Ашната
Шрифт:
От приглушенного звука будильника, он быстро пробудился, по инерции встал и открыл шторы. Впуская теплые рассветные лучи, он стоял у открытого окна. Он стоял, улыбаясь бегающей по саду собаке. Грете нравилось сбивать с травы капельки росы. Носясь у пруда с мокрой, от влажной травы, носом, она могла громко лаять от удовольствия, разбудив всех вокруг. Никто на это не злился. Любимице хозяина разрешалось все. Он баловал её, как ребенка. Это было понятно. Как никто другой, она дарила ему свою любовь. Не потому, что он богат, и не за то, что он влиятельный политик. Она любила его руки, улыбку и тепло. Какая разница?
– Доброе утро, Александр! Ваш зелёный чай, – Мадлен подала овсяную кашу, несколько тостов и кленовый сироп.
– Ну вот. Наконец ты не называешь меня господином. Доброе утро!
– Ваш чемодан уже в машине. Госпожа распорядилась, чтобы я с вечера уложила Ваши вещи, – она запнулась.
– Спасибо. Принеси, пожалуйста, несколько долек лимона.
– Простите, я забыла, – обычно Мадлен никогда ничего не забывала подавать к столу. Она старалась скрыть своё расстройство. Её мысли были сейчас не в этом доме, а где-то очень далеко.
– Мадлен, что-то произошло?
– Все хорошо, спасибо.
– У тебя расстроенный вид, в словах путаешься, забыла подать лимон. И чего никогда не случалось – приготовила соленую кашу. Из этого, могу сделать вывод – ты огорчена, – он говорил тихо и спокойно. Не было такого, чтобы он хотя бы раз повысил голос на прислугу.
– Мой брат… Его сбила машина, – в слезах начала рассказывать экономка.
– Сядь, – он встал, отодвинув стул и, поддерживая за руку женщину, аккуратно усадил её за стол. – Теперь спокойно рассказывай. Я слушаю!
– Понимаете, он выходил из банка. Мои племянники задолжали банку большую сумму. Брат пошёл просить их подождать, не подавать в суд. Ну, хотел поговорить по-человечески, понимаете? Собрал все свои сбережения и понес в банк. Этого хватило только на то, чтобы погасить проценты, у них это называется пени. На него, бедного, еще и накричали, что он не принес всю сумму. Боже! Не представляю, как они его оскорбляли, – она закрыла лицо руками и заплакала навзрыд.
– Успокойся, – налив ей стакан воды, он сел рядом, взял её за руку, и погладил по плечу.
– У него больное сердце. Видимо стало очень плохо, когда он переходил дорогу. Да что же это такое! В каком мире такое возможно! Издевательство над человеком остается безнаказанным, – она еще сильнее заплакала.
– Позвони ему и узнай, где это произошло. А сейчас приляг, тебе нужно отдохнуть. Мне пора в аэропорт. До завтра, – спешно встав из-за стола, он на ходу сделал несколько глотков чая и ушел.
– Но Вы ничего не поели… – Мадлен только было приподнялась, чтобы догнать хозяина, но у неё не было ни моральных ни физических сил сделать несколько шагов до двери.
Выйдя из черного автомобиля представительского класса, он направился к личному самолету. Быстрый транспорт. Александр любил свой самолет. Приобретая его, он попросил нанести яркой краской на него единственную заглавную букву «А», что отличало его от остальных частных самолетов, которые больше походили на разрисованные граффити металлоломы.
– День добрый! Командир, к полёту готовы? – дружески похлопав по спине пилота, спросил он и зашёл в салон.
– Всегда в Вашем распоряжении, – искренне улыбнувшись, ответил командир.
Две стюардессы, стоящие рядом, переглянулись и ехидно хихикнули друг другу.
Закрыв усталые глаза, он сидел в откинувшимся кресле. Под ним плыли красивые, как взбитые сливки, облака. Ему было сорок лет: всегда ухоженная
прическа, дорогие костюмы, начищенная обувь, всегда модный тонкий аромат, золотые запонки и галстук под цвет глаз. Все у него было. И только в сердце было пусто. Он привык к этой пустоте, заполняя эту брешь работой. И до того он привык к этой тишине и тупой боли внутри, что перестал их замечать. Это стало частью его самого. Будто с этим он родился и с этим же должен будет уйти. По крайней мере, именно это предвещало все то серое и невзрачное, что происходило с ним изо дня в день. Александр давно забыл о своей мечте, она где-то затерялась. Искать её, он больше не хотел. А когда человек теряет мечту, он рискует потеряться сам. Когда не за что держаться, трудно выстоять, даже в штиль.Проснувшись, Ашната увидела, что Анны в комнате нет. Судя по запаху булочек и сладкого запаха её духов, она позавтракала и ушла. Кто-то учится бесшумно плакать, а кто-то бесшумно уходить.
Смотреть на выключенный телефон было невыносимо. Включив его, она увидела пропущенный звонок. Холод пробежал по телу. Кровь словно застыла, руки и ноги похолодели. Сердце забилось так часто, будто хотело выскочить, но тоненькая оболочка бледного тела, удерживала его.
«Давай все вернем. Не могу без тебя, малышка» – так он писал каждый раз, чувствуя, что она готова уйти. И сейчас, когда силы пришли, она собрала всю волю в кулак, а чувствам приказала подчиниться разуму, ведь он снова теребит её душу.
Не в силах бороться с собственным сердцем, она набрала его номер. Этот сладкий голос обволакивал её сознание. Яд тоже бывает сладок, тем он и коварен. Он убивает не так быстро, как остальные. Убивая, он заполняет все тело приторным, опьяняющим ароматом. Предательское убийство. Нечестное. Такой сладкий, его хочется все больше и больше, пока все тело не будет парализовано этим опасным ядом, он будет казаться безобидной ванильной конфеткой. Запах ванили, да, этот яд пах ванилью. «Он не может быть плохим, ведь он пахнет детством», – так думала она, каждый раз чувствуя, что возвращается к нему. Снова и снова.
– Алло, – и её сердце замирает. На миг оно перестает биться, после чего стучит, как закрытая в темнице рабыня, изо всех сил, пытающаяся достучаться до равнодушных надзирателей.
– Ты звонил?
– Малышка, я соскучился. Когда ты приедешь? Мне плохо.
– Ты опять пил?
– Тебя нет рядом, меня некому пожалеть, погладить по голове.
Слёзы катились у неё из глаз. В ней боролся разум, чувствующий… нет, скорее разум, предчувствующий новый обман, и чувства, которым она была снова отдаться на растерзание. Шла борьба, значит не все потеряно.
Каждый раз она спасала его. В изящной девочке была недюжинная сила, способная помогать. Её душа напоминала верного пса, сидящего в ногах у хоть и плохого, но любимого хозяина. Её глаза преданно смотрели в глаза тому, кто мог в любую минуту её пнуть тапком, а на другой день поманить, но не любя. А из-за эгоистичного желания не быть одному. Не заботясь о душе другого, он мог приголубить на несколько минут, а потом с такой же легкостью грубо отшвырнуть, не находя в этом ничего предосудительного. Душа щенка так чиста и невинна, что ласковый взгляд хозяина, пусть и предателя, он не променяет ни на что. Даже зная, что после кажущейся доброты получит оплеуху ни за что, просто потому что он щенок, а это его хозяин, щенок продолжал преданно смотреть в глаза любимому человеку.