Аттестат зрелости

Около радиолы сидел Колька Чарышев. Он хмурился. Недавнее ночное происшествие не прошло даром для него. Кузьма Петрович немало порогов оббил и в милиции, и в гороно, чтобы разрешили Кольке сдать экзамены, поручился за него. По делу Одуванчика шло следствие, а, значит, и по его, Колькиному, делу. Может быть, оно завершится неблагополучно для Кольки, но главное - он уже не боялся Одуванчика и готов был нести любую кару, понимал - заслужил.

Отдуваясь, сел рядом с Колькой Герцев: только что устроили «скачки» на спор, прыгали в танце до потемнения в глазах, и неожиданно всех «перепрыгала» Светка Рябинина, последней вышла из круга - всё ей удавалось в эту ночь.

– Колян, отдохни!
– Игорь Оленьков держал в руках гитару.
– Окунь, сбацай что-нибудь, а?
– задушевно попросил, в классе знали, что Васька хорошо играет не только на баяне, он и на гитаре, и на трубе, и барабанщика в школьном ансамбле мог подменить: музыкальный слух Васька имел абсолютный.

Окунь, по-прежнему молча сидевший у раскрытого окна, не ломался, взял из рук Игоря гитару, погладил её по деке, пробежался пальцами по струнам, прислушался, повернул один из колков, ещё раз тронул струны. И запел. Пел он негромко, и все слушали, пригорюнившись, потому что пел Окунь про школу, выпускной бал, про школьных друзей. Окунь спел ещё несколько грустных песен, улыбнулся виновато:

– Не поётся что-то...

– Светка, а попробуй ты, - Лариска Кострова перехватила из рук Окуня гитару, подала подруге.

– Да не могу я!
– пробовала отговориться Светлана, но упрямую Лариску трудно было переубедить, если что-то западало ей в голову.

Лариска решительно заявила:

– Можешь! Не ерепенься. Про письмо.

– Про письмо? Нет, нет, - замотала Светка отчаянно головой, но тут и Андрей Горчаков, парень из параллельного десятого «А», Ларискин воздыхатель, дружески хлопнул её по плечу:

– Спой, Светка! Ведь классная песня!
– и обратился ко всем, словно кто-то собирался поспорить с ним.
– Честное слово, ребята, отличная песня!

И Светлана взяла первый аккорд:

– Знаю, ты равнодушен ко мне,ну а я все же вновь пишу...Зимний город заснул уже,лишь одна я сижу.Я сижу и пишу письмо...

Голос у Светланы негромкий, несильный, но гитара помогала ей петь, а главное - столько душевности было в её голоси, что одноклассники замерли с удивленными лицами: многие и не знали, что Рябинина играет на гитаре.

Грустные слова песни западали в душу, ведь у каждого был, наверное, такой миг, когда хотелось сесть и написать кому-то письмо, а потом оказывалось, что писать некому и не о чём. Но Сергей знал, кому писалось неотправленное Светкино письмо, знал, для кого эта песня, и даже Олег Власенко не имеет права на эту песню...

– Знаешь, сердцу хоть скажешь - молчи, вновь меня выдает оно,и опять я сижу в ночи, и пишу я письмо...

Струны позванивали легонько, допевая последний аккорд, Светлана прижала их рукой.

– Чья это песня?
– нарушила тишину Ольга Колесникова.

– Моя, - ответила Светлана просто, и тут же вскинула голову, тряхнула волосами, засмеялась.
– А чего мы приуныли?

Нагнала я на вас тоску! Коль, давай музыку, танцевать будем!

Она встала со стула, бережно провела по темно-коричневому корпусу ладонью, точно погладила живое существо и осторожно отдала гитару Игорю.

Музыка взревела, в шкафу опять тоненько начала вызванивать посуда, десятиклассники ринулись на середину комнаты, и Светлана тоже, но видел Сергей, что не исчезла ещё из её глаз песенная печаль.

Сергей вышел на крыльцо, хотелось курить, но данное слово отцу он нарушать не стал, потому спустился с крыльца, но тут открылась дверь, и в освещенном проеме показались двое. Сергей поспешно нырнул за куст сирени, росший у крыльца, обрадовавшись, что он такой большой и густой - Сергею хотелось побыть одному. И тут же пожалел, что спрятался: на крыльце стояли Светлана Рябинина и Олег Власенко.

Сергей боялся шелохнуться: ветки сирени предательски выдали бы его своим шуршанием. Рядом противно ныл комар, пока не уселся на лоб, и Сергей тут же почувствовал нестерпимый зуд, и никак не прихлопнешь кусачее насекомое!

– Почему ты никогда не пела эту песню раньше?
– спросил

Олег, но не дождался ответа, потому продолжал говорить,

помолчав немного.
– Если бы эта песня была для меня, я был бы самым счастливым человеком на свете.

Свет из кухонного окна падал на лицо Светланы, и Сергей увидел, что на лице девушки блуждала летучая улыбка, и мысленно она, пожалуй, была далеко отсюда.

– Вот смотрю на тебя, Свет, ты здесь, а мысли где-то далеко, - сказал Олег.

– Не надо, Олежка. И вообще, я думаю, не надо нам больше встречаться.

– Ну, зачем ты опять так?
– укор слышался в голосе Олега.

– Ты же знаешь, как я к тебе отношусь, - он посмотрел внимательно на девушку, удивился.
– А у тебя глаза зелёные, как у кошки. Днём были серые, а сейчас зелёные. Почему?

– Да потому, что я колдунья.
– Светлана шутливо боднула Олега в плечо, повела его в дом.

«Действительно, колдунья!
– подумал Сергей.
– Словно приворожила своими глазищами. И любить, кажется, не люблю, и выбросить из головы не могу», - и тут же с наслаждением прихлопнул нахального кровопийцу, усевшегося на лоб.

«Смысл жизни... В чем он? Мне кажется, в служении Родине в буквальном значении этого слова. Может быть, это покажется вычурными, громкими словами, но, по-моему, каждый гражданин должен защищать своё Отечество не только потому, что его к этому обязывает Конституция... Я хочу посвятить свою жизнь служению Родине, я хочу быть военным, и буду поступать в военное училище…»

Над тетрадями склонилась седая голова. Губы шевелились, повторяя написанное. Настольная лампа освещала усталое лицо, улыбка скользила по губам.

Анна Павловна Тернова последний раз проверяла сочинения своих учеников. В последний раз она читала высказывания философов десятого «Б». Они ей дороги ещё и потому, что вместе с ними из школы уйдет и она сама - таково строгое решение врачей.

Последний её класс, который был такой же, как другие классы, но в то же время и дороже других.

Анна Павловна достала из ящика стола кипу записок, что вручила ей в больнице сразу же, как она очнулась, Вера Ивановна Окунь, хирург с золотым сердцем и очень умелыми и смелыми руками. А среди записок - рисунок Вити Сутеева. Ах, Сутеев, Сутеев, добрый и немного нескладный Витька-мореход, влюблённый в красоту, море и... Викторию Осипову, девчонку со злым сердцем.