Ассистент
Шрифт:
Тварь переступила с ноги на ногу, сотрясая гнездоподобное сооружение, затем я увидел орлиную голову с осмысленными, человеческими глазами изумрудного оттенка, рассматривающую меня в упор. Вы не поверите, в этих глазах светились любовь и доброта!
Значит, она сожрет меня с любовью…
Птица не стала этого делать. Она ухватила железным клювом меня за загривок, который невероятным образом не оторвался вместе с шеей, после чего взмахнула широкими крыльями с зазвеневшим металлическим оперением, подпрыгнула и поднялась в небо. Скорее даже — в Небо. Потому что среди человекоподобных существ, больше похожих на тени, с зыбкими границами тел, я увидел других, крылатых, с монголоидным разрезом глаз. Ангелы
Я посмотрел вниз и вспомнил, что на самом краю Срединного мира, далеко-далеко на Севере, в особенном пространстве, недоступном простым смертным, растет огромная раскидистая Ель. Ничего живого нет вокруг, только Ель, Небеса и снег, чистый, как отражение Небес.
На ветвях Ели — гнезда, в гнездах — яйца, в яйцах — души нерожденных шаманов.
На нижних ветках — слабых, на средних — средних, на верхних — сильных, а на самой вершине, на границе миров Верхнего и Срединного, одно-единственное гнездо. Обычно оно пустует. Великий Шаман рождается на Земле раз в несколько столетий, что в мирах сопредельных означает несколько мгновений или эпох. Время в них течет по-разному. Оно, как и многое другое, подвластно Небожителям, как Белым, так и Черным.
Мать-Хищная Птица с орлиной головой и железными перьями садится на Дерево, сносит яйца и высиживает их. Для рождения малых шаманов требуется 1 год, средних — 2, сильных — 3, а Великого — 30 лет и 3 года.
Вот оно, значит, как… Спам, с которого все началось, оказался не просто красивой архаической метафорой и не пошлой стилизацией под одержимого этнографа XVIII века, записывающего предания диких северных народов Сибири. Спам оказался правдой, чистой, как снег под ногами, как небеса над головой.
И Мать Хищная Птица, вот она, несет меня в своем железном клюве, звеня железным оперением крыл.
Значит, пришло мое время. Как пришло, каким образом и что это за время, я не имел ни малейшего понятия. Но не стоит забывать, я только-только вылупился, а велики ли знания новорожденного? На уровне инстинктов, разве что…
Прямо по курсу на горизонте зачернела тайга, и уже через несколько минут под крыльями быстроходной Хищной Птицы, идущей с околозвуковой скоростью, замелькали, сперва нечасто, а затем сплошь, кроны сосен, лиственниц, елей, берез и осин — исконно сибирских деревьев.
Скоро я увидел большую круглую поляну, окруженную вековыми соснами, а в геометрическом ее центре — черную войлочную юрту на снежном фоне. Из срединного отверстия в крыше юрты валил густой дым, настолько черный и копотный, что я подумал — там жгут резиновые покрышки отечественного производства.
Мать-Хищная Птица снизилась.
Ни одного человеческого или звериного следа я не увидел на первозданном снегу вокруг юрты.
Мать-Хищная Птица сделала круг над поляной и опустилась возле жилья. Не предупредив, она разжала свой никелированный клюв, и я рухнул с шестиметровой высоты в глубокий снег. Я погрузился в него с головой, но не достиг дна. Я опускался все ниже и ниже. Есть ли под снегом земля? Мне показалось, что нет, и я буду продолжать падение, покуда не окажусь на противоположной стороне планеты. А потом — назад, и так до бесконечности…
К счастью, этого не случилось. Орлиный клюв снова подцепил меня, поднял и поставил при входе в юрту у занавеси из медвежьей шкуры, бурой с фиолетовым отливом. Оказавшись рядом, я поразился циклопическим размерам входного проема, да и высота его была такой, что трехметровый великан прошел бы в юрту, не пригибаясь.
