Астральный гамбит

— В смысле — не на нуле? — удивленно нахмурилась Багратиони.

— Невозможно двигаться с такой скоростью и бить с такой силой, не используя магии, — убежденно заявила Тереза. — И тем более, держать удар — с ее-то цыплячьим весом и телосложением! Да и на отборочных она явно прыгнула выше головы!

— Значит, возможно, — пожала плечами Тинатин. — В любом случае, работать с магией в зале было нереально — признаться, на одном из упражнений, забывшись, я сама попыталась это сделать — ничего не вышло.

— В зале — нереально, — согласилась фон Ливен. — Я тоже однажды попробовала — непроизвольно вырвалось. Не сработало. Но усилиться заранее, в раздевалке — запросто! — с горячностью проговорила она.

— Ротмистр же запретил, — напомнила княжна.

— А если она его не послушалась?

— Да нет, он бы заметил нарушение, — поразмыслив, покачала волнами выбивавшейся из-под фуражки роскошной черной шевелюрой Багратиони. — Зря, что ли, пялился на каждого при входе в зал? Применение таких техник не скроешь — даже мы бы, наверное, обратили внимание. Я, конечно, к новенькой особо не приглядывалась…

— Я вот тоже не приглядывалась, — мрачно бросила Тереза. — К сожалению. Но теперь стану.

— Ну, теперь от нее многие глаз не отведут, — усмехнулась Тинатин, кивнув на маячивший в дюжине шагов впереди эскорт предмета обсуждения. Сама Иванка уже поднималось на крыльцо спортивного комплекса, дверь перед ней предупредительно распахнул Гурьев, причем, нарочито сделал это без магии, руками, что, вероятно, должно было лишний раз подчеркнуть проявленную галантность.

— Не ослеп бы никто ненароком от такого сияния… — буркнула фон Ливен.

В здание спорткомплекса мы с молодой баронессой вошли уже вдвоем — махнув нам рукой, княжна предпочла остаться на свежем воздухе. Уже в коридоре, не доходя пару шагов до дверей раздевалок, фон Ливен, шедшая чуть впереди, вдруг резко остановилась — так что, зазевавшись, я на нее чуть не наткнулся, едва успев затормозить.

— Не отчаивайтесь, молодой князь, — негромко, но отчетливо проговорила Тереза, повернувшись ко мне. — И знайте: что бы ни случилось — я с вами.

— Спасибо, сударыня, — пробормотал я, признаться, не ждавший такого завершения разговора. И добавил, собравшись с мыслями: — Я это ценю — и не забуду.

Коротко поклонившись в ответ, фон Ливен направилась к двери дамской комнаты. Проводив ее взглядом, я поспешил в мужскую раздевалку.

Глава 7

в которой меня настойчиво зазывают в команду

За обедом наметившийся в отделении раскол проявился в полной мере.

Рассаживаться за столом разрешалось свободно — закрепленным считалось только мое место во главе. Иванка, как я понимаю, оказавшаяся в трапезном зале Федоровки впервые, сориентировалась мгновенно и демонстративно села у противоположного торца, напротив меня, зримо обозначив альтернативный полюс притяжения. По-своему, это было даже смело: негласно то место традиционно считалось в корпусе лузерским. У «воронцовцев» на него обычно ссылали чем-то проштрафившихся перед Миланой, а во втором отделении там вовсе никто не садился: кадеты с одной из сторон стола потеснились и переставили «непрестижный» стул шестым в ряд.

Не подсказать этого новенькой поклонники, конечно же, не могли. Я видел, как, озабоченно нахмурившись, Александра Вастрякова наклонилась к уху уже устроившейся на стуле Ивановой и попыталась что-то той втолковать, но в ответ получила лишь холодную улыбку и короткий кивок. Как я понимаю, в исполнении Иванки это означало твердое «нет, не пересяду». Хотя, может, и банальное: «да, я знаю». Д'yхи ее разберут с этими болгарскими привычками!

Так или иначе, Иванова осталась сидеть, где сидела, и новая система координат за столом оказалась задана. По правую косичку от новенькой устроился Гурьев (что, кажется, не особо пришлось по душе Маше Муравьевой), по левую — Востряков. Вастрякова заняла стул рядом с не-однофамильцем, соседство молодому графу составил фон Функ.

