Атомный поезд. Том 1

Мишаня ничего не рассматривал: чокнулся и выпил, закусил вначале салом, а уж потом заел луком.

Гаврилыч – крепкий, хоть и не первой молодости мужчина с седыми зализанными назад волосами и огромным в пол-лица носом, пил долго, мелкими глотками, потом, полузакрыв глаза, посидел неподвижно, смакуя вкус и послевкусие, как опытный дегустатор.

– А ведь знаете, пацаны, не обманула баба – водка настоящая, из пшеницы, – удовлетворенно произнес он, внимательно осмотрел толстый ломтик сала, аккуратно и даже с некоторой нежностью водрузил его на ломоть черного хлеба и, прежде чем впиться давно не леченными зубами, с удовольствием обнюхал бутерброд.

– Настоящая редко попадается, – поддержал разговор Мишаня.

– А зачем ее делать, если и самогонку пьют, и стеклоочиститель глотают, – Ходиков разлил остатки. Вышло по полстаканчика и все трое огорченно покрутили головами.

– Надо было, Гаврила, тебе у проводников купить, – сказал стрелочник.

– У каких проводников? Это же литерный! – усмехнулся Гаврилыч. – Видел, какие там проводники стояли? Они тебя сразу на голову укоротят.

– Посмотрим еще, кто кого укоротит, – по-блатному растягивая слова процедил Игорек. Он сразу изменился: сузил глаза, искривил губы. – А ведь в таком что-то ценное возят. Вот бы грабануть!

– Гра-а-ба-а-ну-у-уть! – растягивая слоги передразнил Гаврилыч. – Ты уже пробовал арбузы из вагонов таскать! Мало показалось? А тут тебе сразу пулю засадят…

– Да херня это все, – скривился Ходиков. – Понты колотят. Пугают народ.

– Херня? – вскинулся Гаврила с таким видом, будто услышал личное оскорбление.

– А знаешь, что на сто двадцатом километре было? Мужики-охотники из города сидели под насыпью, водочку попивали да разговор терли, вот прямо как мы сейчас. А тут мимо литерный несется, он всегда на полном ходу… А один там такой же борзой, как ты, ружье вскинул и как бабахнет в борт вагона!

Гаврила сделал театральную паузу.

– А там снайпер сидел наготове! Чпокс! И парню этому в голову… Прям промеж глаз засадил!

– Херня! – вновь лаконично повторил Игорек, закуривая и выпуская дым через ноздри. Лицо его вновь приняло обычное выражение. – Слышал я про эту историю. Пуля о корпус срикошетила – и все дела.

– О корпус! От обычного, небось, не отскочит… Значит, вагон бронированный! – не сдавался Гаврилыч. – Как же ты его грабить будешь?

– Как, как, – скривился Ходиков. – Я-то не собираюсь, мне уже хватило. А вообще-то, скажу я вам, все это очень запросто делается!

– Да не бреши лучше! Ты на Колыме был? Нет! А наколку сделал!

Когда собутыльники начинают сомневаться в лучших душевных свойствах друг друга, дело неминуемо идет к скандалу. Опытный Мишаня это хорошо знал.

– Ладно, хватит лаяться, пацаны, – вклинился он, хлопнув себя по колену мозолистой ладонью. – Давайте лучше выпьем за дружбу!

– И то правда, – кивнул Гаврилыч, и Игорек с ним согласился. Пластмассовые стаканы бесшумно соприкоснулись.

* * *

Они были похожи друг на друга, как близнецы. Их так и называли – и начальство, и сослуживцы. Оба высокие, статные, плечистые. Оба с короткими светлыми стрижками и голубыми глазами. Они даже одеты были одинаково. В светлые летние костюмы, которые оба считали пижонскими. Только у одного костюм был светло-серым, а у второго – бежевым. Существовало и еще одно отличие, позволяющее различать двух атлетичных блондинов. У обладателя бежевого костюма имелся широкий косой шрам на шее с правой стороны, и парню не удавалось скрыть эту броскую примету с помощью специально подобранной рубашки с высокой стойкой.

