Атлантида

– Благодарность моя и моего народа безмерна, о святейший Микар!

Благодаря мудрому вмешательству Микара Атлантида обрела чудесную систему орошения полей и садов. Летом прозрачная ключевая вода, напористо перетекая по медным трубам, исправно питала землю, и почва, тучная и плодородная, вновь щедро давала плоды и растения. Не осталось больше бед в благополучной и процветающей стране Хроноса.

После той беседы с Верховным жрецом они встречались лишь несколько раз, да и то в присутствии других людей. Не было повода у Верховного жреца – представителя верховной власти Атлантиды – беседовать с правителем с глазу на глаз. И вот теперь вновь, при личной встрече Верховный жрец грозит ему каким-то известием. Чувство сильной обеспокоенности, охватившее его, подсказывало, что ему предстоит нелегкий разговор, быть может, много крат мрачнее, состоявшегося в пору начала его правления.

Тревога темной тенью легла на лицо Хроноса, свела почти к самой переносице тонкие линии бровей, изогнувшиеся над большими с искрами зелени серыми глазами. Он стоял у открытого окна, вбирая в грудь свежий ветер Атлантики, а в голове беспокойным роем вился сонм мрачных безрадостных дум.

Не было больше покоя Хроносу в его любимой стране. Доселе процветающая Атлантида с ее семью островами, с высокими науками и ремеслами, радостным и благодатным народом вдруг утратила свое благополучие, выразимое в согласии и благоразумии – этих извечных спутниках народа Атлантиды. Все чаще народное собрание на дворцовой площади разбирало жалобы обиженных земледельцев. Наделенные землей еще в незапамятные времена далеких предков атланты вдруг решались изменить установленный порядок в ущерб живущих рядом с ними. Пока что жалобщики угрюмо уступали народному собранию, громогласно бросившему каждому из них свой единодушный многоголосый ответ: да не будет так!. Но Хронос понимал, что уходящих в мрачном и тяжелом молчании недовольных становится все больше, а раз так, то возмущение и смута, доселе незнакомые его стране, станут расти. Потому-то в его душе поселились тревога и беспокойство. Хотя он и не мог устремить в будущее свой третий глаз, давно закрывшийся не только для него, но и для многих, но сердцем он чувствовал, что страшные, тяжелые времена наступают в его стране. Самое же тревожное для него было то, что он – владыка процветающей и благодатной страны с образованным и послушным народом, – не знал, как пережить смутные времена, что сделать для возвращения мира и радости своему народу.

Хронос, погруженный в тягостные думы, не услышал легких, почти летящих шагов за спиной, он вздрогнул от едва ощутимого прикосновения нежной руки и раздавшегося вслед за ним звонкого голоса:

– Отец, я искала тебя. Что случилось, почему ты грустишь?

Обернувшись, Хронос увидел изумрудное сияние глаз дочери, радость от встречи с отцом была перемешана в них с тревогой.

Лессира в это утро и вправду была встревожена. Слуга, тяжело вздыхая, тихонько шепнул ей, что всю ночь царь, печальный и задумчивый, провел в кресле у окна. И что же она видит? Он встречает ее грустной улыбкой.

– Что случилось, отец? Скажи мне.

– Дочь моя, понапрасну себя ты беспокоишь такими мыслями, – Хронос с нежностью сжал руки дочери, – тебе известно, что управлять нашей большой страной непомерная по своей сложности задача. Обычные дела кладут тень заботы мне на чело.

– Но раньше ты никогда не выглядел таким встревоженным, – упорствовала в своих расспросах Лессира, – неужто раньше забот было меньше?

– Времена меняются, страна тоже должна меняться. Я и размышляю о том, что же должен изменить в нашей любимой стране.

– Отец, обещай мне, что не скроешь от меня перемен. Обещаешь? – настойчиво твердила Лессира, вглядываясь в улыбающиеся глаза отца.

– Обещаю ничего не скрыть от тебя, о всевидящая дочь моя, – с улыбкой на устах ответил царь, и шутливо поклонился дочери. – А теперь расскажи мне, что привело тебя ко мне в столь раннее время.

– Я пришла за разрешением… э-э… я хочу сегодня покинуть дворец… позволь мне совершить прогулку…

– Прогулку? Как обычно, на первом поясе?

– Нет, дальше… позволь мне посетить и другие поясы тоже.

– Кто тебя будет сопровождать?

– Назира.

