Асы шпионажа. Закулисная история израильской разведки

В течение нескольких недель, пытаясь примирить Харела и Бен-Гуриона, их посещали одна за другой делегации. В конце концов примирение, несомненно, состоялось бы, несмотря на то, что оба были людьми жесткими и упрямыми. Однако 16 июня Бен-Гурион, давно уже чувствовавший себя усталым и раздраженным (главным образом в связи с последствиями «дела Лавона»), заявил о своем уходе из состава правительства. На этот раз он ушел в политическое небытие навсегда.

Меир Амит был все еще только исполняющим обязанности главы Мосада и одновременно начальником Военной разведки. Пока Бен-Гурион оставался премьер-министром, у Амита было немного шансов занять место Харела. Но в новой ситуации, когда премьер-министром стал шестидесятисемилетний Леви Эшкол, положение изменилось.

Новому правительству надо было этот вопрос решать в первую очередь. Эшкол решительностью не отличался. В Тель-Авиве был очень популярен анекдот: перед началом заседания кабинета министров официантка спросила Эшкола: «Что вы предпочитаете, чай или кофе?» — «Пополам!» — ответил Эшкол.

В кабинете министров были серьезные разногласия: заместитель премьер-министра Абба Эбан и влиятельный министр сельского хозяйства Моше Даян настаивали на утверждении Амита на пост начальника Мосада. Голда Меир (министр иностранных дел) и Моше Шапиро (религиозный министр внутренних дел) поддерживали Харела.

Битва за Харела велась самыми бесцеремонными методами. Секретные папки исчезали из сейфов, и Амит попадал из-за этого в трудное положение. В Мосаде от него утаивали информацию под тем предлогом, что он не утвержден в должности и не может иметь доступа к самым секретным документам. Служащие, как правило, соглашались выполнять только повседневную работу.

Печать тем временем непрерывно публиковала все новые материалы о деятельности Харела. Кампания шла эффективно, с размахом.

В самом кабинете министров возражения против кандидатуры Амита были связаны с тем, что он военный. Это было действительно существенно. Существенным остается и поныне.

Если во главе Мосада будет стоять военный, у правительства не может быть уверенности в том, что с секретной информацией прежде всего не будет ознакомлена армия, а уж только после этого она станет известна кабинету министров. В такой ситуации военные могут позаботиться о том, чтобы правительство согласовывало бы свои решения с армией.

Бен-Гурион всегда настаивал на контроле вооруженных сил правительством. Никогда начальник разведки не присутствовал на заседаниях комитета по иностранным делам Кнессета. Даже начальнику Штаба армии это разрешалось лишь в редких случаях. Так было всегда при Бен-Гурионе.

Однако, разочаровавшись в политической обстановке, которая господствовала в Израиле, Бен-Гурион все в большей степени менял свое отношение к армии, которую считал теперь оплотом нации. В поздние свои годы он стал видеть в армии единственно подлинные духовные силы — лучшую часть израильского народа. Он рассматривал «дело Лавона» теперь как следствие разлагающего влияния легкомысленных политиков, пытавшихся оклеветать армию и предававших все, что было дорого ему, Бен-Гуриону, и его единомышленникам. В военных кругах эта точка зрения была достаточно популярной. В Израиле стало даже возникать опасение, что в стране существует реальная опасность военного переворота (эти слухи получили широкое распространение перед началом Шестидневной войны).

Меир Амит не пытался спорить с утверждениями, что военный на посту начальника Мосада может считать своей первейшей обязанностью верность армии. Он был достаточно для этого опытен.

Но в разговорах с друзьями Амит не преминул съязвить: Моше Даян хоть и министр сельского хозяйства, тем не менее не заставляет фермеров строем ходить на работу и выполнять распоряжения начальника Штаба армии.

Амит считал себя прежде всего слугой своей страны и работником учреждения, гражданского или военного, которое ему поручено.

Между тем сторонники Амита не бездействовали. Они начали кампанию развенчивания Харела. Его стали обвинять в том, что он пренебрегал прямыми своими обязанностями — контролем за враждебными Израилю пограничными арабскими странами — в погоне за более выигрышными и эффектными операциями в Европе и других районах. Никто не сомневался в даровитости Харела или в огромности его вклада в развитие разведывательной службы в Израиле. Но его методы устарели. Именно потому он не обеспечил во время войны израильское командование исчерпывающей и достоверной информацией. Более того, своим постоянным вмешательством в дела Военной разведки, не давал ей должным образом выполнять свои обязанности.

В начале сентября 1963 г. Эшкол понял, что не может более оттягивать решение вопроса об утверждении Амита. Он пошел на типичный для него компромисс, который никого не удовлетворил и оказался к тому же нежизненноспособным.

Амит был утвержден в должности начальника Мосада, его бывший заместитель генерал Аарон Ярив стал начальником Военной разведки. Исеру Харелу было поручено общее наблюдение за деятельностью обеих разведывательных организаций. Он должен был находиться в офисе премьер-министра и нести ответственность за всю информацию, поступающую к премьер-министру, как военную, так и политическую.

Для всех участников этой ситуации наступило трудное время.

Меир Амит, под презрительными взглядами своего штата в Мосаде ликвидировал скромный кабинет Харела и переселился в другое помещение, более соответствующее его вкусам — с деревянными панелями по стенам, дорогой мебелью и приемной с секретаршей. Все это противоречило спартанской традиции Мосада. Несмотря на то что Амит наладил дисциплину, восстановив субординацию, разработал ясные планы оперативных заданий и обеспечил Мосад современной техникой, ему не удавалось сломить пассивное сопротивление сотрудников.

Самым серьезным осложнением были взаимоотношения с Исером Харелом. Харел к новой своей роли был совершенно не приспособлен. Он был практиком, создателем планов операций и великолепным их исполнителем. Но в роли консультанта, который должен был давать оценку поступающим к нему материалам, быть при этом объективным и выносить решения в обстановке, постоянно чреватой конфликтами, — он никуда не годился. И Амит, и Ярив относились к нему недоброжелательно. Харел отвечал тем же и отыгрывался на том, что получал информацию от Мосада, минуя Амита, а иногда и раньше, чем он. Это еще более отравляло отношения между ними и, кроме того, все равно не давало Харелу возможности руководить Мосадом.

Амит реагировал по-своему. Особо ярых сторонников Харела он просто изолировал, пригласив на работу новых людей (часто это были бывшие сотрудники Военной разведки). Таким образом, Амит создал внутри Мосада замкнутый коллектив, исключив из него людей Харела.

Тем не менее ни Харел, ни Амит в этой битве за моральное превосходство победителями не стали. Но со временем в самом Мосаде более молодые сотрудники начали переходить на сторону Амита. Было совершенно ясно, что он стремится модернизировать несколько устаревшую систему Мосада. Кроме того, и сам по себе он был личностью яркой, человеком дела.