Парни степенно выбрались из салона видавшей виды белой «Волги» без опознавательных знаков и, шагая почти в ногу, целеустремленно направились к центральному входу в «Ночной прыжок». Сейчас все здесь выглядело не так, как обычно. Вдоль тротуара вместо навороченных иномарок стояли два скромных «Опеля» с милицейской раскраской, микроавтобус «РАФ» и «УАЗ» с синими милицейскими номерами. На запретном месте косо приткнулся «БМВ» пятой серии с проблесковым маячком над дверью.

Вокруг крутились милиционеры в форме и штатском, всех посторонних старались удалить, лишь несколько изрядно подвыпивших и явно не удовлетворивших потребностей посетителей околачивались в стороне, перебрасываясь словами со стайкой девушек, нелепо выглядевших на улице в своих суперсексуальных нарядах.

«Близнецов» никто остановить не пытался, и они беспрепятственно зашли внутрь заведения. Здесь стоял охранник, который заметно утратил уверенность, но продолжал выполнять свои обязанности.

– Вы к кому? – спросил он «близнецов», наметанным глазом определив, что их «пижонские» светлые костюмы стоят меньше, чем мятые маечки завсегдатаев «Ночного прыжка».

– Стой здесь и никуда не уходи, – не останавливаясь, бросил Влад Малков. – Ты еще понадобишься.

В холле к ним сразу же подошел один из наблюдателей, который и сообщил о происшествии. Невысокий коренастый, с неприметным незапоминающимся лицом, он не должен был открыто контактировать с гласными сотрудниками, но сейчас чрезвычайность ситуации меняла дело.

– По времени все шло нормально: объект вышел, Марина должна была выйти следом, мы стояли в пределах прямой видимости… И тут вдруг закрутилось: милиция, шум, гам, всех выгнали из бара…

– Зачем? – спросил Ломов. – Это же свидетели!

– Не знаю, – пожал плечами он. – Она в женском туалете на втором этаже. Там работает группа осмотра. Ну, я пошел?

– Давай. Мы сами доложимся.

Осмотр был в разгаре. Малков предъявил старшему, пожилому следователю прокуратуры, служебное удостоверение.

Если оно и произвело впечатление, то внешне это никак не проявилось.

– Ничего не трогайте и не мешайте, – сухо сказал следователь. – Тело было в кабинке, вещи из сумочки выброшены на пол. Все вопросы потом.

Девушка в черно-белой одежде лежала на черно-белом кафеле. У нее было меловое лицо и черный синяк поперек горла. Как будто талантливый, но патологически жестокий режиссер снимал сцену фильма, которым замахивался на приз каннского кинофестиваля. И без того короткая юбка задралась кверху, обнажая узкие кружевные трусики, но на этот раз она не была виновата в таком бесстыдстве… Как и в неаккуратности – белые сетчатые чулки порвались в нескольких местах. Карие глаза широко распахнуты. Безжизненный взгляд устремлен в зеркальный потолок, в котором отражалась вся эта сюрреалистическая картина.

Судмедэксперт диктовал, криминалист фотографировал, следователь писал, положив бланк на твердую папку. Двое в штатском, очевидно, оперативники уголовного розыска, складывали в пакет вещи: ключи, пудреницу, презервативы.

– У нее был телефон, – сказал Ломов.

Сыщики пожали плечами.

– Все, что было – вот здесь.

Диктофона тоже не оказалось.

– Нашли свидетелей?

– Нет. Тут собирается публика, которая не любит давать показания. К тому же всех выгнали до нашего прихода.

– Пальцы остались? – спросил Малков у криминалиста.

– Вряд ли. С тела не снимешь, а вещи он не трогал. Впрочем, в лаборатории проверим.

– Пошли, Влад, – сказал Ломов. – Ты раньше бывал в женском туалете? Я – впервые. Чего ты такой угрюмый?

– Маринку жалко.

В интонации Малкова его напарник уловил горестные нотки. Вроде, незаметно для внешнего восприятия, но все-таки голос слегка дрогнул. Влад прищурился, закурил и глубоко затянулся. Выпустил дым под потолок.

– Ты ее лично знал?