Ашерон
Шрифт:
— Ты не можешь держать его привязанным, как зверя, отец. Это жестоко. Он даже не может справить свои естественные нужды.
— А также позорить нас.
— Чем позорить?
— Женщины, — гаркнул он, — вы все слепы. Неужели ты не видишь, кто он такой?
Я точно знала, что представляет из себя мой брат.
— Он мальчик, отец.
— Он шлюха.
В этих словах было больше яда, чем в змеиной яме, куда мой отец кидал своих врагов. Это еще больше разозлило меня.
— Он был истерзанным рабом, которого ты выкинул на улицу. Что еще ему оставалось делать?
Ответом на этот вопрос было дикое рычание. Но я не собиралась отступать.
— С меня хватит, отец. Я больше не потерплю этого ни одной минуты. Если
— Ты не посмеешь.
Впервые в жизни, я смотрела на него, как на равного. В глубине души я знала, что смогу нанести себе этот вред.
— За жизнь Ашерона, посмею. Он заслуживает большего, чем существование животного.
— Он ничего не заслуживает.
— Тогда ищи другую подстилку для Апполона.
Его глаза потемнели так, что я была уверена, что получу за свою дерзость. Но неожиданно я выиграла эту битву. В тот же день Ашерона освободили. Он лежал даже когда оковы уже раскрыли, и я увидела настороженность в его глазах. Он ожидал, что что-то худшее могло произойти с ним. Когда кандалы совсем убрали, я приказала стражникам выйти из комнаты. Ашерон ни разу не пошевелился, пока мы не остались наедине. Медленно и со злобой он заставил посмотреть себя мне в глаза. Его шатало, так как мышцы были слабыми из-за малой подвижности. Его длинные белокурые волосы были спутанными и жирными. Его кожа была безумно бледной из-за того, что тьма была его недавним домом. Густая борода покрывала щеки. Под глазами пролегли глубокие морщины, но, по крайней мере, он больше не выглядел привидением — обильная еда помогла набрать ему вес, и сейчас он отдаленно походил на человека.
— Ты не можешь покинуть эту комнату, — предупредила я его, — отец был категоричен в своих условиях, твоя свобода будет распространяться только на эту комнату и только до тех пор, пока ты скрыт от посторонних.
Ашерон замер от услышанного и одарил меня пронизывающе холодным взглядом.
— По крайней мере, ты больше не привязан.
Он не разговаривал со мной. Он вообще ничего не делал. Однако его проникновенные серебряные глаза метали молнии. В них я увидела ту боль и агонию, которые на данный момент наполняли его жизнь. Они обвиняли и в тоже время мучились от боли.
— Мои покои через две двери, и ты можешь…
— Я не могу выйти, — заорал он, — разве не это, ты только что сказала?
Я было открыла рот, но потом передумала. Он был прав, а я уже успела об этом забыть.
— Тогда я приду навестить тебя.
— Не утруждай себя.
— Но Ашерон…
Он остановил меня своим убийственным взглядом.
— Помнишь, что ты сказала, когда в последний раз навещала меня в клетке?
Я попыталась восстановить хоть что-то в памяти. Я была очень зла на него, за то, что он не говорил со мной. Вот все, что я могла вспомнить.
— Нет.
— Ну и умирай. Я устала о тебе беспокоиться!
Я застыла от слов, которые никогда не должна была говорить, они ранили меня глубоко, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что должно быть чувствовал он. Если бы я только знала, что он так страдал…
— Я злилась на тебя.
Он скривил свои губы.
— Я был слишком слаб, чтобы отвечать тебе. Знаешь, очень сложно разговаривать, когда дни напролет ты проводишь в кромешной тьме, а компанию тебе составляют только крысы. И потом ты ведь вряд ли представляешь себе, что такое, когда тебя кусают блохи и крысы? Или что значит сидеть в своем собственном дерьме?
— Ашерон…
Его ноздри раздувались.
— Оставь меня в покое, Рисса. Мне не нужно твое милосердие. Мне вообще от тебя ничего не нужно.
