Ашхабадский вор
Шрифт:
– Мир тебе, путник.
– Мир и вам, повелитель Неджметдин, – вежливо сказал Карташ. Поколебался и добавил нерешительно, пока еще не представляя себе, как строить беседу с этим царем бедуинов: – Я Алексей, из России. Двое моих друзей – девушка с короткими волосами и блондин – мои друзья. К тому, что произошло в Уч-Захмете, они не имеют никакого отношения…
Хан обернулся, поморщился. Облачен он был в роскошный шелковый халат до колен на манер китайского, расшитый желтыми драконами.
– Я буду звать тебя так, как окрестил мой помощник: Яланчы. А ты можешь называть меня Недж. Неджметдин – слишком коряво для русского языка, а повелитель – слишком выспренно, – он отошел от жаровни, сел по-турецки на подушки, отщипнул виноградину от кисти (глухо брякнул о край
«А ведь он не туркмен, – вдруг понял Карташ. – Мусульманин – наверняка, но не туркмен… Кто же тогда? И как это нам поможет?»
– Садись, путник, в ногах правды нет. Если хочешь есть – ешь, если хочешь пить – пей. И ничего не бойся. Пока ты в моем доме, ты мой гость. Ты мой гость, пока я не решу, как с вами поступить… А решение, должен сказать, принять непросто. Садись и расскажи все сначала, что произошло в Уч-Захмете.
И Алексей рассказал. Все, начиная от их прибытия на станцию Буглык и заканчивая боем во время песчаной бури. О платине он, разумеется, умолчал, равно как и о том, что Дангатар жив, однако на рассказе об истинной цели их приезда в Туркмению Неджметдин и не настаивал. Когда Карташ закончил, хан некоторое время молчал, глядя в огонь жаровни. На его груди таинственно поблескивал огромный кулон на толстой, в два пальца, золотой цепи. Кулон был усыпан разноцветными камушками: Карташ искренне сомневался, что стразами.
– Странное положение, – медленно сказал хан. – С одной стороны, если, конечно, ты говоришь правду, вы всего лишь защищались от людей Садуллы, который, откровенно говоря, всегда сначала хватался за оружие, а уж потом думал. И защищались успешно, как и подобает настоящим воинам… Я знал и Дангатара, и хотя наши пути никогда не пересекались, я уважал его. И если вы его друзья, то, значит, вы достойные люди. Это с одной стороны, – еще одна виноградина исчезла во рту Неджметдина. – С другой же стороны, вы сломали звено в цепочке, которую я выстраивал не один год. Караван Садуллы вез очень дорогой товар, этот товар ждут очень большие люди, и если он не прибудет вовремя… а вовремя он ужене прибудет. Я теряю не только деньги, я теряю уважение больших людей. Как, спросят они, мы можем доверять Неджметдину, когда он не держит слово и задерживает поставку? И в этом виноваты вы. А это плохо.
– Я могу указать место, где спрятан товар, – осторожно сказал Карташ. – Твои люди могут взять его и отправить заказчику…
– В обмен, конечно же, на вашу свободу? – усмехнулся хан. – Поверь, у меня и так найдутся средства развязать тебе язык. А потом убить.
– Недж… – сказал Алексей, лихорадочно прокачивая ситуацию. Если этот пустынный король не сразу распорядился вырвать им ногти и порезать на ремни, если он еще поболтать хочет, есть шанс, как минимум, выторговать жизнь. А как максимум, и свободу. – Недж, мы просто оказались не в то время и не в том месте. Поверьте, у нас и в мыслях не было мешать вашей… работе. Мы хотим помочь вам исправить то, что испортили не по своей вине, и пойти своей дорогой.
– Однако вы помешали... Ты хорошо держишься, Яланчы, клянусь пророком Нухом. Но все дело в том, что ваша жизнь сейчас дешевле воздуха, которым мы дышим... Допустим, я найду товар и доставлю его большим людям. Допустим, большие люди простят мне задержку. Но что дальше? Садулла, хоть и был дурак, но был очень хорошим проводником. Он возил товар из Афганистана, и всегда успешно, без потерь, без обмана, без проволочек. А возил он, как ты наверняка уже проверил, не ковурму какую-нибудь на базар, а мак. Опий. Это был один из самых больших каналов, и я очень дорожил им, поскольку через Пакистан и Иран доставлять товар в Европу стало трудно, там усилили границы, там борются с Аль-Каедой и наркоторговлей, поставщикам понадобились новые пути, пути через Туркмению. Садулла знал один такой путь. И он знал продавца. Я продавца не знаю. Я не знаю, какими тропами он вел караван через границу. И теперь Садулла мертв, и мертвы все караванщики. Их убили вы.
