Астроном

К вину прилагаю франкского раба мальчишку. Я купил его неделю назад, он невинен и чист, и поверь, мне стоило немалого труда сохранить его в таком состоянии. Только мысль, что он достанется тебе, помогла мне сдержать порывы чувств. Однако поторопись вдохнуть первый цвет, пока старый жирный боров, твой муж, не нанизал мальчишку на себя, как это случилось с моим предыдущим подарком.

Возвращаясь к Исаю, хочу заметить, что и ты, отчасти, виновата в его смерти. Твое упорное нежелание вернуться в Рим, лишающее меня радости наших свиданий, послужило причиной моего раздражения. Вернись, прошу тебя, мне так не хватает ночей в укромном домике возле Свайного моста!

Твой друг и, надеюсь, возлюбленный,

всадник Децима Симмах».

Глава шестая ОЦЕНКА КАЧЕСТВА МАТОВОЙ ПОВЕРХНОСТИ

– Значит, это не случайность, – Кива Сергеевич покрутил головой. – Честно говоря, я рассчитывал, что тебя оставят в покое.

Он встал со стула и несколько раз прошелся по мастерской, бормоча себе под нос: не случилось, не случилось, наша кошка утопилась…

Миша терпеливо ждал. Какое отношение имеет утопившееся животное к случаю на железнодорожном вокзале, он пока не понимал, но был уверен, что скоро все прояснится.

– Тут есть приятные и неприятные стороны, – заговорил Кива Сергеевич, остановившись напротив Миши.

– Приятная состоит в том, что ты, судя по всему, обладаешь очень большим потенциалом. Не просто большим, а значительным. Настолько значительным, что солнцевики, отбросив в сторону маскировку, занялись тобой, чуть ли не с первых шагов. Родиться талантом, – Кива Сергеевич грустно усмехнулся, – завидная участь. Многие бы отдали все на свете, чтоб оказаться на твоем месте. Таланту завидуют, видя только положительные стороны и совсем забывая про отрицательные. А они существуют, и до того реально, что многие таланты с радостью избавились бы от дара и стали обыкновенными людьми.

Так вот, юноша, вся твоя дальнейшая жиче теперь пойдет по-другому. Безмятежное детство осталось позади. Ты вышел на поле брани, а на войне придется вести себя как на войне.

– На войне, – робко вставил Миша, – у солдата есть оружие. А мне чем обороняться, шлифовальником?

– Зачем же? Такую добрую вещь нужно держать в сохранности, хранить и лелеять. Сейчас, погоди, я дам тебе одну штуку.

Кива Сергеевич распахнул дверцу, прикрывающую ящики письменного стола, вытащил один из них до половины и принялся сосредоточено изучать его содержимое.

Мишино сердце задрожало. Неужели он получит оружие, настоящее боевое оружие? Игрушки тут не помогут, с солнцевиками шутки плохи, это он уже понял, прочувствовал на собственной шкуре. Возможно, это будет пистолет, небольшой, с полированной рукояткой и изящно выгнутым курком. Он будет прятать его в сундуке, и носить под мышкой, чтоб никто не заметил. Сошьет специальную кобуру, и пусть только сунутся! Проблема, где тренироваться в стрельбе: придется уезжать далеко в лес, искать низину или овраг и там, экономя каждый патрон, стрелять по мишени.

Кива Сергеевич задвинул ящик на место, осторожно прикрыл дверцу и положил на стол перед Мишей квадратик желтоватой бумаги. На бумаге корявой цепочкой протянулись странные знаки, напоминающие изображения маленьких топориков или крючков для рыбной ловли.

– Что это?

– Цо то есть? – Кива Сергеевич еще раз хмыкнул. – Назвать можно по-разному, но ты зови эту бумагу охранной грамотой. Сверни ее в трубочку, спрячь в футлярчик и всегда носи с собой.

Миша протянул руку и взял бумагу. На ощупь она была твердой, а обратная поверхность слегка ворсилась. Значки немного выступали над поверхностью, тот, кто рисовал их, не пожалел чернил.

– Настоящий пергамент, – сказал Кива Сергеевич. – Гусиным пером писано, много лет назад.

– А что обозначает эта надпись и на каком она языке?

Кива Сергеевич внимательно посмотрел на Мишу.

– Язык очень древний, старинный язык, а что конкретно написано, узнаешь со временем. Не все тайны открываются сразу. Я сейчас тебе напишу русскими буквами главную фразу, выучи ее наизусть и повторяй в минуту опасности. А еще лучше, говори ее утром, когда проснешься и вечером, уже в постели. Наших друзей эта фраза будет держать на приличном расстоянии.

– Так это заклинание! – воскликнул Миша. – Магическая формула!

– Называй, как хочешь. Главное, что она работает.

Кива Сергеевич достал чистый лист бумаги, оторвал узкую полоску и быстро вывел на ней насколько слов.

– Читай. Только шепотом, или про себя. Просто так эти слова произносить не полагается.

Миша с трудом продрался сквозь причудливое сочетание букв.

– Подойди ко мне, – сказал Кива Сергеевич. Приблизив губы к Мишиному уху, он шепотом произнес написанную на бумаге фразу.

– Теперь розумешь?

– Вроде бы да.

– Вот и хорошо. Прячь пергамент, и вернемся к нашим заботам. Давай линзу.

Он взял из рук Миши линзу, придвинул ее почти вплотную к настольной лампе и, покачивая в разные стороны, принялся тщательно осматривать.

– Вот, – ткнул он пальцем в самую середину, – вот она, матовость. Смотри внимательно, зеркало уже довольно хорошо отражает предметы, но в центре словно кусочек тумана. Видишь?

Миша пододвинулся к лампе. Действительно, часть поверхности посередине линзы выглядела более матовой, чем остальная.

– Эти говорит о том, – продолжил Кива Сергеевич, – что зеркало не вполне сферическое. Матовость мы выведем полировкой. Но есть вещи пострашнее матовости.

Кива Сергеевич достал из ящика стола предмет, напоминающий небольшую подзорную трубу.

– Знаешь, что это такое?

Миша взял трубу, покрутил перед глазами и тут же вернул учителю.

– Вы просто бинокль разобрали, обыкновенный театральный бинокль. У нас дома тоже такой есть.

– Молодец! – лицо Кивы Сергеевича расплылось в довольной улыбке. Можно было подумать, будто Миша разгадал сложнейшую загадку.

– Наведем наш бинокль на сцену, – Кива Сергеевич приложил трубу к одному глазу и навел его на линзу, – и перед нашим взором развернется целая драма, если не сказать трагедия. Н-да, – он сокрушено покачал головой, – картина несколько хуже, чем я предполагал. Хотя, для первого зеркала результат удивительный.

Он отложил трубу в сторону.

– Свою первую линзу я шлифовал несколько месяцев. Геометрия никак не сходилась: края то заваливались, то подворачивались. А царапины! – он схватился руками за голову. – Как я царапал это несчастное зеркало! Ты тоже этого не избежал. Вот, посмотри сам.