Атлант расправил плечи. Часть I. Непротивление (др. перевод)
Шрифт:
— Тем сказкам, которыми нас пичкают в молодости — о человеке, о духе. В людях нет никакого духа. Человек — это просто низменное животное, без интеллекта, души, добродетелей и моральных ценностей. Животное, наделенное двумя способностями — жрать и размножаться.
Исхудавшее лицо, пристальный взгляд напряженных глаз, некогда тонкие черты, еще хранившие следы прежнего достоинства. Его можно было уподобить проповеднику или профессору эстетики, проведшему годы за размышлениями в некоем пыльном заштатном музее. Интересно, что могло погубить этого человека, какая ошибка на пути могла довести его до такого состояния.
— Человек вступает
— Чем тебе не угодили пружинные матрасы? — спросил мужчина, похожий на водителя грузовика. — Не обращайте на него внимания, мэм. Он любит поговорить, чтобы послушать себя самого. И ничего плохого не сделает.
— Человек наделен одним-единственным талантом — низменным хитроумием, расходуемым на удовлетворение потребностей, — проговорил старик. — Для этого никакого интеллекта не надо. Не надо верить всем росказням о разуме человека, о его душе, его идеалах, безграничном честолюбии.
— А я и не верю, — проговорил молодой парень с крупным ртом, сидевший в углу, у стойки. Пальто его было разорвано на плече, а горечи в изломе губ хватило бы на целую длинную жизнь.
— И что такое душа? — продолжил старик. — Разве наделен духом производственный процесс или акт размножения? Но ничем другим человек не интересуется. Материальное — вот все, что известно человеку, все, что заботит его. О том свидетельствует наша великая промышленность — единственное достижение так называемой цивилизации — созданная вульгарными материалистами, наделенными моральным уровнем свиньи и ее же целями и интересами. Чтобы собрать на конвейере десятитонный грузовик, не требуется никакой нравственности, никаких моральных принципов.
— Что такое мораль? — спросила Дагни.
— Способность отличать добро от зла, умение видеть истину, отвага, необходимая, чтобы следовать ей, преданность добру, целостность натуры, чтобы не изменять добру ни за что и никогда. Но где отыскать все это?
Юноша насмешливо фыркнул.
— И кто такой Джон Голт?
Дагни допила кофе, сосредоточившись лишь на том удовольствии, которое приносила ей горячая жидкость, разливавшаяся живительным огнем по всему ее телу.
— Могу сказать тебе, — проговорил невысокий, морщинистый бродяга, надвинувший кепку на самые глаза. — Я знаю.
Его словно бы не услышали или просто не обратили внимания. Юноша не отводил от Дагни задиристых, рассеянных глаз.
— Вы не боитесь, — вдруг проговорил он без всякого повода, просто констатируя факт безжизненным, отрывистым тоном, в котором звучала и нотка удивления.
Дагни посмотрела на него.
— Нет, — проговорила она, — не боюсь.
— Я знаю, кто такой Джон Голт, — проговорил снова бродяга. — Это тайна, но я знаю.
— И кто же он? — спросила она безо всякого интереса.
— Первопроходец, — ответил бродяга. — Величайший среди всех, кто когда-либо жил на свете. Тот, который открыл источник вечной молодости.
— Мне еще одну. Черного, — сказал старик, пододвигая к хозяину свою кружку.
— Джон Голт потратил на поиски много лет. Он переплывал океаны, пересекал пустыни, спускался в забытые рудники, протянувшиеся на многие мили под землей. Но нашел он свой источник на вершине горы. Чтобы подняться туда, ему потребовалось десять лет. В теле его не осталось ни одной целой кости, на руках — кожи, он забыл свой
дом, свое имя, свою любовь. Но все-таки он поднялся на гору. И нашел там источник вечной молодости, который хотел дать людям. Только он так и не вернулся.— Интересно, почему? — спросила Дагни.
— Потому что, как оказалось, вуды его должны оставаться там, где они есть.
Человек, сидевший перед столом Риардена, казался каким-то расплывчатым, и манеры его также были лишены выразительности, так что никто не мог бы запечатлеть в памяти его лицо или обнаружить в нем самом нечто особенное. Единственной отличительной чертой его был нос картошкой, чуть великоватый для прочих черт; держался он кротко, однако в поведении его заметен был некий абсурдный намек — угроза, преднамеренно скрываемая, но так, чтобы все же оставаться заметной. Риарден не мог понять цели встречи. Визитер этот, доктор Поттер, занимал какую-то непонятную должность в Государственном научном институт.
— Чего вы от меня хотите? — в третий раз спросил Риарден.
— Я прошу вас учитывать социальные аспекты, мистер Риарден, — негромко проговорил Поттер. — Я умоляю вас не забывать, в какое время мы живем. Наша экономика к этому не готова.
— К чему именно?
— Наша экономика находится в состоянии крайне шаткого равновесия. И все мы должны объединить свои усилия, чтобы спасти ее от коллапса.
— Хорошо, и что я должен сделать для вас?
— Таковы соображения, на которые меня попросили обратить ваше внимание. Я представляю Государственный научный институт, мистер Риарден.
— Вы уже говорили. Но чего ради вы решили встретиться со мной?
— В Государственном научном институте сложилось неблагоприятное мнение о риарден-металле.
— Знаю.
— Но разве это не является фактором, который вы должны принять во внимание?
— Нет.
За широкими окнами кабинета темнело. Дни стали короткими. Риарден заметил неправильной формы тень носа, легшую на щеку визитера, и следившие за ним блеклые глаза; рассеянный взгляд, тем не менее, был целеустремленным.
— В Государственном научном институте собраны лучшие умы страны, мистер Риарден.
— Мне говорили об этом.
— И вы, конечно же, не намереваетесь оспаривать их мнение?
— Намереваюсь.
Гость посмотрел на Риардена как бы моля о помощи, словно бы Риарден нарушил неписаное правило, требовавшее от него давным-давно понять всю щекотливость своего положения. Риарден помогать не стал.
— И это все, что вы хотели выяснить? — спросил он.
— Дело во времени, мистер Риарден, — умиротворяющим тоном произнес посетитель. — Это всего лишь временная задержка. Нужно, чтобы наша экономика получила шанс на стабилизацию. Если бы только вы согласились подождать пару лет.
Риарден усмехнулся — весело и презрительно.
— Так вот что вам нужно? Хотите, чтобы я убрал риарден-металла с рынка? Почему?
— Всего несколько лет, мистер Риарден. Только до того как…
— Вот что, — проговорил Риарден. — Могу ли я задать вам вопрос: неужели ваши специалисты решили, что риарден-металла совсем не то, за что я его выдаю?
— Мы не делали такого заключения.
— Вы решили, что он плох?
— Речь идет о социальной значимости вашего изобретения. Мы мыслим в рамках всей страны, нас заботят общественное благосостояние и терзающий нас в настоящий момент ужасный кризис, который…