Мать-Хищная Птица крикнула, но больше я не боялся ни ее крика, ни ее саму. Она действительно моя мать. Мистическая мать моей новорожденной души. И она будет помогать мне
в будущем, чем только сможет, потому что я ее мистический, ирреальный сын. Она любит меня. Она — могущественна и добра. Если уместно говорить о доброте безжалостного хищника. Разумного хищника. Более безжалостного, чем все зверье Срединного мира. Более разумного и мудрого, чем все земные академии, вместе взятые.И еще я понял, что Мать-Хищная Птица не просто бездумно кричала, она говорила со мной. Она желала мне удачи. Она прощалась.
Мать-Хищная Птица, взмахнув звенящими крыльями, поднялась в воздух. Я помахал ей рукой.
— Прощай, Мать-Хищная Птица! Спасибо тебе!
Она ответила мне из поднебесья. Крикнула и многократное эхо повторило за ней:
— Прощай — прощай — прощай…
Она была красива и чем-то напоминала восточного дракона. Сверхмогучая, массивная, но изящная в своем легком полете назад к Мировой Ели с неисчислимым множеством гнезд на ветвях. Я же не один у нее. Нельзя ей надолго отлучаться, ведь если не греть яйцо, оно замерзнет здесь, в особенном, недоступном для смертных пространстве, а на Земле умрет человек. Разобьется в авиакатастрофе при посадке «боинга» в иркутском аэропорту, или найдут его тело без видимых следов насилия где-нибудь в кустах неподалеку от входа на станцию метро «Преображенская площадь»…
Я смотрел вслед улетающей за горизонт Птице, когда заметил боковым зрением некое движение. Повернулся к юрте. Отодвинув в сторону мохнатый полог, на меня смотрело чудовище. Женского пола, голое. Оно стояло в дверном проеме, пригнувшись. Оно мило мне улыбалось. У нее был единственный глаз во лбу, одна громадная, как дыня, грудь, свисающая до пупка, одно плечо. Другое словно срезано, правая рука росла прямо из грудной клетки.
— Сынок! — воскликнула она жизнерадостно и вышла из юрты в снег.
Когда она заговорила, я обратил внимание, что и зуб во рту всего один — искривленный, длинный, спереди на верхней челюсти. Я попятился.
Шла она странно — ноги не сгибались в коленных суставах, и я понял — суставов не было вовсе.
Шла она, как на ходулях, скоро передвигая негнущиеся конечности. Я продолжал пятиться, но шансов уйти от нее не было. Да и куда бы я ушел? Кругом незнакомый лес, и слой снега над бездной.
— Сынок! — Она протянула ко мне руки, и я увидел, что и на них по аналогии с ногами локтевые суставы отсутствуют…
Я так и не понял, как она оказалась в одно мгновение рядом. Но не ударила, не укусила острым вампирским зубом. Напротив, ласково взяла на руки, как младенца, и принялась, укачивая, баюкать:
— Баю-баю, бай-бай-бай, спи Андрюша, засы-пай!
Впрочем, я и был младенец — дня еще не прошло после вылупления из яйца…
Но как она сумела взять меня на руки в отсутствии суставов на конечностях? Я понял, руки ее были, словно каучуковые, гнулись в любом месте, плотно обволакивая мое тело. Имея подобную анатомию, на хрен, спрашивается, скрипучие ненадежные суставы, подверженные артриту, ревматизму и вывихам?
Одноглазая ведьма занесла меня в юрту, не переставая напевать:
— Придет серенький вол-чок и укусит за бо-чок!
Глаза сами собой стали слипаться, но я мужественно боролся со сном. А ласковая ведьма положила меня в железную люльку и принялась укачивать. Потом сунула мне что-то в рот:
— Ешь, моя радость! Ешь и спи!
Я вынул кусок изо рта, понюхал, осмотрел со всех сторон и наконец понял, что это за хрень — запекшаяся черная кровь. Чья, интересно?
Я снова засунул кусок в рот, тщательно разжевал — очень вкусно. Я заурчал от удовольствия. И ведьма была ничего себе, сексапильная… Я вдруг вспомнил — никакая она не ведьма, она — Дьяволица-Шаманка. Красивая. А то, что грудь всего одна, заводит. Пусть одна, зато какая! О-го-го!