Асмодей

– Это рыцари! Рыцари! – шептали одни.

– Люцифер их покарал! Это Асмодей и Абаддон, – тут же присоединялись другие. – Наконец и до них добрались!

– Немыслимое унижение! – твердили третьи. – Подумать только!

– Терпи, – сквозь зубы шептал Асмодей, – не смей показывать им своей слабости. Иначе они никогда больше не склонятся перед тобой. Даже такую кару можно принять с достоинством!

– «Терпи?!» – вознегодовал внутренний голос. – «Ни один демон еще не знал такого унижения! Оглянись! Сколько жадных взглядом и все они ждут крови, ждут представления».

Однако когда над площадью разнесся пугающий свист хлыстов, и они, раздирая кожу, опустились на спины демонов, кругом воцарилась тишина. Все, как завороженные, воззрились на эту картину, с трепетом ожидая каждого удара. Кровь, алой струйкой устремилась вниз, заливая деревянный помост, но ни один стон так и не сорвался с губ приговоренных. Гордость оказалась сильнее первых ударов, к тому же, мысль о том, что злейший враг претерпевает подобные муки, предавала сил. Но чем сильнее плеть пропарывала плоть, а яд святого серебра растекался по венам, тем меньше оставалось решимости. На девятом ударе Асмодей не сумел вытерпеть эту муку, и обреченный вскрик вырвался из его груди. Впрочем, и Абаддон, не смог противиться кнуту, освещенному дланью самого Господа и на пятнадцатом ударе осел на колени, повиснув на оковах. К двадцатому удару их спины больше напоминали кровавое месиво, сквозь которое пробивались кости, а сами демоны безвольно обмякли на плахе, не в силах проронить ни звука. А потом было забытье, в котором не было света, не было звука, не было времени. Была лишь нестерпимая боль, невидимой нитью связывающая их с жизнью.

Наблюдая с балкона за разразившимся на площади представлением, Люцифер погрузился в какое-то мрачное оцепенение, свидетельствовавшее о зарождающейся ярости. На днях он должен был отбыть с визитом на Землю, оставить свое королевство, находящееся на пороге войны в ведение совета, но как могли они поддерживать мир, когда в их рядах царила непримиримая рознь?! Кругом было предательство, интриги и заговоры. Все вокруг лгали и убивали в угоду своим прихотям, и если одни прикрывались высоким саном, убивая «правильных» демонов, то другие явно руководствовались собственными мотивами. И как тут выявишь истинного предателя, когда каждый стремился прибрать к своим рукам больше власти?

Потому и решил Дьявол покинуть свои владения, со стороны взглянув на происходящие там бесчинства. Предатель был в рядах совета, иначе быть просто не могло! А значит, нужно было уехать, отменить дьявольский бал, проводившийся каждое столетие и приводивший под своды адского замка сотни ведьм, вампиров, демонов и прочей нечисти. В общем, нужно было подготовить благодатную для мятежа почву, чтобы в его отсутствие предатели сбросили маски. Тут и станет ясно, кто на чьей стороне.

А жертвы… как говорится, игра стоила свеч. Война и власть – две кровавые сестрицы, две вечные спутницы и немые соучастницы, холодной поступью идущие сквозь вечность и оставляющие после себя лишь смерть. Потери были неизбежны, и если ради победы ему придется «почистить» ряды собственных слуг – так тому и быть, если ему суждено лишиться власти, он не отдаст ее без боя.

Люцифер свыкся с опасностью, подстерегавшей его на каждом шагу, ибо знал, что она и есть та королевская мантия, которую правитель принимает на свои плечи, набравшись смелости решать судьбы своих подданных. Опасность была погребальным саваном, в который его закутают в том случае, если он поддастся слепой смелости или гневу. Но в то же время опасность была той приправой, которая придавала власти особую остроту, заставляя ценить каждое мгновение этого величия. И он ценил! Таков был его путь и его удел!

========== Глава IX ==========

Произошедшее на невольничьем рынке стало для Асмодея сокрушительным ударом, ибо к горечи последнего истинную боль причиняла ему не располосованная спина, а уязвленная гордыня. Люцифер избрал самое жесткое из возможных наказаний, уж лучше было принять смерть от меча Темного Владыки, как подобает истинному воину, чем быть обреченным на жизнь с печатью раба на спине. И, если телесные раны с годами затянутся, то вот ущемленное самолюбие будет вечность жечь его каленым железом.