— Но…
Он вытолкнул меня из комнаты и захлопнул дверь перед моим носом. Я стояла и смотрела на нее, пока не заметила движение. Это были стражники для Ашерона. Их было двое, и они должны
были следить за тем, чтобы он не нарушал приказы отца. Это было его судьбой. Я только сменила расположение его тюрьмы. Мой брат все еще был заточен.У меня изнывала душа по нему. Он был жив, но для чего? Возможно, было бы более благородно дать ему умереть. Но как я могла допустить это? Он же мой брат, и я его люблю, несмотря на его ненависть ко мне. Я развернулась и пошла в свои покои, но и там не могла найти себе места. Я была с Ашероном жестокой, злой, неосмотрительной. Неудивительно, что он не хочет со мной разговаривать. Но я не могла оставить все, как есть. Я дам ему время, и возможно, в конце концов, он поймет. По крайней мере, я надеялась, что он найдет в себе силы и простит меня, за то, что я была, как и все. За то, что причинила ему боль, когда должна была драться за него.
Глава 28
1 декабря,9529 г. до н. э.
Шли дни, а я все больше нового узнавала об отцовских правилах по содержанию Ашерона. Никто не допускался в его комнату, кроме меня, но, к сожалению, я не была желанным гостем для Ашерона. Все, к чему он прикасался, должно быть разрушено и сожжено. Абсолютно все. Его тарелки, простыни, даже его одежда были подвержены уничтожению. Это был вид отцовского публичного унижения Ашерона. Меня от этого тошнило. Пока я не наткнулась на еще более пугающий факт из всех. Я пошла с друзьями посмотреть пьесу в середине дня, это нельзя было назвать для меня обычным, но Затерии в душу крепко запал один актер, и она настояла на том, что я должна оценить его. Мы смеялись, когда я неожиданно заметила кое-кого, кто сидел на два ряда ниже нас в крестьянской секции. Он сидел один, с головы до ног укутанный в плащ. На его голове был капюшон, и поэтому я не видела его черт, однако что-то странно знакомое было в нем.
Когда пьеса закончилась, и человек поднялся, я поняла, почему он мне показался знакомым. Это был Ашерон. Он натянул капюшон ниже, но я все-таки успела заметить красоту его лица. Тем более Стиксу даже в голову не пришла бы такая простая мысль, как посетить дневную пьесу. А если бы все же и пришла, то он бы никогда не сидел на этих местах. Я извинилась и пошла за ним.
— Ашерон? — он приостановился на долю секунды, а потом натянул капюшон ниже и продолжил идти. Спеша за ним, я заставила его остановиться. Он посмотрел на меня холодно.
— Ты скажешь ему?
— Нет, — выдохнула я, понимая, что под словом "ему" он имеет в виду нашего отца, — зачем мне?
Он уже собрался уходить, но я его остановила. Он был очень злым.
— Что, Рисса?
— Как ты смог выбраться сюда? Стража…
— Я подкупил их, — сказал он сдавленным голосом.
— Чем? У тебя ведь нет денег.
Взгляд, которым он одарил меня, ответил на мой вопрос сполна. Меня замутило от одной только мысли, что он предпринял, чтобы выбраться из дворца. Он прищурился.
— Не смотри так испуганно, Рисса. Я продавался и за меньшее, чем полдня свободы. По крайней мере, они были ласковыми.
Слезы навернулись мне на глаза.
— Ты не можешь больше этим заниматься!
— Почему нет? Ведь именно этого все от меня и хотят.
— Это неправда!
— Разве?
Я наблюдала, как он со злостью натянул свой капюшон. Сильное волнение пробежало среди тех, кто успел взглянуть на него. Неожиданная тишина просто оглушала. Она была настолько ощутима, что я безошибочно догадалась, что все внимание было сосредоточено на нем. Исключительно на нем. Женщины все разом повернули свои головы, хихикая и притворяясь, что они совсем не строят глазки объекту своего вожделения. Мужчины были менее скрытны. Нельзя было отрицать тот факт, что все они уставились на него с горящими взглядами, полными жгучего желания. На меня тоже подействовало его необычное очарование, но для меня оно было вызвано лишь семейными узами.