Ашната
Шрифт:
Все это он слышал много раз, не было смысла отвечать на то, что десяток раз было сказано и обговорено. То, что раньше больно ранило, сейчас доставляло лишь малый дискомфорт. Этот как рана, которая не зарубцевалась полностью, на которую наложили несколько швов и сверху заклеили толстым слоем пластыря. Тема личной жизни была для него предельно понятной и потому закрытой.
Чем ближе подходила Ашната к общежитию, чем противнее чувствовался в горле ком. Достав из сумки бутылку с водой, она немного попила и пошла более решительным шагом. Заходя в ворота, она увидела свет в своей комнате. «Значит Анна уже дома», – подумала она и села на скамеечку во дворе. Сад Дома Студента был зеленым: множество высаженных цветов, сочная подстриженная трава, высокие тополя, молодые дубы и несколько лиственниц. Жаркой весной и в начале лета студенты любили готовиться к сессии, сидя, а то и лежа
Ашната не хотела заходить без стука. Почему-то ей казалось, что сейчас лучше постучать, прежде чем войти. На стук Анна открыла дверь и вопросительно посмотрела на подругу.
– Зачем ты стучишь? – удивление не уходило с её лица.
Вытащив из сумки бутылку воды и пакет с соком, Ашнала села на кровать и замолчала.
– Не мешает телевизор? – Анна с перевязанным полотенцем на голове ходила по комнате, раскладывая новые вещи.
– С легким паром, – монотонно сказала Ашната, смотря в пол. В руках она теребила брелок с ключами.
– Аш, смотри, какие платья я купила. После работы заскочила на распродажу, – Анна восторженно рассказывала о том, как ей повезло купить брендовые вещи по смешным ценам. Ашната её по-прежнему не слушала.
– Да что с тобой? Что-то случилось, сидишь как замороженная, – Анна подошла к подруге и села перед ней на корточки.
– Я принесла тебе книги, что ты просила – Ашната потянулась за пакетом, но Анна опередила её и достала пакет с пола. Закинув его себе на кровать, она вернулась и снова села рядом с подругой.
– Не сомневалась в том, что ты все сделаешь. Спасибо. Но все-таки, в чем дело? Ты какая-то не такая. Колись, в чем дело.
– Оставь. Все нормально. Мне нужно отдохнуть, сегодня я много шла пешком и совсем мало ела.
– Ничего не чувствуешь? – улыбаясь спросила Анна и расплылась в улыбке. – А ведь я запекла твою любимую курицу. Гулять так гулять! Сегодня я получила зарплату.
– Да-да. Еще в коридоре я уловила аромат приправы карри. Твоя любимая. Ты её кладешь даже в рис, – улыбнувшись, ответила девушка.
– Как без нее. Это же пряная смесь жёлтого цвета. А жёлтый – мой любимый цвет, – рассмеялась Анна и достала с полки тарелки.
Ашната смотрела на Анну, на её длинные вьющиеся чёрные волосы, с которых она небрежно сбросила влажное полотенце на пол. Худые ноги, тонкая кость, девушка ниже среднего роста, удлиненной формы лицо с крупными чертами и заразительный смех. Это и была её подруга. Разве важно то, что написано в её личном деле? Ведь именно она, а не кто-то другой, сейчас нарезает салат и выкладывает на красивое блюдо запеченную птицу. Разве имеют значение бумажки, на которых записаны гадкие слова и ложные обвинения? Что эта, написанная чужой рукой галиматья, значит в сравнении с теплом, которое излучает человек?
– Конечно, блюдо далековато от совершенства. Но надеюсь, что ты не строгий судья.
– Что ты, очень вкусно! Ты неплохой кулинар, а я добрый критик – улыбнувшись, ответила Ашната.
– Не льсти мне, Аш. Мало что сравнится с твоим яблочным пирогом и грибной лазаньей. Вот спомнила их вкус, и у меня еще сильнее разыгрался аппетит. Налетай!
По телевизору опять показывали новости. Итоговую программу. Ашната вспомнила, что утром уже видела этот сюжет. Опять мелькнул мужчина, говорящий тихо, но очень убедительно и какие-то пожилые господа, коротышки в дорогих костюмах внимательно его слушали.
– Смешные они, но говорят красиво. Никогда так не умела, – заметила Анна и переключила на музыкальный канал.
– Главное красиво думать и красиво поступать, – сделав несколько глотков яблочного сока, ответила Ашната и начала собирать посуду. – Спасибо за ужин, все было очень вкусно.
– На здоровье, дорогая. Соберешь посуду в раковину, я когда вернусь вымою.
– Ты уходишь?
– Да, не зря же я накупила столько модных вещей. Вот не знаю, какое платье выбрать. Помоги, а?
– Я бы надела что-то чёрное. Строго и выразительно и всегда беспроигрышно.
– Но у меня нет ничего чёрного, не люблю я траурные цвета.
– Почему же траурный? Чёрный – цвет королей. Это константа. С него все начинается.