Возле меня же, справа, села фон Ливен (вообще-то, она уже давно облюбовала это место, но до сих пор я как-то не придавал тому особого значения), слева — Тинатин Багратиони. «Золотую середину», не выказавшую покамест явного предпочтения ни одному из полюсов, составили Худощекин, Самойлов, Бажанова и Муравьева.

На моем конце стола обед прошел в напряженном молчании, на Иванкином — за оживленной беседой. Правда, сама новенькая по большей части помалкивала, зато Гурьев, Востряков и фон Функ разливались соловьями. Не упускала возможности вставить реплику и Вастрякова. Я, понятно, к их трепу не прислушивался, к тому же Маша Муравьева с Аглаей Бажановой затеяли спор о косметических техниках — можно их относить к магии целительства или нет, и почему — благополучно заглушив своей трескотней все и вся. Ну а я узнал много нового о волшебном наращивании ресниц, чародейских иллюзиях корректировки формы глаз и колдовских методах окраски волос. И провел остаток трапезы в размышлениях, почему, при таком разнообразии — и, главное, доступности — всех этих техник вокруг меня исключительно обычные брюнетки, шатенки и блондинки, и ни одной розововолосой, синекосой или зеленокудрой. Разве что, вон, у Вастряковой челка явно высветлена, да и то почти естественно смотрится. Не то чтобы меня прям вот так заинтересовала эта тема — но как-то отвлечься от невеселых мыслей она позволяла.

Покидать столовую по завершении трапезы отделению полагалось вместе, а вот дальше каждый уже мог идти, куда хотел — послеобеденное время в нашем расписании значилось как свободное и отводилось под самостоятельную подготовку. Лично я собирался отправиться на полигон — поупражняться в боевой магии. Выходя из-за стола, неосторожно обмолвился об этом фон Ливен — та сама поинтересовалась моими планами — и Тереза тут же предложила составить мне компанию.

Ну, тут такое дело…

С одной стороны, партнер на тренировке мне бы совсем не помешал: защиту в одиночку не отработать, из-за чего, собственно, в последнее время у меня явственно наметился перекос в сторону атакующих техник, который так или иначе следовало исправлять. С другой — плотная опека, которой меня нежданно окружила молодая баронесса, уже начинала граничить с навязчивостью. Нет, я ровным счетом ничего не имел против фон Ливен как товарища по отделению, а обещание верности, прозвучавшее недавно из ее уст, и вовсе дорогого стоило! Но думать о мужеподобной Терезе, как о девушке — со всеми, так сказать, вытекающими — я был бы категорически неспособен и в лучшие времена, не то что теперь, когда, после гибели Нади, любые мысли подобного рода казались мне почти что предательством ее памяти.

Оно бы, наверное, и к лучшему, но вот никакой уверенности, что нежданная привязанность фон Ливен ко мне столь же асексуальна, у меня не было.

«Позволю себе заметить, сударь, совершенно очевидно, что молодая баронесса…» — попытался было встрять с комментарием Фу.

«Не надо!» — резко оборвал я фамильяра.

Что бы там ни высмотрел проницательный дух в голове — а возможно, и в сердце — Терезы, заглядывать туда с черного хода самому вдруг показалось мне редкой гнусностью.

«Как знаете, сударь».

— Отличная идея, сударыня, — заткнув фамильяра, вымучил я любезную улыбку в адрес фон Ливен. — Побьете мне в щит?

— Охотно, молодой князь!

Всем недружным отделением мы вышли на улицу, где наши пути с остальными «жандармами» разошлись — те двинулись в сторону казармы, я же и Тереза повернули на гравийную дорожку, ведущую к полигону. Некоторое время мы шли молча, думая, как видно, каждый о своем, а затем фон Ливен вдруг обронила:

— Гроза будет…

Я было подумал, что это она сугубо иносказательно, о взрывоопасной ситуации в отделении — и на автомате кивнул — но, проследив за взглядом молодой баронессы, понял, что та смотрит на небо. Погода и в самом деле менялась: если утром нам вовсю, невозбранно, светило теплое солнышко, то теперь его закрыли низкие темно-серые тучки. Да и похолодало — это я только сейчас заметил.

— Может, обойдется еще, — заметил я. Осенью? Гроза? Вроде нечастое явление — по крайней мере в моем прошлом мире.