Атаман Краснов и Донская армия. 1918 год

Мировая война предоставила Краснову новые возможности для роста. В первые же дни войны Краснов с казаками идет в набег на австрийскую территорию, на железнодорожную станцию Любеч, базу развертывания австро-венгерских войск. Стремительный конный бросок заканчивается атакой станции в пешем строю, где Краснов «личным примером под огнем увлек спешенные сотни», захватил станцию и взорвал мост. За этот подвиг он был награжден «Георгиевским оружием», а в ноябре 1914 года произведен в генерал-майоры.

Командуя 10-м Донским полком, а затем бригадой из 9-го и 10-го полков, Краснов воюет лихо, дерзко и эффективно, умудряется водить казаков в картинно-красивые конные атаки под развернутыми полковыми штандартами и при этом почти не несет потерь.

21 октября 1914 годаврайоне Хмелинки 10-й Донской полк в конном строю атаковал венгерских гусар. В разгар рубки резервная сотня во главе с командиром полка под полковым штандартом ударила мадьярам в левый фланг. Гусары были смяты, их командир полка убит, штандарт захвачен⁶⁶² .

Атаки казаков под Незвиской, Баламутовкой, Ржавенцами в начале 1915 года упрочили боевую репутацию Краснова, раненого, но оставшегося в строю. В апреле 1915 года он назначается командовать 3-й бригадой Туземной («Дикой») дивизии, состоявшей из добровольцев, горцев Кавказа. В мае следует

новое отличие у местечка Дзвиняч и награждение орденом Святого Георгия IV степени.

В июле, в тяжелые дни отступления русской армии, Краснов назначается начальником 3-й Донской дивизии, но сразу же переводится во 2-ю Сводно-казачью, прикрывающую отступление армии на самом опасном участке. Начальником штаба дивизии был назначен молодой донской полковник Святослав Варламович Денисов.

Прикрывая отступление армии, Краснов прекрасно маневрирует, устраивает ночные атаки, дважды прорывает немецкие боевые порядки и уходит в рейд по вражеским тылам.

Когда готовился знаменитый Брусиловский прорыв, командование предполагало бросить конницу Краснова по австрийским тылам на крупный железнодорожный узел Ковель. С другой стороны туда же должна была ударить армия Каледина. В случае успеха — прорыва австрийского фронта в двух местах и захвата Ковеля — вся операция превратилась бы для австрийцев в огромные «Канны», крупнейший «котел», пленение армии.

В целом план не удался. Каледин фронт прорвал, а перед частями Краснова пехота не смогла взломать австрийскую оборону, и Краснов вместо того, чтобы ворваться в прорыв и мчаться по тылам противника, бросил своих казаков в пешем строю прорывать линию австрийских окопов. Бои в условиях болотистой местности достигли невиданного накала. Австрийцы стали перебрасывать против Краснова войска с других участков, и этим он способствовал общему успеху.

После мытарств 1917 года, которые описаны в первой главе данного исследования, в первых числах февраля 1918 года Краснов прибыл в Новочеркасск.

Он не участвовал ни в Ледовом, ни в Степном походах. Разуверившись в предавших его казаках, он укрылся в станице Константиновской и жил там под немецкой фамилией (возможно, жил там под фамилией жены).

До мая 1918 года Краснов уклонялся от участия в борьбе. Казаки Константиновской станицы обращались к нему и предлагали возглавить местное антибольшевистское движение. Но это были те самые ребята из 9-го Донского полка, которые под Петроградом уже чуть было не разменяли Ленина и Троцкого

на Керенского и Краснова. И Краснов ответил: «Я эту сволочь прекрасно знаю и никакого дела с ней иметь не хочу».

Затем в Константиновскую вступили партизаны генерала Попова. Но и в них Краснов не поверил и не присоединился к отряду.

Но вскоре партизаны и повстанцы, используя немецкое наступление, взяли Новочеркасск и созвали Круг Спасения Дона. И, тогда по предложению полковника Денисова, Краснов был приглашен на Круге просьбой «высказаться о современной политической обстановке».

Может быть, такова участь всех «петербургских казаков»... Человек практического ума, Краснов раньше восторженно писал о казаках. Они его предали, позволили арестовать, готовы были выдать, и он уже высказал, что он думает о некоторых конкретных представителях казачества. Но Круг пригласил его... И Краснов явился.

Знал ли он о перспективах подобного приглашения? Да, это было практически приглашение в атаманы. Почему именно его? Краснов объяснял это тем, что был в тот момент «старшим по службе из донских генералов», последняя должность — командир корпуса. Объяснял тем, что «члены Круга знали генерала Краснова как молодого офицера, знали как полкового командира, как начальника дивизии и командира корпуса, они видели его в боях, привыкли верить ему и повиноваться ему, а главное — суеверно верили в его СЧАСТЬЕ, потому что не раз на войне он выходил победителем из очень сложных и тяжелых положений. Про него знали, что он любит и ЖАЛЕЕТ донских казаков, и каждый знает, что простой народ этому слову ЖАЛЕТЬ придает особое значение».

Краснов, знаток донской жизни и донской истории, знал, но умолчал, что Круг вообще-то искал жертву. Любое замкнутое общество, а Войско Донское таковым являлось, ввязываясь в сомнительное предприятие, лидера, вождя предпочитает брать со стороны, чтобы не было усиления того или иного клана среди своих, чтобы никому из своих не было обидно, чтоб не жалко было сдать «чужака» в случае провала. Такова судьба Разина, Пугачева, Булавина. Краснов «любил и жалел донских казаков»... Но так говорят о чужих. Донских казаков любит и жалеет казак «петербургский»; свой донец знает цену всем и каждому,

такие слова к нему неприменимы, как глупо было бы сказать, что сосед «любит и жалеет» всех своих соседей, восхищается ими. Свой своим не восхищается.

И все же Краснов откликнулся и пошел, потому что он был «петербургский» казак, с комплексами, с ностальгией, с любовью «ко всему казачьему».

3(16) мая Краснов был избран Донским Атаманом. Круг наделил его самыми широкими полномочиями. Кое-кто даже назвал его самодержцем «демократического казачества». Краснов, как мы видим, сумел распорядиться своей властью.

К августу 1918 года область была освобождена от большевиков. Многочисленные беженцы в один голос говорили, что на Дону при Краснове «все отражало присутствие твердой хозяйской руки». Их сравнение порядков на Дону и на Кубани или на другой территории, где организация мирной жизни велась Добровольческой армией, всегда была не в пользу «добровольцев»⁶⁶³ .

Представитель союзников генерал Пуль, который видел много белых генералов, считал Краснова самым способным российским офицером из всех им встреченных, а организацию Донской армии — на более высоком уровне, чем где-либо еще в России⁶⁶⁴.