Атаман царского Спецназа
Шрифт:
Я познакомился с тремя моими коллегами по ремеслу, плававшими с купцом Мефодием уже давно. Здоровенные парни – косая сажень в плечах – чинно подали руки для пожатия, назвались – Василий, Аксен, Афанасий. Покосились на мой мушкет, заулыбались в русые бороды:
– Почто огненным зельем балуешься? Богопротивно!
Я смолчал. Проверить в деле мушкет еще не доводилось.
Сопровождаемый старшим – Аксеном – в качестве экскурсовода, обошел судно.
– Караваном плыть безопасней, – рассуждал Аксен, – на каждом судне по три-четыре охранника да команда мечи в руках держать умеет: новгородцы – народ боевой, просто так ворогу нас не взять, а в караване людишек, почитай, сотня наберется. Так что
Спокойно не получилось, сглазил, видно, Аксен.
Наш караван мирно прошел озеро Ильмень, вошел в Ловать, миновал Парфино. Впереди, в дне пути, лежал городишко Холм. Впередсмотрящий закричал:
– Паруса долой! Суда встали!
Команда засуетилась, зашлепала босыми ногами по доскам палубы. Парус быстро свернули, по инерции шхуна прошла еще несколько десятков метров и слегка ткнулась в корму переднего ушкуя. Кормчий перебежал на нос, сложил руки рупором:
– Чего случилось? Чего встали?
C ушкуя прокричали:
– Сами не знаем, впереди встали, вроде как река перегорожена!
С таким я сталкивался впервые. И река-то здесь неширока, от силы метров пятьдесят, но чем ее можно перегородить?
Команда беспечно бродила по кораблю, даже Аксен, как старший из охраны, не обеспокоился.
Но мне ситуация не понравилась. Я на всякий пожарный проверил мушкет, подсыпал свежего пороха на полку, взвел замок. Глядя на меня, остальные охранники лишь обменивались недоуменными взглядами.
Спереди, от головы каравана, которая сбилась в кучу, практически заполнив всю ширину реки, раздались шум и крики. Я присел за высоким фальшбортом, приподняв над ним голову. С гиканьем и свистом из прибрежного кустарника на конях вылетели вооруженные всадники. Азартно что-то крича и размахивая саблями, помчались к берегу. Да только вода – не земля. Кони у кромки резко остановились. Аксен с досады аж зубами заскрипел:
– Литвины! Вот уж подловили! Хлопцы! За оружие!
С других судов раздавались такие же команды, кое-кто даже успел пустить во всадников стрелы. В ответ захлопали пистолетные выстрелы, впрочем, без особого вреда. Конник с саблей или мечом хорош для атаки на пеших или таких же, как он, всадников. Но напасть верхом на корабли? Нападавшие это тоже поняли; оставив коней за кустами, густой цепью побежали к берегу. На кораблях защелкали тетивы луков.
Подпустив поближе, я выбрал цель, прицелился и выстрелил из мушкета. Раздался грохот, приклад больно стукнул в плечо, все вокруг заволокло сизым дымом. Когда дым ветром снесло в сторону, я увидел, что моя картечь не пропала даром – двое нападавших лежали на берегу, а один, держась за окровавленную руку, сделал несколько неверных шагов и упал.
Но нападавших это не остановило. Зажав во рту сабли, они с разбегу бросались в воду и плыли к судам. Тут и плыть-то – три взмаха руками. Разбойники хватались руками за низкие борта, подтягивались, переваливались через борт и тут же пускали сабли в ход.
Если бы их было мало – запросто бы отбились. Команда отважно сражалась, пытаясь не допустить противника на судно, но взамен убитым или раненым появлялись все новые и новые разбойники. Литвины ли они либо просто лесные тати – какая разница? Хуже всего было то, что и с другого берега, а значит, и с другого борта нападали разбойники. Видимо, шайка разделилась на две части, но что-то у них не срослось или задумано было так, но напали не одновременно, с правого борта – на несколько минут раньше.
На всех кораблях кипели схватки, раздавался звон мечей и сабель, крики ярости и боли, с корабля кто-то падал, поднимая фонтаны брызг.
