Ашерон

— Что ты делаешь? — спросила Артемида.

— Я не хочу, чтобы кто-либо видел меня.

— О, это хорошая идея. — Мгновения спустя она оказалась одетой в плащ из дорогой ткани, также как и он, натянув капюшон на голову, — как я выгляжу?

Прежде чем он смог остановить себя, на его губах появилась улыбка в ответ на ее невинный вопрос. Но он тут же стер ее. Он знал, что лучше не улыбаться. Подобное поведение всегда обрушивало на его голову одни беды.

— Ты выглядишь просто замечательно.

— Тогда почему люди говорят, что быть красивым плохо?

Ашерон стиснул зубы на простую истину, которая преследовала его всю жизнь.

— Люди уничтожают красоту, как только ее находят.

Она склонила голову на бок.

— Как так?

— По своей природе люди являются мелочными и ревнивыми. Они завидуют тому, чего сами не имеют, и так как сами они это получить не могут, то просто уничтожают. И красота — это та вещь, которая им ненавистна большего всего.

— И ты веришь в это?

— На меня нападали достаточно часто, чтобы усвоить этот факт. Чем люди не обладают, то они хотят разрушить.

Артемида была ошеломлена его цинизмом. Она уже слышала подобные замечания от некоторых богов. Ее отец, Зевс, постоянно говорит подобные вещи. Но для такого молодого человека…

Ашерон был проницательным не по годам. Она почти, что поверила в его притязания на божественность, но знала, что он был лишь немногим восприимчивее, чем остальные люди.

— Куда мы идем? — спросила она, тем самым меняя тему разговора.

— Общий вход здесь, — он привел ее к небольшой двери, возле которой собирались немытые и грязные люди.

Скривив губы в отвращении, она потянулась его остановить.

— Должны ли мы проходить через общий вход наряду с простыми людьми?

— Это стоит денег, чтобы пройти через другие?

Она не понимала, в чем проблема.

— У тебя их нет?

Он нахмурился.

— Нет.

Она вздохнула, и в ее руке появился небольшой кошелек, который она протянула ему.

— Вот. Достань нам достойные места. Я богиня. Я не сижу с простым людом.

Он поколебался, прежде чем повиновался. Колебался. Прежде он никогда не делал этого. Но он забывал, что она была богиней. С одной стороны, он не был таким ухажером, который был бы достоин ее внимания. Ей нравились такие отношения, словно они не более чем женщина и мужчина. Особенно когда один из них так невероятно красив. Но нужно было иметь ввиду и ее божественное происхождение. Она, в конце концов, дочь Зевса. Она могла бы убить его, если такова была ее воля. А почему нет? Он развеял все сомнения в своей голове, и перед ее глазами вновь он предстал таким же гордым и наглым, каким он был в ее храме. Он определенно был красивым человеком. И ей нравилась такая красота.

Артемида была рядом, когда он покупал им места, после чего он привел ее к ряду, который был отгорожен от крестьян. Здесь было менее тесно, и в этой же секции сидела знать и семьи сенаторов. Ашерон дал чуть больше денег, чтобы Артемида могла сесть на подушку, тогда как сам он уселся на камень.

— А себе ты такую не купил? — спросила она, занимая свое место.

— Мне не требуется подушка, — сказал он, отдавая ей кошелек.

Сморщив нос, она посмотрела на камень, на котором он сидел, представив, что это должно быть холодно.

— А тебе удобно?

— Не очень. Но я привык.

Он привык ко многим вещам, которые не были естественными. Что-то кольнуло в ее груди. На самом деле ее беспокоило то, что он принижает сам себя. Он не должен был ни в чем отказывать себе, особенно тогда, когда он был с ней. Щелкнув пальцами, она создала подушку под ним.

Он посмотрел вниз с испугом, что было довольно смешно.

— Ты не должен сидеть на холодном камне, Ашерон.

Ашерон дотронулся до мягкой голубой подушки, чтобы поверить в ее существование. Только Рисса заботилась о его комфорте. А порой и Катера. Но Катера заботилась о нем лишь с той целью, чтобы заработать больше денег. У Артемиды же не было никаких видимых причин и ее не должно было беспокоить то, что он был в подавленном состоянии или то, что ему было холодно. Он был никем для нее, а она сделала для него уже столько добрых вещей. Он почувствовал желание улыбнуться ей, но он все еще не доверял богине в полной мере. Он слишком часто обманывался добротой людей, которая была мотивирована лишь их эгоизмом.

Он напрягся, когда ему вспомнилось то время, когда отец выгнал его из дома Эстеса и он стал бездомным.

— Я дам тебе работу, мой мальчик…

Он закрыл глаза, пытаясь изгнать тот ужас, что последовал из-за его слепого доверия. По правде говоря, он ненавидел людей. Они использовали друг друга и были с ним жестоки.

Все они были жестоки к нему.

— Вино для господина и для его дамы?

В этот момент Ашерон понял, что к нему обращается пожилой продавец. Он был ошеломлен подобным проявлением уважения и не смог сформулировать ответ.

— Да, — сказала Артемида повелительно. Она протянула продавцу монету, и тот вручил ей две чаши с вином.

Продавец склонился перед ними в низком поклоне.

— Благодарю, моя госпожа. Милорд. Надеюсь, вам понравится представление.

Ашерон все еще не мог сказать ни слова, так что он просто взял чашу из рук Артемиды. Никто не относился к нему так с тех пор, как он находился в летнем дворце вместе с Риссой и Майей. И никто никогда не кланялся ему. Никто. Его горло сжалось, так что он стал неспешно потягивать вино.

Артемида изучала выражение его лица.

— Что-то не так?

Ашерон покачал головой, не веря тому, что сидит рядом с богиней. В публичном месте. Полностью одетый. Какой необычный поворот событий.

Артемида опустила голову, стараясь поймать его взгляд.

По привычке Ашерон отвел глаза.

— Почему ты не смотришь на меня? — спросила Артемида.

— Я смотрю на тебя.

— Нет, не смотришь. Ты всегда отводишь глаза, когда кто-либо приближается.

— Однако я вижу тебя. Я научился видеть, не глядя на предмет прямо еще давным-давно.

— Я не понимаю.

Ашерон вздохнул, поворачивая чашу в руках.

— Мои глаза заставляют людей чувствовать себя неудобно, и поэтому я стараюсь спрятать их как могу. Благодаря этому люди не сердятся на меня.

— Люди сердятся на тебя лишь от того, что видят твои глаза?

Ашерон кивнул.

— И каково это?

Он отогнал воспоминания, которые терзали его душу.

— Это ранит.

— Тогда ты должен сказать, чтобы они перестали причинять тебе боль.

Если бы все было так просто.