Атомный век

– С какими лиходеями? – спросил Берзалов лишь бы только спросить.

Какие ещё могут быть лиходеи с этом глухом места – «дубы», больше некому.

– Да говорят, сами мы не видели…

– Нет, не видели, – закивали старухи.

– Говорят, что вместо людей новая раса появилась, – пояснил дед Дмитрий и покосился на луну-череп, которая вовсю светила с чёрных небес.

– Какая раса? – страшно удивился Берзалов, не придавая сообщению никакого большого значения. Мало ли что болтают в такой глухомани.

– Говорят, что людям конец, – почему-то шёпотом сообщил третий дед Иван, у которого не было глаза, и он чаще других оглянулся на ближайшие кусты малины.

– Это ясное дело, – басовито согласился Гуча и робко потянулся за солёным огурцом.

Он проявил не свойственную для него сдержанность, пить не стал, хотя самогон был абрикосовым, пахучим, как елей. Поел и ушёл вместе с Сундуковым сменять караульных. Молодец Архипов, похвалил Берзалов. Вымуштровал экипаж. Эх, жаль Бура. Погиб Бур. И Гаврилова тоже было жаль, только с какой-то ущербностью, с обидой в душе, хотя, должно быть, настоящий Гаврилов, конечно же, на него не нападал, а, должно быть, исчез в этом самом Харькове. Берзалов давно догадывался об этом, только никому не говорил. Чего говорить? В донесении он об этом указал, но донесение из-за отсутствия связи лежало в памяти СУО.

В сумерках зажгли керосиновые лампы. Поговорили ещё о том, о сём. Вспомнили довоенное время, Сталина, который не допусти бы такого безобразия, и Берзалов, взглянув на поднявшуюся луну-череп, сказал:

– Спасибо за хлеб и соль. Очень вкусно. Самогон классный. Но нам пора.

Его стали уговаривать ещё посидеть, мол, когда ещё выпадет случай. Но Берзалов, вдруг ощутив сильный прилив сонливости, сказал:

– Завтра рано вставать. Мы ж не просто так, а на задании. – И заработал иронический взгляд капитана Русакова.

Вот, гад, подумал Берзалов, разлагает мне дисциплину. Сбежал бы ты от нас, что ли?

– А-а-а… – понимающе сказал дед Дмитрий. – Ну, это другое дело.

И от Берзалова отстали. Вначале он заскочил в бронетранспортёр. У связанного Касьяна Ёрхова была чёрная от побоев физиономия. Каждый уважающий себя член экипажа вымещал на нём злость за Ивана Зуева. Архипов сидел на месте стрелка.

– Отпустишь его утром, – тихо сказал Берзалов.

Архипов вопросительно уставился на него.

– Иначе забьёте. Что с ним делать, не убивать же в самом деле?

– И то правда, – согласился Архипов. – Хорошо, ладно. На рассвете отпущу.

Берзалов пошёл к себе в дом, где в горнице горела лампа и была расстелена постель, сумел ещё побриться, борясь со сном, и завалился прямо поверх одеяла. Впервые за несколько суток он спал, вытянув ноги, без ботинок. Снилась ему Варя и пёс породы эрдельтерьер по кличке Африканец, с которым Варя приходила на свидание. Гулял они в Летнем парке, и народ пялился на благородного красавца Африканца.

Разбудил его Архипов:

– Товарищ старший лейтенант!.. Товарищ старший лейтенант!..

– А! Что?! – Берзалов, схватился за пистолет, который лежал у него под подушкой, сел и спросил. – Долго я спал?

Он испугался, что проспал всё на свете, но за окном только-только начал сереть рассвет.

– Сканер сигнал поймал, – почему-то шёпотом доложил Архипов, всем своим видом показывая, что наконец-то нашли то, что так долго искали.

– Не может быть… – так же шёпотом отозвался Берзалов, ещё не придя в себя.

– Продолжительность пять с половиной секунд. Засекли и взяли азимут. Судя по мощности, совсем рядом, – говорил Архипов в третьем лице, принижая свои заслуги, потому что ему выпало дежурить в бронетранспортёре, и он, разумеется, накануне даже не пил самогона.

Берзалов открыл карту:

– Показывай.

– Вот здесь – ткнул Архипов туда, где петляла река.

– Ага… – сообразил Берзалов, – здесь горы, почти как в Карпатах.

– Так точно. Из этих гор и пришёл.

– Молодец, что разбудил. Поднимай наших, но тихонько, огня не зажигайте. Выдвинемся, посмотрим, что это такое.

Через пять минут все, кроме Гучи и Колюшки Рябцева были готовы к движению. Последних надо было снять с постов.

– А где капитан? – спросил Берзалов, вскарабкиваясь на борт.

О капитане Русакове все словно позабыли, как о прибившемся щенке, а потом вспомнили, как всегда, в самое неурочное время, кинулись искать, но не нашли.

– Ушёл… – предположил Сундуков и выпучил на Берзалова честные-честные глаза.

– Я последний раз видел его в бане, – сказал Архипов, и его физиономия в отличие от физиономий всех других, не выражала сомнения: сбежал капитан, точно сбежал.

Ну и бог с ним, куда же ему, дураку, деваться? – рассудил Берзалов. Ему же штрафбат светит. А ведь мог во сне всех порешить. Я бы так и сделал, если бы надумал бежать. Концы в воду, и в «дубы» – век не найдут. Поэтому он убеждённо сказал:

– Здесь он. Плохо искали.

– Да, я знаю, знаю, вражина он. Только и глядел, как бы пятки салом смазать! – заявил обычно молчаливый Клим Филатов и сжал автомат так, что казалось, сломает цевьё.

– Может, он на каком-нибудь сеновале спит? – предположил Берзалов, вспомнив, что капитан накануне засиделся со стариками.

Ещё полчаса суматохи, и его действительно нашли на чердаке, в доме, на краю деревни, где тот после бани и самогона спал без задних ног. Спустился капитан с чердака, отчаянно зевая, и предложил:

– Может, подождем рассвета?

– Может, и подождем, – согласился Берзалов. – Только кажется мне, что сигнал-то был не просто сигналом, а передачей.

Встрепенулся Русаков, понял он всё, недаром вертолётчик, а значит, технически грамотный человек. Передача означала контакт с кем-то, с союзником, с подразделением, возможно, даже с космосом, и лучше бы этого вообще не произошло, ведь шансы капитана Русакова при таком раскладе резко падали, потому что надо было идти и разведать этот самый источник сигнала, то бишь Комолодун.

Солнце уже появилось над лесом – в зеленоватом ореоле, но вполне земное. Луна-череп поблекла, но никуда не делась. На месте Харькова, как и прежде, висели чёрные-чёрные тучи и сверкали зарницы. Ещё одна тайна, подумал каждый, но каждый же и предпочёл промолчать, боясь, что старший лейтенант заставит идти туда и разгадывать очередную тайну. Берзалов тоже посмотрел в ту сторону, но, к счастью, ничего не сказал, и все вздохнули с облегчением.

От реки наползал туман, и вообще, вся низина была в этом тумане, торчали только деревья и кусты, и мир был сжат до размеров того, что можно было увидеть. Потом из тумана стали возникать то тяжёлые и мокрые ветви дубов, которые царапали корпус бронетранспортёра, то изгиб реки, где сытые лягушки плюхались в воду и не желали плавать, и Берзалов подумал, что он не успел попрощаться со стариками, которые были хлебосольны, как все русские люди.