Заранее демон уверил себя в том, что отныне и до скончания времен в глазах каждого черта будет видеть отражение своего позора, заранее похоронил свой авторитет под слоем пепла и заранее покорился своей судьбе. Однако упрямое самолюбие упорно разжигало в нем злобу и ненависть, заставляя чистить Люцифера последними словами и пробуждая в душе Дэлеб благоговейный ужас перед гневом Темнейшего.

– Молчите, Владыка, умоляю, – твердила она, помогая Асмодею забраться на спину Нифелима, но тот лишь яростно отбивался от ее рук.

– Не трогай! Момент, когда я не смогу самостоятельно держаться в седле станет для меня последним, – зашипел он, задыхаясь от кровавой слюны, выступившей на потрескавшихся губах. – Мне не нужна твоя помощь, и уж тем более при них, – демон кивнул в сторону чертей, столпившихся у Черных врат.

Все они, от мала до велика, с упоением наблюдали за этим действом, лелея в своих черных сердцах надежду на то, что в скором времени грозные рыцари Ада будут сброшены со своих пьедесталов. У остальных же появится возможность заслужить их место.

– Видишь, – продолжил Асмодей, – слетелись словно стервятники. Сейчас не время принимать помощь от женщины и показывать им свою слабину.

Очевидно, что Абаддон придерживался такого же мнения, потому как пронесся мимо них, подобно вихрю, оставляя за собой шлейф огненного пепла. Но его пещера находилась в преддверии врат Люцифера, а вот его товарищу по несчастью притворяться придется куда дольше.

– Повелитель, и все же в таком состоянии править драконом…

– Дэлеб, ты разве не услышала мои слова?! – обвязав вокруг запястий поводья, чтобы не выпасть из седла, прорычал он. – Еще один звук, произнесенный тобой, и я не посмотрю на твою долгую выслугу и мою личную симпатию к тебе. Клянусь, я привяжу тебя к Нифелиму и поволоку вслед за собой. Так что садись в седло без лишних разговоров.

Спорить дальше демоница не отважилась. Не было никакого смысла дразнить раненого зверя, который, казалось, только и искал того несчастного, на которого удастся излить свой безысходный гнев. Сопровождаемая тихим перешептыванием, она по крылу забралась на спину Нифелима и уселась за спиной хозяина, ухватившись руками за край седла, стараясь лишний раз не тревожить раны. Сложно в это поверить, но даже в Аду демоницы могли проявлять некие признаки заботы. В такие моменты смелые мыслители могли даже утверждать, что для этой огненной пустыни еще есть надежда.

– В пекло всё, – прохрипел демон, давая свободу своему питомцу. – А ну… пошел! – Не дожидаясь повторного приказа, дракон взмыл к небесам, будто по наитию стараясь сбавлять скорость на виражах, чтобы не потревожить раненого наездника. Вскоре он взлетел так высоко, что рынок обратился в маленькую точку на фоне чернеющей громады замка, только тогда Асмодей позволил себе повалиться на спину зверя, перегнувшись через луку седла.

Боль была нестерпимой. Казалось, что святое серебро до сих пор разъедало кожу, ядом путешествуя по венам и отравляя все его существо. Воистину, оружие, благословлённое самим Господом и выкованное в небесных кузницах, могло довести до безумия любого демона, даже такого сильного, как он. Пожалуй, если бы за его спиной не было свидетеля, Асмодей предался бы такому душераздирающему крику, что содрогнулась бы вся Преисподняя. Однако власть накладывала на таких, как он, немалые обязательства, а блюсти свое лицо – одно из них. Подобно капитанам кораблей, высшие демоны не могли позволить команде усомниться в собственной силе, непоколебимости, уверенности в победе и бесстрашии, иначе – смерть. И для капитана, и для моряков, и для корабля. Так что, скрипя зубами от боли, Владыка Похоти все же сумел подчинить себе свои инстинкты и порывы, позволяя боевому товарищу самому выбирать путь домой.