению Артура, ничем не напоминали ни конскую слюну, ни даже молоко с хлебом.

– Расскажи им все, что мне рассказывал, – попросил Гарри.

Уинн медленно поднял глаза на приезжих и постучал пальцем по стакану. Артур отправил Вуда за необходимым средством укрепления голосовых связок информанта.

– Со Шпеком мы вместе в школу бегали, – начал тот. – Учился он хуже всех. Вечно в какие-то заварухи попадал. То скирду подожжет, то пристрастится табак жевать. Как-то раз ехали мы с Бруксом вечерним поездом в одном купе, и тут врывается к нам в купе Шпек, бросается в торец – и головой в окно. Только осколки брызнули. А ему смешно. Мы потом все в другой вагон перешли. Через пару дней заявляется какой-то субъект из железнодорожной полиции и говорит: вам, дескать, придется заплатить за разбитое окно. Мы ему в один голос: это Шпек сделал, пусть он и платит, тем более что его застукали, когда он уплотнительную резину с оконных рам срезал, так пусть еще и за это платит. Потом Бруксову папаше стали письма приходить, что, дескать, мы с Бруксом на вокзале в Уолсолле оплевали какую-то старушку. Он вечно какие-то каверзы придумывал, Шпек этот. А потом из школы его куда-то увезли. Вроде бы официально не исключили, но что-то вроде того.

– И что с ним стало? – спросил Артур.

– Слыхал я, пару лет назад его в плаванье отправили.

– В плаванье? Вы уверены? На все сто?

– Поговаривали, что так. Короче, исчез он.

– Когда примерно это произошло?

– Говорю же, пару лет назад. А поджог скирды еще году в девяносто втором был, я бы так сказал.

– Значит, он ушел в плаванье в конце девяносто пятого – начале девяносто шестого?

– Точно не знаю.

– Приблизительно?

– Приблизительно я уже сказал.

– Не помните, из какого порта он отбывал?

Уинн покачал головой.

– А вернулся когда? Если вообще вернулся?

Уинн опять покачал головой.

– Чарльзуорт так и говорил, что вам будет интересно. – Он снова постучал по стакану.

На этот раз Артур не спешил реагировать.

– Мне-то интересно, мистер Уинн, но, вы уж простите, в рассказе у вас неувязочка вышла.

– Вот, значит, как?

– Вы учились в Уолсоллской гимназии?

– Ну.

– И Брукс тоже?

– Ну.

– И Шпек?

– Ну.

– Тогда как вы объясните, что, по словам мистера Митчелла, нынешнего директора, ученика с такой фамилией за последние двадцать лет в гимназии не было?

– А, понял, – отозвался Уинн. – Шпек – это прозвище его. Он коротышка был, ему как раз подходило. А так-то нет. Шарп его фамилия.

– Шарп?

– Ройден Шарп.

Артур взял со стойки стакан мистера Уинна и передал своему секретарю.

– Покрепче ничего не желаете, мистер Уинн? Виски, например, для блезиру?

– Это было б очень благородно с вашей стороны, сэр Артур. Очень благородно. А я тут подумал: нельзя ли к вам обратиться за ответным одолжением? – Он полез в небольшой ранец, и Артур унес с собой из «Восхода» полдюжины прозаических зарисовок из местной жизни («Озаглавить думал „Виньетки“»), пообещав дать отзыв об их литературных достоинствах.

– Ройден Шарп. Так-так, новое имя в деле. С чего начнем поиски? Есть какие-нибудь соображения, Гарри?

– А как же, – ответил Гарри. – Я при Уинне говорить не хотел, а то бы он все здешние запасы высосал. Могу дать наводку. Ройден у мистера Грейторекса подопечным был.