Я не оставался в стороне, метался с саблей от одного борта к другому – как только на борт ложилась черная рука, тут
же рубил саблей. Моей задачей было не убить противника, а не пустить на корабль. В конце концов, если врагу отрубить кисть или руку, он будет думать, как бы целым добраться до близкого берега, а не штурмовать корабль.Все дрались отважно, палуба уже была скользкой от крови, но противник давил числом. Защитников на кораблях становилось все меньше, и наконец настал момент, когда я понял, что на корабле нас осталось двое – я и Аксен – и надо уносить ноги. Зажав зубами нож, я прыгнул в воду и поплыл по средине реки, пытаясь отплыть подальше. Выбираться на берег было нельзя, там полно чужих, с одним ножом не оборониться. Завидев небольшую заводь, поросшую камышом, поплыл туда. Ноги нащупали илистое дно. Тяжело отдуваясь, забрался в средину заводи и затихарился.
Камыши затрещали, и показался Аксен. С мокрой бороды ручьем текла вода, был он только в нательной белой рубахе.
– Ну, ты силен! Я за тобой угнаться не мог.
Я приложил палец к губам:
– Тс-с! Тихо!
Мы оба замерли. От недалекого места боя еще были слышны крики и звон оружия. Аксен сплюнул:
– Наших добивают!
Я сунул нож в ножны. Аксен вообще не имел никакого оружия. Здорово – один нож на двоих. Нас сейчас могут запросто повязать или убить – это уж как повезет.
Через какое-то время шум боя стих. Наступила тишина. Видно, разбойники занялись осмотром и дележом добычи. Мы с Аксеном, неподвижно стоя по пояс в воде, уже изрядно продрогли. Надо бы выбираться отсюда. И только мы решили выходить на берег, как услышали голоса и стук копыт. По берегу ехали возбужденные боем и победой разбойники. Мы с Аксеном присели в камышах, над водой – только головы. Кто его знает, вдруг с лошади мы будем видны, если останемся стоять?
Небольшая группа всадников проехала. Мы прислушались – тихо. Надо выходить на берег, от холода уже стучали зубы. Первым осторожно двинулся я, огляделся – никого. Махнул рукой, и следом за мной на берег выбрался Аксен. Мы прошмыгнули в кустарник, осторожно пробрались в глубь густого леса. Остановившись, вылили воду из сапог и, раздевшись, выжали одежду. Надевать ее снова было неприятно, но не ходить же голым, а развести костер – самоубийство.
Я решил пробраться к кораблям, посмотреть, что там происходит. Аксен отговаривал меня, как мог. Я махнул рукой:
– Сиди здесь, один пойду. Ежели до вечера не вернусь – делай, что хочешь, хоть в Новгород пешком возвращайся.
Медленно, стараясь не наступить на сухую валежину, пошел к месту боя. Раздвинул куст, улегся на землю, осмотрелся. Я думал, что погибли все, ну или почти все, но оказалось, что я ошибался. На противоположном берегу сидели связанные новгородцы, и было их немало – десятка три-четыре, сосчитать лежа было затруднительно. Разбойники, кто бы они ни были, подтащили за канаты суда к берегу и теперь, выстроившись цепочкой, выгружали весь товар из трюмов и сбрасывали в большую кучу на берегу. Хоть какая-то ясность.
Я пробрался левее, всмотрелся. Так вот оно что! От берега до берега, замотанная за здоровенные деревья, свисала железная цепь. Она стала преградой для наших небольших корабликов. Ловко придумали, стервецы! Я подполз к дереву, где был закреплен один из концов цепи, размотал цепь – еле удержал в руках, чтобы она не грохнулась оземь с громким лязгом, – медленно отпустил. Цепь под собственным весом ушла в воду, а я отполз в глубь леса и стал искать Аксена. Должен быть где-то здесь. Чу! Слышен разговор. Стараясь не хрустнуть сучками или веточкой, подобрался поближе. Рядом с Аксеном стояли двое незнакомцев, у обоих в руках обнаженные сабли. Похоже, это разбойники и, судя по разговору, пытаются узнать, не спасся ли еще кто. Надо выручать товарища.