Аскольд и Дир
Шрифт:
В пятнадцать лет Вяхорь был насильно женат на тридцатилетней распутной девке из купеческой семьи. Родители позарились на богатое наследие единственной дочери. Но жена скоро сбежала с заезжим византийским купчишкой, опозорив его на весь Киев. И с тех пор он возненавидел женщин, говорил о них презрительно и с насмешкой, никому не верил, стал человеком язвительным и ехидным. Встреча с Есеней перевернула его жизнь. Он влюбился в неё, а главное, поверил, что встретил искреннюю и нелицемерную женщину. С этого момента он стал постоянно желать встреч с ней.
Но она оставалась
Как-то взглянув в окно, она увидела, что выпал первый снег. На его яркой белизне чётко выделялись черные деревья, и она подумала, что её душа сейчас похожа на эту картину: появилось что-то светлое, радостное в её сердце, но по-прежнему его перечёркивали воспоминания о черных днях во дворце князя.
Однажды она взяла санки и, как это было в детстве, пошла кататься с днепровской кручи. Встречный ветер, снежинки в лицо и щекочуще-восторженное чувство от стремительного полёта в бездну. Во второй раз на каком-то небольшом бугорке её подкинуло и швырнуло в сторону, она перекувырнулась несколько раз. Начала приподниматься, наблюдая, как её санки, виляя из стороны в сторону, продолжали нестись вниз.
Вдруг послышался резкий хруст от развернувшихся санок, её обдало снегом и кто-то произнёс весело и участливо:
– Не ушиблась?
Есеня оглянулась. Заломив шапку набекрень, перед ней стоял Вяхорь. Она тихонько рассмеялась. Встреча ей была приятна.
– Храбрая ты женщина, - продолжал он, подошёл и стал отряхивать её варежкой. Она покорно поворачивалась перед ним.
– Садись со мной, вместе спустимся. А то далеко идти до твоих санок, - предложил он.
Она села и спиной прислонилась к его груди. Он легонько взял её за плечи, и они покатились, стремительно набирая бег.
Внизу он подал ей руку, помог встать. Они восторженно глядели друг другу в глаза, опьянённые быстрой ездой.
– Прокатимся ещё?
– спросил он.
– Конечно!
– ответила она радостно.
Они накатались досыта, усталые побрели домой.
– Всё детство у меня прошло на этом скате, - сказала она.
– Как снежок выпадет, мы с девчонками сюда. До самой темноты катались!
– Я тоже. И когда мокрый снег пройдёт, крепости возводили. Делились с ребятами на две группы и по очереди брали приступом. Так весело было!
– Что-то я здесь тебя не видела…
– А мы вон на том скате играли!
– Как же ты здесь оказался?
Вяхорь на мгновение смешался, ответил неуверенно:
– Не знаю. Как-то так получилось…
Она догадалась, что он следил за её теремом и сопроводил до Днепра.
– И где же так быстро нашёл санки?
– лукаво спросила она.
– У знакомого выпросил, - признался он.
И они рассмеялись.
В тот вечер они долго гуляли по улицам Киева. Стояла тихая тёплая погода, какая бывает в начале зимы после выпадения обильного снега. Над ними нависало низкое рыхлое небо, домики казались ниже
и приземистее, чем обычно, они словно затаились среди снежного покрова.– Осенью меня одолевает печаль, - говорила она, ставя сапожки в наезженную санями гладкую полосу.
– Не знаю, откуда она берётся. Но такое чувство, будто что-то потеряла, в чём-то провинилась, кому-то чего-то должна. И сердце начинает сдавливать, и слезы на глаза навёртываются… Но наступает зима, выпадает первый снежок, и тоска проходит, будто её и не было. И на душе становится светло и радостно, и начинаешь ждать чего-то нового, необыкновенного…
Он хотел съехидничать, сказав, что в детстве тебя, наверно, папочка с мамочкой баловали очень, и выросла ты такой неженкой. Но вдруг неожиданно для себя начал говорить совсем другое:
– А я каждую осень почему-то мёрзну. Отчего, и сам не знаю. Ведь зимой намного холоднее, но мне не зябко. Может, дома ещё не топят печки как следует, может, промозглая погода действует, дожди и слякоть. Может, я такой дохлик, что кровь не греет…
Она потрогала его ладонь:
– Руки у тебя горячие…
– Зато сердце холодное!
– шутя ответил он.
На прощание он хотел привлечь её к себе и поцеловать, но она оттолкнула его, испуганно глядя в глаза, и он отказался от своего намерения.
Потом они стали встречаться каждую неделю, но неизменно при прощании она становилась натянутой, настороженно встречала всякую попытку приблизиться к ней, и он понял, что она перестала доверять всем мужчинам, боится нового обмана, чурается его, и смирился с этим.
Как-то по Киеву прогремел случай, когда жена купца ударила своего мужа ножом, да так сильно, что того еле отходили.
– Как она могла поступить так?
– спросила в недоумении Есеня.
– Ведь она любила его…
– Любовь и ненависть живут рядом, - ответил Вяхорь.
– Это известная истина.
– Ты прав, - задумчиво проговорила она, и он понял, что она в это время думает о Дире.
Не хотел, но как-то само собой вылетел вопрос:
– А тебе не хотелось бы отомстить князю?
– Он страшный человек, я не хочу о нём вспоминать, - быстро проговорила она.
– Удивительно, как ты только можешь служить у него советником!
Он ничего не ответил.
А при следующей встрече как бы между прочим сказал:
– Мы этому Диру такое можем подстроить, что он голову сломит!
Она недоверчиво посмотрела на него:
– Мы с тобой?
– Для начала - один я. Тебе не хотелось бы этого?
Она помолчала немного, ответила отчуждённо:
– Не возражаю.
«А у этой хрупкой женщины острые коготки, и она готова выпустить их в любой момент», - подумал он.
И этим она ещё больше понравилась ему.
В начале весны, когда на Днепре сошёл лёд, Вяхорь отправился в город Витичев, расположенный по течению реки в тридцати верстах от Киева. Там собирались купцы, чтобы совместно плыть дальше по Днепру и Русскому морю в Византию и другие заморские страны. На пристани Витичева было людно, шумно. Вдоль берега стояли десятки судов.