– Я
не Констанца, вот поэтому черные вещи не люблю, – смеясь, отрезала Анна. Она понятия не имела, что такое константа, а спрашивать у подруги сейчас не хотелось. Все равно новая информация сейчас, перед свиданием, вылетела бы так же быстро, как зашла. Не задерживаясь.– Есть вот это, – Анна вынула короткое салатовое платьице и вышла в ванную. А зелёный случайно не цвет царевен-лягушек? – быстро надев его, она снова появилась в комнате.
– Главное, чтобы нравилось тебе, – снисходительно к вкусу, точнее к полному его отсутствию, ответила Ашната и, достав из сумки конспекты, начала читать.
«Три мировые религии: христианство, ислам, буддизм, индуизм… Наверное, сейчас он едет домой и в машине слушает аудиокнигу Кинга. Католицизм, христианство, православие, лютеранство… Сегодня на нем синие джинсы и бордовое поло. 95 тезисов Мартина Лютера от 31 октября 1517 года. Наверное, сегодня он не вспоминал меня. Да что такое! Ислам зародился в четвертом веке нашей эре, самая молодая из мировых религий. Собор Святого Петра в Риме…», – мысли перемешались. Смотря в конспект, она не могла сосредоточиться, читая знакомые буквы, она видела его лицо. Достав из сумочки телефон, она посмотрела, не было ли новых звонков или сообщений. На сенсорном экране было много отпечатков её пальчиков, которые через каждые десять минут включали и выключали телефон. «Скоро он будет дома. А может быть уже дома. Три дня назад, да, ровно в это время он звонил мне. В последний раз», – её мысли никак не могли сосредоточиться на учебе. Отбросив конспект, она подошла к окну. Комната была пустой. Открыв настежь окно, она впустила свежий воздух, который был рад наполнить своей свежестью спящие стены. Закрыв глаза, она отдалась силе ветра, бесцеремонно ворвавшемуся в душную комнату. Развивая золотые волосы, он играл с ними, то вздымая вверх, то развеивая их. Играя, он словно подбрасывал ребенка на качелях. По наитию, Ашната раскрыла руки, готовая заключить в объятия все до единого его порывы. Некоторое время она стояла неподвижно, дыша ароматом свежих цветов. Снова этот запах ванили, ей так нравилось это приторное послевкусие. Маленькой она любила садиться у кухонного шкафа, брать оттуда пакетики с ванилью и пересыпать заветный порошок в руках, как песок. Бабушка никогда не ругала её за эти шалости. Запах детства. Он пришёл к ней оттуда, и расстаться с ним сложно, даже будучи взрослой девушкой. Закрыв глаза, она такая юная и беззаботная оказалась в темной комнате. За фортепиано сидела её подруга. Музыка лилась, как быстрый горный ручеёк. «До сих я вспоминаю, как ты играла для меня Лунную сонату с закрытыми глазами. На мой вопрос, зачем ты это делаешь, ты отвечала, что хочешь почувствовать то, что чувствовал композитор, но лишить себя слуха невозможно, проще закрыть глаза. Колющая острота», – Ашната снова перенеслась в сладкие годы своей юности. Как тогда, она слышала любимую мелодию. «Сколько раз слушаю её, а чувства те же: мурашки бегают и по телу и в душе. Всю жизнь возвращаюсь к этой ангельской мелодии. Её не мог написать счастливый влюбленный, так же её не может прочувствовать счастливый любящий. В ней столько боли, столько…», – она по-прежнему стояла у окна с закрытыми глазами, обхватив себя руками за плечи. Солёная на вкус слеза скатилась по щеке, оставляя влажный след на бархатной коже.
– Прости, я разбудила тебя, – Анна зашла на цыпочках в комнату и зажгла ночную лампу около своей кровати.
– Не думала, что засну. Я читала.
– Тебя сморило. У тебя такие опухшие глаза. Ты что опять плакала?
– Лучше бы у меня что-то болело, чем эта боль… По крайней мере, было бы легче. – Не поняла. Ты о чем?
– Да так. Мысли вслух. Спокойной ночи, – Ашната повернулась на другой бок и закрыла глаза.
Еще какое-то время Анна тихонько ходила по комнате: снимала макияж, переодевалась, расчесывала волосы, пила чая и наконец, свет погас. Началась игра: то тишина проглатывала темноту, то ночная темень съедала убийственную тишину. Именно во время такой игры одиночество одерживает победу и сквозит из каждой щели, цепляется занозой в сердце того, кто днём забывает о том, как ночью бывает холодна его постель. С первыми солнечными лучами царство теней испаряется, но чего стоит выстоять. Одинокие, промозглые ночи – безжалостные змеи.
– Спишь?
– Нет.
– Тебя вызывают в деканат. Просили передать, что ждут тебя.
– Что им все неймется? – нервно подскочила на кровати Анна.
– Они сами все скажут. Я так поняла, что речь идёт о курсовой, которую ты якобы украла у выпускника.
– Раздули скандал? Делать им что ли нечего?
– Преподавателя уже уволили. Тебе нужно объясниться, чтобы не было проблем. Если хочешь, я схожу с тобой.
– И не подумаю туда идти. Пусть не суют свои носы в чужие дела!