Атомка

Обычно уголовка работала с Государственной лабораторией научной полиции в Париже, а иногда, если так было удобнее для дела или парижская была завалена работой по горло, — и с частной, в Нанте. Конечно, Шарко мог бы найти возможность передать свои образцы спермы вместе с другими пробами в одну из этих лабораторий, но все-таки это было слишком рискованно. Все, что передается туда на анализ, непременно регистрируют, всякий раз требуется подтверждение, не говоря уж о проблемах с оплатой счета… Ничего, не беда, ведь существует куда более простой и безопасный способ — можно воспользоваться услугами одной из независимых генетических лабораторий, их в Интернете видимо-невидимо…

Шарко выбрал «Бенельбиотек», бельгийскую лабораторию неподалеку от французской границы, — частную фирму с хорошей, насколько ему было известно, репутацией. Работает она шесть дней в неделю, может по образцу слюны, спермы, по кожным чешуйкам, по волоску с головы или откуда-нибудь еще с тела, да по чему угодно, лишь бы там содержалось достаточно ДНК, составить генетический профиль человека. Анонимность гарантируется, ответ через двадцать четыре часа мейлом или почтой. Получив его, Шарко останется только сравнить выявленный «Бенельбиотеком» профиль со своим, зарегистрированным в НАКГО.

Еще сидя в кабинете уголовки, комиссар скачал с сайта «Бенельбиотека» бланк, набрал в оставленных для этого пробелах «образец № 2432-S» плюс все данные для регистрации заказа и номер своего мобильного, распечатал, а теперь он засунул распечатку бланка туда же, в конверт с пузырьками, наконец его заклеил и сразу же отправил письмо в Бельгию через Хронопост. Остается только набраться терпения: о том, что результаты исследования готовы и могут быть высланы мейлом на адрес, который он специально для этого придумал, его известят эсэмэской, результат должен прийти в понедельник в течение дня. Ну да, а четыреста евро он переведет им — тоже с помощью Интернета — ближе к вечеру…

Белланже ввалился в комнату группы, когда Франк, вернувшись к компьютеру, добавлял в учетную запись своей электронной почты новый адрес. Естественно, тот самый, фальшивый: бессмысленную последовательность букв и цифр с окончанием «@yahoo.com».

Шеф был явно расстроен:

— Очень плохая новость. Мне сейчас сообщили из комиссариата Мезон-Альфора, что мальчишка пропал…

— Как это пропал?

Никола Белланже присел на край письменного стола:

— Вчера около десяти вечера медсестра больницы заметила в одном из коридоров тепло одетого — толстая куртка цвета хаки, черные брюки, шапка, перчатки — мужчину, лицо которого было замотано шарфом. Мужчина нес на руках ребенка и, прежде чем сбежать по лестнице и скрыться, успел как следует двинуть локтем в лицо этой самой медсестре, стоявшей у него на пути.

Шарко шепотом выругался. Всегдашняя проблема муниципальных больниц — все двери настежь, и днем-то охраняются кое-как, а ночью так вообще… Туда может зайти кто угодно, кто угодно может бродить с этажа на этаж, кто угодно, воспользовавшись занятостью… или халатностью персонала, может войти в любую палату.

— Версии какие-нибудь есть?

— Пока никаких. Тремор из местной полиции поехал в больницу, хотя медсестра, которую «посетитель» сильно ударил по лицу, толком его не разглядела и показания брать практически не у кого. Местная полиция объявила особый уровень тревоги — «Тревога: киднеппинг», — но фотографии ребенка у них есть лишь те, что были сделаны накануне, когда мальчика нашли, а о похитителе вообще никакой информации, только описание одежды. Да, еще! Тремор сказал, что в лаборатории сделали анализ крови с бумажки, обнаруженной в кармане малыша, и это оказалась кровь Валери Дюпре.

— Значит, она была ранена, когда писала…

Шарко откинулся на стуле, уставился в окно. Однажды мальчонке удалось сбежать от палача, но теперь ему придется пережить те же муки заново…

Комиссар точно знал: надежды на то, что повезет, больше нет.