Царь кивнул в знак своего согласия. Но в этот момент перед его взором вдруг предстали картины народных собраний, хмурые и недовольные атланты, не получившие разрешения на передел земли, и в сердце его пробрался холод. Он ясно ощутил, что время мира и добра ушло безвозвратно, и теперь он уже не должен позволять свой дочери свободно, без охраны и лишь в сопровождении Назиры, перемещаться по столице. И тогда он произнес непривычные для себя слова, удивившие Лессиру:

– Хорошо, но только возьми с собой охрану.

– Охрану? Но зачем, отец?

– Так надо. Я же тебе сказал, времена меняются.

Лессира, ничего больше не спрашивая, наклонила голову и удалилась. Шаги ее вскоре отзвучали в воздухе.

Глава 2

Лессира – единственная дочь правителя Атлантиды – была независима и горда. По своему характеру решительная и твердая, она с самых своих ранних лет свободно повелевала приближенными, и никто из дворцового окружения не отваживался перечить Лессире. Быть может, причиной тому была трогательная привязанность Хроноса к своей дочери, который и сам стремился предупредить любые ее желания, и того же строго требовал от окружения. А может быть, всем хорошо известен был гордый нрав Лессиры, непреклонность ее собственных суждений. Все ее желания и прихоти исполнялись, даже, скорее, не из-за страха вызвать гнев самого правителя, который сердился редко, чаще всего он лишь недовольно хмурил брови и укоризненно качал головой, сколько из-за страха попасть в немилость к самой Лессире.

То, что прекрасная девушка с огромными изумрудными глазами и тонким станом постепенно превратилась в крайне независимую и непреклонную особу, для многих приближенных к царю атлантов не стало большой неожиданностью. Однако никто из них и подумать не мог бы о том, что это прелестное создание вдруг вздумает проявлять пристальный интерес к делам государственным. Нередко во время бесед она присутствовала подле своего отца, сосредоточенно внимая каждому сказанному слову. Многие, кто бывал по каким-то важным делам в приемном зале дворца у Хроноса, поначалу не понимали, зачем же здесь Лессира. Но по истечении времени кто с немым одобрением (вот-де умная у правителя дочь, интересны ей дела страны), кто с безразличием, а кто-то и с осуждением (зачем женщине брать в голову вещи, далекие от ее восприятия) все смирились с ее неизменным присутствием. Тем более, что сам Хронос не видел во вдруг проявившемся интересе своей дочери к делам родной земли ничего предосудительного, даже, скорее напротив, он был рад тому, что Лессира старается понять механизм государственного управления. Он в тайне лелеял надежду, что она, если на то будет воля Богов, возможно, станет первой в истории Атлантиды женщиной-правительницей. Впрочем, он понимал, что с таким, возможным, решением Верховного жреца, наделенного Богами властью провозглашать имя нового правителя, атлантам будет непросто согласиться.

Однажды в дружеской беседе с Хроносом архонт второго острова Атлантиды Синапериб, еще молодой, но уже умудренный жизненным опытом человек с высоким лбом мыслителя и живыми проницательными глазами, со свойственной ему неторопливостью и размеренностью высказывал свои мысли относительно некоторого переустройства в Атлантиде.

В вечерней прохладе Хронос и Синапериб непринужденно беседовали на террасе царского дворца у пиршественного стола, сервированного фруктами, засахаренными сладостями и вином. Правитель Хронос с легким радостным сердцем внимал словам Синапериба, чьи идеи и взгляды он ценил высоко. Синапериб из всех архонтов был, пожалуй, наиболее приближен к правителю, который любил подолгу беседовать с архонтом, обсуждать государственное устройство Атлантиды, ее историю, мечтать о далеком будущем своей великой страны.

На этот раз их разговор, плавно переходящий из одного русла в другое, коснулся роли женщины в управлении страной. Хронос, подталкиваемый желанием узнать мнение Синапериба насчет собственных тайных мыслей, сказал:

– А странно, что в Атлантиде нет и не было ни одного архонта-женщины. Ведь среди женщин Атлантиды есть немало заслуживающих всяческих похвал как в искусстве, так и в науках. Неужели бы какая-то из них, стань она архонтом, не справилась с управлением одним из островов?

– Нет, они несправедливы и глупы, – резко сказал Синапериб.

Хронос знал о том, что Синапериб в юности пережил страстное увлечение, посеявшее в его сердце лишь разочарование и печаль, он, на всю жизнь оставшийся одиноким, не жаловал больше женщин, при случае был готов высмеять каждого, кто преклонял свои колени пред ними. Хроносу это было ведомо, но он не оставлял надежды найти убедительные доводы и развеять заблуждение архонта. Правителю, питавшему к нему самые теплые дружеские чувства, хотелось увидеть однажды в глазах Синапериба свет любви, зажженный прекрасной женщиной.