Атомное комбо

Ранди хмурился, глядя на них исподлобья. Думаю, во всём происходящем его больше раздражала не их назойливость и птичьи голоса, сколько то, что заключённый в них смысл навсегда останется для него тайной.

– Ну что нужно ответить?
– обратилась к нему мама, но строго, неласково.

– Она хочет, чтобы ты её поблагодарил, - подсказала я тихо.

– Спасибо.

– Ты совсем не стараешься!
– досадовала госпожа Дуайт.
– Ну почему ты такой странный? Это же так просто. Ну-ка, повторяй за мной...

Видя её недовольство, Ранди растерялся. Он пытался понять, но не её речь, а то, в чём он провинился. Его пристальный взгляд искал ответ в мимике её лица, но мама приняла это болезненное, сосредоточенное внимание за вызов.

– Что это ты удумал?

– Спасибо.

– Мне говорили, неприкасаемые все такие. Каждое их поколение тупее предыдущего, - шептались соседки.
– И чего они от нас хотят? Необучаемые, дикие варвары. Да ты только взгляни на него.

– Э-э-э... спасибо?

И тут я поняла, что пришёл мой черёд его спасать.

– Я его всему научу!
– заявила я, вытягивая его из кольца надушенных, наряженных в шёлковые платья женщин.
– Говорить. Читать. Писать. Прямо сейчас!

Благородство? Отнюдь. Эгоизм чистой воды. Хотелось всем показать, как я умею. Доказать, что я лучше справлюсь задачей, над которой бьются великие умы страны. Ведь долгое время у нас верили, что тайнотворца можно обучить речи, нужна только особая методика. О контроллерах узнали не сразу. А тут вдруг я с таким апломбом: мол, всё смогу...

Бремя ответственности не тяготило меня, я никогда не задумывалась над тем, что мне стоит быть осмотрительнее в словах. Ведь Ранди воспринимал весь мир исключительно через призму моего мнения. Всё сказанное мной, автоматически возводилось им в ранг нерушимых истин. Он не сомневался: то, что плохо для меня - плохо для всех, а то, что хорошо - всеобщее благо.

Встреть он взрослого контроллера всё повернулось бы иначе. Ему нужен был другой человек. С принципами, с опытом. Тот, на кого можно было бы ровняться. А чему я могла научить?

Но выбирать не приходилось, и вот...

Для меня было настоящим сюрпризом узнать, что Ранди оказался не таким идиотом, каким его все себе представляли. Я привыкла слышать о том, какие тугодумы все эти неприкасаемые, а тайнотворцы - худшие из них.

Он быстро научился читать. Это было для меня самое главное - научить его читать, а остальное доверить книгам. Благо у нас была роскошная библиотека, к которой он, однако, долго не решался подступить. А когда всё-таки осмелился... сколько книг он прочитал? Не больше десяти до того как вся библиотека взлетела на воздух.

Да, до войны всё было по-другому... Я даже представить себе не могла, что жизнь может так внезапно меняться. Что я могу бояться кого-то кроме ящериц. Бояться неба. Боятся, что вот сегодня Ранди не проснётся. А особенно боятся молодых мужчин.

3 глава

Ситуация усугублялась постепенно. Нельзя сказать, что война оказалась для всех неожиданностью. Для детей - конечно, но взрослые всё понимали.

Сначала в городе стали появляться плакаты и прокламации. Плакатами были обклеены стены домов и столбы, а прокламации лежали прямо так, на земле: в них писалось о проблеме неравноправия, беспределе правительства и о том, как с этим бороться. Те, кто подбирал эти листовки, вскоре бесследно исчезали.

К маме приходили соседки и жаловались на то, что некоторые слуги ушли от них. "Переметнулись к "чёрным"" - так они говорили, но кто такие "чёрные" никто из детей не знал.

Однажды, совершенно внезапно, к нам приехал Свен, против обыкновения без Дагера и в тёмно-синей форме, которая превращала его в незнакомца. Когда он гостил у нас, то всегда надевал светлую, выходную. Нам хватило одного взгляда на него, чтобы понять: самое время готовиться к худшему. Вопреки его словам.

– Нас перебрасывают к границе, - говорил он маме, а та сидела, обхватив руками голову.
– Ни о чём не переживай, это временные меры. Я вернусь через месяц, обещаю.

Когда он уходил, то поднял меня на руки и внимательно-внимательно посмотрел. Тогда я не поняла этого взгляда, а теперь думаю, что он колебался. Он искал что-то, что помогло бы ему передумать, помешать.

Надо было его остановить. Надо было разрыдаться. Просить не уезжать. Надо было...

– Ну, береги наших женщин, - усмехнулся Свен, потрепав Ранди по волосам, и ушёл. Шёл быстро, не оборачиваясь. Почти бежал.

– Что он сказал?
– спросил Ранди, провожая полубрата отнюдь не дружелюбным взглядом.

– Что теперь ты - второй после отца.

Но прошёл месяц, и Ранди стал первым: отцу было приказано с важнейшей документацией немедленно отправляться в столицу. Он взял с собой только один чемодан, в котором не было одежды. Он холодно попрощался с женой, но зато долго не мог наговориться со мной. Это было что-то из ряда вон. При его сумасшедшем графике он не видел домашних неделями: пропадал на работе или запирался в кабинете. А тут вдруг говорил, говорил и не мог остановиться, такой противоестественно ласковый.

– ...я всё подготовлю, а потом позвоню тебе. Ты ведь любишь ездить на поездах? На вокзале я вас встречу с цветами. Какие ты любишь?

Когда мама приносила подаренные ей букеты, я приходила в восторг, а отец в бешенство. Я думала, он цветы на дух не переносит. Но почему-то теперь всё изменилось. Если лишь предчувствие войны так меняет людей, то что с ними сделает сама война? Может, она - не такая уж плохая штука?

– Какие цветы, папа? Зима же.

– Но это ведь столица.

– В столице не бывает зимы?

– Там всё бывает, и цветы зимой тоже.

– Я не хочу уезжать.

– Это всего на месяц...

– Свен говорил так же. Но месяц уже прошёл.

– Смотри-ка, тебя теперь не обманешь.
– Он гладил меня по волосам.
– И когда ты так хорошо научилась считать?

Я фыркнула.

– Давно. Знаешь, а я сейчас учу ирдамский. Хочу как ты, знать всё на свете.

– Какой ирдамский в девять лет?

– Мне одиннадцать, папочка.

Переступая порог, отец старался улыбаться. Он, правда, хотел всё исправить. Верил, что там, в столице возможно всё. Цветы зимой, жизнь с чистого листа...