Атаман царского Спецназа

На постоялом дворе, где я остановился, комната моя с вещами была в целости – хорошо, что я заплатил за несколько дней вперед. Есть не хочу, приключениями уже сыт, надо полежать на мягком – в порубе, на перепрелом сене, жестковато.

Я разделся, лег на лавку. Благодать! Но в голову лезли разные, причем дурные, мысли. Вот в Москве я норманнов не видел. То ли пути-дорожки не пересекались, то ли сказывалась близость Новгорода к Балтике, но явили они себя не с лучшей стороны. Но и мы, русские, тоже не были агнцами. Взять приключения в корчме. Да, остался жив, но, по большому счету, мы оставили поле боя противнику, бежали позорно. И было-то их всего трое, а русских мужиков – полная корчма. Конечно, они – профессиональные воины, кормятся с меча, но все же…

Чем больше я размышлял о происшествии, тем сильнее чесались руки. Разум останавливал: ты в городе один, знакомых нет, помочь и прикрыть спину некому, что ты можешь? Обидно, да?

Я поднялся, порылся в вещах: вот они, мои самодельные бомбочки. Поучить немного данов, что ли? Я постоял, раздумывая, потом быстро оделся, сунул бомбочки за пазуху и вышел.

До городской пристани добрался быстро и корабль нашел сразу – не узнать или спутать драккар с другим судном невозможно: страшноватая драконья морда красовалась на носу.

Был вечер. По кораблю бродили пьяненькие норманны. Мне показалось, что мелькнула фигура Кнута Ларсена. Подожду, когда все улягутся.

Я сел в сторонке, в тени припортового амбара. До судна было недалеко – метров двадцать, добросить бомбочку было вполне реально. А учитывая, что на драккаре нет кают и все спят на палубе, так это даже на руку. Одно беспокоит: когда они улягутся спать, поражающий эффект бомбочек снизится.

Я просидел в укрытии на чурбачке около двух часов, уж и ноги затекли. Наконец мореходы стали вытаскивать из трюма половички и укладываться на ночлег. На носу торчал часовой, но сделать ничего он не успеет – лука у него нет, а меч ему не помощник.

Я отвернулся к стене, несколько раз чиркнул кресалом и поджег фитили на обеих бомбах. Загорелись! Я в несколько прыжков достиг берега и швырнул обе бомбы на драккар. Часовой не спал и меня заметил. Он громко закричал по-своему, и, к моему удивлению, норманны сразу же вскочили, как будто и не спали. И в это время бабахнула первая бомба. От драккара полетели щепки, люди, корабль окутался дымом – порох-то был дымный.

Рвануло снова, дым стал гуще. Пора срываться. Я отбежал по берегу метров на сто, остановился у высокого дерева и стал наблюдать.

На драккаре разрастался пожар: сначала появились робкие языки пламени, затем вспыхнуло сильно – то горели обильно пропитавшиеся жиром доски. Норманны даже не пытались тушить, хотя вода – вот она, за бортом. За канат, уцелевший после взрыва, норманны подтащили горящий корабль к берегу, стали выбрасывать на землю мечи, щиты, спускать раненых и погибших собратьев. Но вскоре жар от пламени стал столь силен, что все отбежали от корабля. Даже я на большом удалении ощущал на лице тепло от пожара.

На берегу собирались зеваки, но, увидев, что горит норманнский драккар, плевались и уходили. Даны вмиг лишились одновременно дома и транспорта, на берегу лежал десяток неподвижных тел. Я счел себя удовлетворенным и решил вернуться на постоялый двор. Не хватало, чтобы меня увидели на берегу, рядом с горящим судном. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы заподозрить мое в том участие.

Тихими ночными улицами я вернулся на постоялый двор. В трапезной народу было мало, служки стояли рядом с хозяином у прилавка. Не стоит приобретать свидетелей моего позднего возвращения.

Я зашел сбоку, прошел через стену; поднявшись незамеченным по лестнице, прошел в свою комнатку. Вот и славно. Не забудут норманны Новгорода. Везде бы их так встречали, быстро спесь бы отлетела.

С чувством выполненного долга уснул и проснулся, когда солнце стало слепить глаза. Да никак уже полдень. Вот это поспал!

Я спустился вниз, ополоснул лицо, прошел в трапезную, заказал завтрак, а может – и обед. Вокруг только и было разговоров о пожаре в порту. Причем, как водится, правды в пересказах было мало. Каждый врал, как мог: что произошло чуть ли не сражение, что он-де самолично видел кучи трупов данов на берегу. После каждой выпитой кружки вина или перевара число убитых данов возрастало. Мне стало смешно.

Доев, я пошел на берег. Из воды торчал обгоревший остов корабля. Некоторые балки еще исходили дымком. Убитых уже не было, как и самих норманнов. Корабелы сказали, что норманны дружно двинулись к наместнику искать правды, пообещав окружающим найти обидчика и сурово его покарать. Ну, флаг вам в руки!

Весело насвистывая, я направился на торг и вдруг замер. В моей комнатке лежал норманнский нож, тот, что прихвачен мною из корчмы. Надо немедля убрать улику. Если кто обшарит, будут лишние вопросы.

Вместо торга я помчался на постоялый двор. Прихватив нож, вышел во двор и в конюшне засунул его под стреху. Фу, пронесло. И как я раньше о нем не подумал? После некоторых размышлений решил на торг не ходить пока. Если кто-нибудь из норманнов свяжет меня с Ларсеном, дракой в корчме и пожаром на драккаре, то искать будут в людных местах, на торге в первую очередь. Норманны сейчас злые, наверняка прочесывают город, чтобы найти обидчика. Улик у них нет никаких, но и норманны – не следователи прокуратуры, им вполне хватит подозрений. А дальше – схватить да попытать, авось что и прояснится. Нет, лучше затихариться, пересидеть несколько дней.

Забрав с постоялого двора свои вещи, с трудом нашел Нифонта в гончарной слободе и несколько дней провел у него дома, не показывая носа на улицу.

Неизвестно, сколько бы я просидел еще, но Нифонт сказал, что норманны, наняв купеческий корабль, из Новгорода уплыли, на прощание сильно грозившись вернуться и разобраться с обидчиками. Обычно норманны слов на ветер не бросали.

И тут же Нифонт сказал мне вторую новость. Несколько купеческих судов собираются в караван, хотят доставить груз в Киев, он может замолвить слово знакомому кормчему на шхуне, чтобы меня взяли охранником. Я был совсем не против, чего сидеть в незнакомом городе, а охранять – дело уже привычное, жаль, ребят знакомых со мной никого нет.

На следующий день Нифонт повел меня к кормчему, потом – к купцу. Видимо, купцу я не очень глянулся – вид не боевой, ему, наверное, нужен был человек с пудовыми кулачищами, но слову Нифонта доверяли, и мы уговорились. Выход завтра утречком.

На следующий день я сердечно простился с Нифонтом и Пелагеей, нашел на пристани корабль. Купец стоял у трапа; поздоровавшись, указал место на носу. Было еще несколько пассажиров, которых разместили в крохотных кормовых каютах. Сразу же и отчалили. Еще несколько кораблей-ушкуев и шхун уже дожидались на стремнине. Мы были последними, отошедшими от причала, и все дружно подняли паруса. Берега медленно поплыли назад.