– И что ты собираешься делать? – спросил Алексей напрямик, чувствуя,
как по спине поползли струйки пота. – Убить и нас в отместку? Запытать до смерти? Только вряд ли это вернет караванщиков, Недж...Неужели придется сдать ему платину? Ай-ай-ай, как нехорошо-то…
– Я еще не решил, – признался хан Неджметдин. И совершенно неожиданно добавил: – Вы очень необычная компания, Яланчы, самая необычная из всех, что я встречал. Ты – наверняка военный, у тебя выправка офицерская, а твоя подруга – городской житель, в пустыне ей делать абсолютно нечего. Твой приятель не так давно с зоны, и я не удивлюсь, если узнаю, что покинул он ее по собственной воле, супротив воли Хозяина… Что же вас объединяет, а? Что вы здесь делаете?
Алексей ничего не ответил, подумал лишь: «Интересно, а когда это ты сумел нас разглядеть? В щелку подглядывал, как мы подъезжаем, что ли?..»
Хан опять ухмыльнулся, поняв его мысли по-своему.
– Не удивляйся, я с детства жил в России… в Ленинграде. Я сидел в России. В восемьдесят девятом, когда моя… родина начала борьбу за независимость от Большого Брата. Тогда модно было выходить на демонстрации протеста, тогда модно было сидеть за убеждения. Я был молод, и я сидел. И тоже ушел с зоны по своей воле. Потому что понял, что Россия – это не мое. Поэтому я сразу почувствовалтвоего приятеля…
«Ага, ностальжи поперло, – подумал Карташ. – И ведь скучает, бай фигов, по России-матушке…»
– Теперь у нас все по-другому, – сказал он проникновенно, изо всех сил стараясь, чтобы его слова ни в едином звуке не звучали фальшиво. – Россия стала другой…
И это было ошибкой.
– Другой?! – гаркнул хан, едва не опрокидывая блюдо с виноградом. – Другой, ты говоришь? Дурак. России как было наплевать на себя, так наплевать и сейчас. Я вожу мак из Афганистана. Талибы запрещают выращивать мак, поэтому я покупаю его у Северного Альянса, а Северный Альянс поддерживает Россия. Значит, Россия поддерживает и мой бизнес? Я вожу мак через Туркмению, потому что я купил здешних чиновников. Здешних чиновников покупают все, даже американцы. Почему же Россия не может купить их, если не в состоянии договориться, почему позволяет маку и исламистам расползаться по вашей Азии? Мало вам небоскребов в Америке?!. – Он вдруг успокоился – видать, выплеснул, что накипело. – Иди, Яланчы. Я завтра подумаю, что с вами делать.
Смешавшись, Карташ поднялся.
– А мои друзья…
– Ты завтра с ними увидишься. Я не хочу, чтобы вы общались, пока я не принял решение. Иди, Ахмед покажет тебе твой кара-ой, – и он звонко хлопнул в ладоши.
Кара-ой, оказалось, называлась кочевничья юрта, которая по внутреннему убранству мало чем отличалась от жилища философствующего хана, разве что ковры были победнее, да подушки не шелковые. Карташ, как был в одежде, растянулся на коврах и стал смотреть в дырку в потолке юрты, куда лениво уплывал дым из жаровни. Так же лениво клубились мысли и в голове Алексея. Поразмыслить было о чем, но думать не хотелось совершенно. За матерчатыми стенами юрты кто-то смеялся, кто-то наяривал ритмичное «дум-дум-дум» то ли на барабане, то ли на тамбурине, периодически пламя костров взвивалось к небу разбрасывающими искры столбами, словно бензину плеснули – сквозь щель в пологе он видел отсветы оранжевого огня. Праздник у них, что ли? Ага, конечно, – по случаю гибели каравана с наркотой, сиречь с заработком… Он закрыл глаза, и тут же полог откинулся, внутрь кто-то проскользнул. Карташ приподнялся на локте:
– Кто тут?..
– Т-с-с-с… – Голос женский, незнакомый. – Меня зовут Айджахан. Меня прислал Неджметдин.
– Зачем? – тупо спросил Алексей.
– Ты – гость, – непонятно ответила женищна и приблизилась. В неверном свете жаровни Карташ разглядел ее – симпатичная юная азиаточка, гибкая и тонкая, в невесомом платьишке, напоминающем сари.
– А там у вас праздник, что ли?
– Да.
– По поводу?
– Наступила ночь, и все живы…
Она присела рядом, и Алексей уловил аромат свежего сильного тела – что, согласитесь, было странно для кочевников: ни тебе запаха пота, ни вони костра…