16

Люси и Лиз Ламбер нашли тихое местечко на этаже, где располагалась закусочная. Обедать было еще рано, но Люси воспользовалась случаем и заказала себе вполне «диетический» набор из жареной картошки, чизбургера и колы. Простых запахов теплого хлеба и горячей говяжьей котлетки оказалось достаточно, чтобы мгновенно пробудился аппетит.

Когда они шли вверх по лестнице, Люси попробовала раздобыть еще немного информации о Кристофе Гамблене. Как Лиз считает: не опасался ли журналист чего-нибудь? Нет, ничего нового узнать, увы, не удалось: приезжий, по мнению несостоявшейся утопленницы, держался вполне естественно и спокойно, говорил, что собирает материал для очередной статьи. Как обычно.

Собеседница Люси машинально развернула сэндвич — привычные жесты, каждый день одни и те же, да и дни похожи один на другой, как близнецы, — и сама вернулась к теме, которая интересовала лейтенанта Энебель:

— Первый раз это случилось три года спустя после несчастного случая — в две тысячи седьмом, до того были только какие-то мимолетные воспоминания, такими вспышками… И вот когда начались эти мучительные кошмары, — женщина вздохнула, — мне захотелось во что бы то ни стало убраться подальше от Амбрена, от озера, от… от гор… А тут не сразу привыкла, трудное было время… — Она не сводила ореховых глаз с Люси и перемежала фразы долгими паузами. Господи, эти глаза видели смерть вблизи, наверное, тогда и потеряли свой природный блеск… — Я очень хорошо помню, как все началось. Была середина лета, стояла ужасная жара. Дом у меня был старый, случился засор, и надо было прочистить трубу, а для этого — пойти в глубину двора, к сточной яме… Простите меня, если у вас пропадет аппетит, потому как то, что я собираюсь рассказать, не… не очень…

— Ничего, не беспокойтесь.

— Короче, я собиралась вылить в сточную яму каустик, которым промывала трубы, чтобы убрать оттуда всю грязь, ну а когда приподняла крышку, оттуда пошел очень сильный запах тухлых яиц, и я… Даже и не знаю, как бы это получше объяснить… помню, я упала там, рядом с этой крышкой, прямо на землю, почти без сознания… Можно было бы подумать, будто это от жары или вони из стоков, но дело было совсем не в том. Передо мной поплыли, одна за другой, картинки, каких я сроду не видела… Картинки эти впечатывались в меня так, будто их внутрь молотком вбивают, будто силой втискивают… И с того дня они стали меня преследовать, почти каждую ночь приходили ко мне в страшных, страшнее некуда, кошмарах…

Люси отложила едва надкушенный чизбургер, наклонилась вперед и слушала во все уши.

— Запах тухлых яиц пробудил в вас вытесненные воспоминания, как мадленка у Пруста…

— Вот-вот. Я сразу же поняла, что ощущала именно такой запах в тот вечер, когда упала в озеро, за три года до промывки труб. У меня появилась уверенность в этом.

Теперь Люси была убеждена, что напала на след. Связь между двумя убийствами и двумя мнимыми утоплениями бросалась в глаза: пресловутый запах сероводорода, особенный, ни с каким другим не спутаешь.

— В тот вечер вы сидели на диване с собакой, смотрели телевизор, да? Откуда же было взяться этому запаху?

— Не знаю, нет, правда не знаю! Он был вокруг меня… И во мне, внутри!

Люси вспомнила, что говорил о сернистом водороде судмедэксперт. В больших дозах этот бесцветный газ убивает, но, если вдохнуть его всего разок, причем низкой концентрации (так он, кстати, ужаснее всего и воняет), просто потеряешь сознание. К тому же наличие его в организме выявляется с трудом, вот почему в сделанных Лиз Ламбер в больнице анализах крови и не было ничего особенного. Может быть, убийца воспользовался сульфидом водорода как своего рода наркозом и для того еще, чтобы жертва не наглоталась воды в озере? Но зачем ему все это понадобилось, зачем?