Асмодей

Раньше Асмодей никогда не думал о смерти в таком ключе, и уж точно не примерял ее погребальный саван на себя. Бессмертие – было его щитом, а сам он – палачом. Кто бы мог подумать, что все в одночасье переменится. Собственно, демона страшила не столько старуха с косой, сколько осознание того, что будет после. Рай и Ад уже были им пройдены, и дальше оставались пустота и безвестность. Перспектива, откровенно говоря, так себе: оказаться нигде и стать никем. В довершение ко всему, все враги его живут и здравствуют. Как тут не опечалиться. В этот момент для себя он нашел лишь одно утешение: отдать жизнь за любимого человека – не самая худшая смерть их всех возможных, но не успела эта мысль окончательно разрастись в его душе, как разум дал ему звонкую оплеуху, вырывая с корнем подобную ересь.

Обратив свой взор на Аврору, Асмодей невольно задумался о том, какие думы владели ей, когда она решилась на столь самоотверженный поступок.

– Прости меня, – шепнул он, притянув ее к себе, но его глас поглотила пустота, точно так же, как она поглощала его жизнь.

Отринув прочь все сомнения, демон сбросил с себя магическую пелену, направив всю энергию перстня на то, чтобы достигнуть портала. Боль была неописуемой, в сотни раз превосходящей силу ударов божественных кнутов. Алая пелена застилала глаза, кровь сочилась по щекам тонкими струйками и срывалась в невесомость, привлекая незримых стервятников, охочих до живого мяса. А свет все приближался, становился ярче, ослепительнее. Снова шаг, второй, третий… вот он, осталось только протянуть руку… и пустота. Конец! Магия угасла, силы оставили, даже боль отступила. Кругом лишь невесомость – последний полет. Невидимые руки подхватили их и потянули вглубь этой пропасти. Интересно, можно ли упасть еще ниже?!

В это мгновение Асмодею привиделось, будто он воспарил над собой – это пустота отделила душу от тела – смертельный приговор был оглашен и приведен в исполнение. Демон закрыл глаза, готовый покориться собственной судьбе, но новая боль вновь пронзила его плоть, разливаясь по венам священным огнем. Казалось, будто длань Господня ухватила их своей сияющей рукой и потянула назад. Похоже, тем, кому суждено вечность гореть в Аду, не дано право сквозь муки обрести вечный покой на пустоши. По крайней мере, так он думал в секунду, когда пройдя портал, вновь упал на ледяные плиты собственной опочивальни, откашливаясь кровью.

– Дьявол тебя побери, – прошипел Нуриэль, силком вливая в него целительный бальзам. – Пять часов. О чем ты вообще думал?

– О том, что сумел отнять пальму первенства у Люцифера! Рекорд нахождения на пустоши побит, – распластавшись на полу, задыхаясь и отплевываясь, прошипел он. А Нуриэль все заливал в него отвратительное на вкус лекарство. Силы постепенно оставляли его, глаза застилала черная поволока, голова кружилась, не было даже сил поднять руку. – Черт, если это смерть, то у нее весьма изощренный юмор, – продолжил демон. – Живым выпустить с пустоши, чтобы в тот же миг забрать, проклятая старуха.

– Идиот, – прорычал Нуриэль, заливая в него очередную порцию бальзама, а тот лишь хрипел, будто загнанная лошадь, готовая вот-вот откинуть копыта. – Я же предупреждал, закончишь считать – погибнешь, а у меня нет большого желания разделять твою участь из-за глупости.

– Аврора, – прошипел он, взглянув на хрупкую девичью фигуру, истекающую кровью подле него. Инстинктивным желанием было протянуть к ней руку, чтобы проверить бьется ли ее сердце или нет, но конечности будто налились свинцом. Постепенно его обступила тьма, и Асмодей начал проваливаться в забытье. Последним, что он услышал, были слова Нуриэля: «Девчонка – не моя забота!», а потом пустота. Мир рухнул! А точнее рухнуло сознание, утратив связь с реальностью.

***

Самое жуткое после страшного сна – это возвращение к реальности. Тот пугающий момент, когда разум еще не представляет, является ли увиденное в потусторонних мирах явью или эфемерной иллюзией. Невольно человека начинает охватывать некое волнение: страх открыть глаза, потому что в глубине души гнездится ощущение, что очнувшись от одного кошмара, погрузишься в новый. Но Аврора привыкла к кошмарам. Они стали неотъемлемой частью ее жизни – ежедневным наказанием, впрочем, реалии бодрствования им ничуть не уступали. Но сейчас что-то изменилось, внесло некоторый сумбур в ее сознание.

