Аттестат зрелости

Чудеса! Да и правда, уж не колдунья ли эта сероглазая?

– Этой берёзке столько же лет, как и мне! Ее мама посадила, когда я родилась. А вот Володькин клён, Алёшкин тополь, Людмилкина рябина... Это мама так решила, пусть, говорит, растут деревья. Нас, говорит, не будет, детей наших, а деревья будут расти и расти, словно мы все живём.

– А ведь, и правда - здорово. Нас не будет, а на земле кто-то вместо нас останется, - задумчиво произнес Сергей.
– Молодец у тебя мать!

Он заглянул в острые Светкины глаза и признался:

– Света, я не через месяц уезжаю, а через три дня...

– Уже?

– Понимаешь, дядька у меня в Череповце живёт, писал, чтобы я пораньше приехал, огляделся. Он же в военном училище работает. Я сначала не хотел тебе говорить, а потом подумал: нечестно так, и сказал.

– Ну и правильно сделал, что сказал. Знаешь, до смерти не люблю тех, кто врёт да изворачивается. Лучше горькая правда, чем неопределённость. Я так думаю.

– У нас целых три дня впереди, - промямлил Герцев.

– Да, конечно, три дня - почти вечность!
– с горькой иронией сказала Светлана, фыркнула по привычке носом, голос её позвончал: - Серёжа, вот уедешь ты... Я прошу: помни обо мне, знай, что я есть, и что, - она запнулась, долгим пристальным взглядом смотрела на Сергея, словно решала совершить что-то трудное, но нужное.
– И что я люблю тебя...

Сергей оцепенел. Вот она и сказала. Первая сказала, как он хотел. «А я? Я люблю?» - подумал. Всё как-то стремительно завертелось, он и опомниться не успел, не привык, что рядом есть верная, надёжная девушка с чудесными глазами, которые просто невозможно обмануть, такие они доверчивые и всё понимающие. И эта девушка сказала, что любит его. А он?

– Ой, Серёжа, я такая счастливая!
– Светлана приподнялась на цыпочки и поцеловала Сергея. А он стоял - руки по швам, ужасно глупый и растерянный, не обнял Светлану, как хотел сделать часом раньше, он просто не знал, что делать, что сказать, а лгать не хотел. И как тогда, в пустом классе, старательно подыскивал слова и не мог найти.

Улыбка погасла на лице девушки, Сергей увидел, что её глаза стали наливаться гневом и обидой.

– Ты не любишь меня, Сергей!
– отшатнулась, прижалась спиной к березе.
– Зачем мы провели этот день вместе? Зачем? Почему ты так сделал? Пожалел, да?

– Свет, ну погоди, Свет, ну я сам не знаю... Всё так неожиданно, быстро, - бормотал Сергей, ненавидя самого себя. Весь день он был как в тумане, ослеплённый счастливым сиянием девичьих глаз, а вот сейчас ему показалось, что он обманывал её и себя.
– Ну, Свет... Я писать буду...
– бубнил и бубнил.

А Светлана, белее своей берёзы, обнимала обеими руками её ствол, словно умоляя защитить себя, укрыть, с ужасом и болью смотрела на Сергея и медленно, не вспышкой, как раньше, краснела от стыда за все ласковые и нежные слова, сказанные Сергею. Ей было почему-то мучительно стыдно сейчас, так стыдно, словно залезла в чужой карман, и её уличили в этом. «Боже, что же это?» - билась мысль.

– Уйди...
– прошептала Светлана дрожащими непослушными губами, простонала, мотая головой, как от боли.
– Уйди, прошу тебя. Уйди!

Как медленно тащится поезд в последние минуты перед станцией!

Светлана Рябинина жадно всматривалась в низкорослые пристанционные постройки, искала знакомые лица среди встречавших поезд, торопила неповоротливую железную гусеницу: ну же, ну... скорее!

Вот и вокзал. Маленький неказистый деревянный домишко, со всех сторон окруженный молчаливыми застывшими тополями. Они, эти старые тополя, привыкли к ежедневной сутолоке встреч и расставаний и равнодушно стояли, не шелохнув ни одной веточкой.

Светлана, подхватив чемодан, выскочила из духоты вагона на перрон, задохнулась от морозного воздуха и увидела мать.

Августа Фёдоровна стояла в нескольких шагах от неё, сжав руки в кулачки на груди, тревожно шарила глазами по лицам, искала Светлану. Она была в стареньком тёмно-зелёном пальто с чёрным котиковым воротником, в шали, уже давно потерявшей ворс. Мама, мамочка, до чего же ты постарела за эти два года, что не было Светланы дома! Зимой - учёба в университете, куда она всё-таки решилась поступать после окончания школы, летом - работа в стройотряде. Правда, была прошлой осенью Светлана дома, но это была страшная, печальная необходимость.

Августа Фёдоровна увидела Светлану, протянула свои сухонькие руки в синих вязаных рукавичках ей навстречу. Заштопанная дырочка на правой рукавичке больно резанула Светлану по сердцу: мать отказывала себе во всем, чтобы помогать ей и Володьке, который учился в медицинском институте. Августа Фёдоровна прильнула к дочери всем своим худеньким телом, упрятала заплаканное лицо в пушистый воротник её пальто.

– Мамочка, милая моя, роднулечка!
– Светлана тоже всхлипнула и крепче прижала к себе мать.
– Мамочка, милая моя мамочка, лучше всех ты у меня, мамочка...

– Свет, а Свет! Меня тоже обними!
– кто-то повис сзади на Светкиной шее. Она оглянулась и увидела Лариску Кострову: располневшую, похорошевшую, рот в улыбке до ушей и счастливые глаза. А рядом переминался с ноги на ногу в легких туфельках франт Андрей Горчаков, он и в школе старался всегда одеваться по моде, раскручивая родителей на полную денежную катушку, а как стал самостоятельным, главой семьи, развернулся вовсю.
– Лариска! Граф Горчаков! Вы ли это? Лариска, тебе на пользу мужнин хлеб, ишь как раздобрела! Пышная! А ты, Граф, всё форсишь?

Лариска зарделась, а Горчаков смущенно кашлянул:

– Да у нас, понимаешь, ещё ребеночек будет.

– А Дениска ваш где? Я ему подарок привезла.

– Дома, холодно же, - озабоченно ответил Горчаков.
– А ты-то, ты ли это, Светка?
– он облапил Светлану, хотел чмокнуть в щеку, но девушка увернулась, погрозила пальцем:

– Не стыдно? При жене целоваться лезешь!

– Светка, ты такая стала...
– Горчаков повертел в уме слова, подыскивая подходящее.
– Стала такая шикарная девочка! Честное слово, я бы на тебе женился, если бы не Лариска, понимаешь.

– Ох, и болтун же ты!
– Лариса шутя нахмурилась, приказала строго.
– Бери лучше чемодан да пошли, а то закоченеем тут от холода.

Горчаков одной рукой поднял с земли чемодан, другой - бережно подхватил под руку жену.

Светлана обняла мать, пошла следом за Горчаковыми, Августа Фёдоровна семенила рядом мелкими шажками. С болью Светлана отметила, что и походка изменилась у матери за прошедшее время, стала суетливой и неуверенной.

– Пойдём пешком?
– попросила Светлана спутников.
– Хочется город с моста посмотреть.