Пребывая в объятиях Морфея, она не чувствовала той раздирающей боли, истерзанная первородной пустошью душа успокоилась, а сердце отбивало в груди мерный ритм. Неужели она получила прощение? Неужели ангелы подарили ей краткий миг лишенного сновидений покоя? Или, может, все ошибались: может падение в пустоту – это еще не конец, и она через страдания перешла в новую сферу бытия? По мере пробуждения эти вопросы начали завладевать ее сознанием, но девушка только сильнее зажмурилась. Вдруг это лишь приятный сон – издевка над измученным разумом, после которой на нее обрушится неподъемный груз мук и истязаний. Но время непреклонно, и как бы ни был силен страх перед возвращением в реальность, неизбежность была стократ сильнее.

Первое, что почувствовала Аврора, это теплое дыхание на своей шее. Постепенно к этому добавлялись и иные ощущения: тяжесть на груди, трение хлопковых простыней на обнаженной коже. В целом, ничего страшного не происходило. А потому она решилась на следующий шаг – открыть глаза.

– «Асмодей», – шепнула она сама себе, не смея произнести вслух имя своего повелителя. За годы, проведенные в его пещере, девушка впервые видела могущественного князя Ада погруженным в такой глубокий сон. Его лик был безмятежен, тело расслаблено, а тяжелая рука покоилась на ее груди. Поражало то, сколь беззащитным демон выглядел в эту секунду, хотя, возможно это просто видимость. Очевидным для нее было другое: это его обжигающее дыхание вернуло ее к жизни, его голос прорывался сквозь мрак пустоши. Пустошь! Жуткие воспоминания в одночасье заполонили ее разум. Тем вечером, когда Абаддон проник в обитель владыки блуда, Аврора, пытаясь защитить книги учета, прыгнула во мрак неизвестности. С того момента единственной ее реальностью стала нестерпимая боль, но сейчас она познала грани другой реалии, той, где она лежала в объятиях Асмодея, но как такое могло произойти? Судьба столько раз протягивала ей руку: ту, что забирает, а не дает. Это чувство было ей хорошо знакомо, о нем напоминали шрамы, избороздившие душу, но здесь было совсем иное ощущение. Закрыв глаза, девушка попыталась прислушаться к голосу собственного сердца. Оно было живо, оно любило, но каждый его удар знаменовал скорбь и утрату. Такова была цена, уплаченная за призрачную возможность покинуть первобытный мрак, и она заплатила ее сполна, оставив на пустоши часть собственной души.

Потому ее сердце проливало кровавые слезы, зная наперед ту истину, которую Авроре только предстояло постичь. Она вернулась, но ей уже никогда не стать прежней, ибо пустота была утонченной ценительницей прекрасного: сначала высасывая из души радость, искренность и отзывчивость: все доброе и светлое – то, что не смог выжечь огонь Преисподней, а уж потом довольствовалась остальным. Какую жертву на алтарь этой ненасытной стервятницы возложила Аврора, могло показать лишь время, а оно уж точно заберет свое сполна, отдав несчастную на растерзание порокам. Неизвестным было лишь то, сколь глубока будет бездна этой трагедии.

Эту пелену тягостных дум разорвал едва уловимый шепот Асмодея, но будучи затянутой в лабиринты собственного сознания, девушка не смогла разобрать ни слова. Признаться, оное ее даже позабавило. Видимо, не только людям свойственны кошмары, и не только люди говорят во сне. Хотя, что для одних сон – для других иная жизнь, кто знает, по каким мирам сейчас путешествует его разум. Отбросив в сторону простыню, Аврора попыталась вылезти из кровати, но мужчина лишь сильнее вжал ее в перину. Не зная в полной мере интимных привычек своего владыки, она предпочла остаться неподвижной. Тепло ее тела, а точнее энергия души, которую он неосознанно поглощал, успокоили его душевные волнения, и через мгновение Асмодей вновь спокойно дышал.

– Очнулась, – раздался достаточно циничный голос над ее ухом, от неожиданности девушка даже подскочила с кровати, в ужасе уставившись на окровавленные простыни. – Что ж, одной проблемой меньше!

– Кто Вы? Как сюда попали? – дрожащим голосом произнесла она, глядя то на серебровласого незнакомца со светлым взглядом, то на Асмодея, лежащего на залитом кровью ложе. Теперь она поняла причину столь неестественной позы демона, спать на спине с такими глубокими ранами было невозможно. Кое-где ссадины, наспех зашитые шелковой нитью, уже начали затягиваться, покрывшись твердой коркой, но в большинстве своем швы разошлись, обнажая весьма неприглядную картину.