Аттестат зрелости
Шрифт:
– Я думала, вы сегодня вечером куда-то собираетесь всей компанией.
– Кто тебе это сказал? – изумилась Галь.
– Лиат, – недоуменно отозвалась мать. – Вчера, когда ты пошла к Шахару, она тебе звонила, и мы немного поболтали.
Галь пожала плечами, вспомнив о неуместном огорчении Лиат сегодня утром, так как никакой договоренности между ними не было, и сказала, что та ошиблась.
– Я бы не выдержал еще одной ночной посиделки. И так почти проспал сегодня в школу, – поддержал ее Шахар и вопросительно добавил, глядя на свою подругу – Я пойду?
– Нет-нет, не уходи! – закапризничала Галь.
– Останься, Шахар. Сейчас будем ужинать, – предложила хозяйка, выходя из своей спальни. – Я скоро вас позову.
Видя
– Верни мне свой вчерашний должок! Чем только вы не кормили меня вчера! Сегодня – мы тебя закормим.
– Так и быть, – рассмеялся Шахар, – верну тебе должок. Но свою посуду я помою за собой сам!
Было уже около семи часов вечера. Низкое пыльное небо постепенно тускнело, но прохладней от этого не становилось. Тот же сухой воздух, с которым не справлялся непрерывно работающий вентилятор, вливался сквозь опущенные жалюзи в уютную столовую, где хозяйка дома, ее дочь и Шахар сидели за ужином. Большая бутылка с минеральной водой на круглом обеденном столе почти опустела уже в начале еды, а в стаканах растаяли кубики льда. Из пищи были только легкие закуски, так как ничего более плотного никто не был сейчас в состоянии съесть. В конце трапезы Шимрит угостила всех мороженым.
За пять лет дружбы, а потом романа с Галь, Шахар не раз питался в ее доме – сперва как гость, затем почти как член семьи. Хотя порой ему становилось неловко от многочисленных приглашений матери девушки, он, все же, испытывал огромное наслаждение от этих семейных трапез. Прежде всего, он стремился сделать приятное Галь. Кроме того, ему было комфортно в обществе Шимрит – гостеприимной и заботливой хозяйки, относящейся к нему как к родному сыну, и он сочувствовал этой женщине, печальная судьба которой была ему хорошо известна.
Рано увядшая мать-одиночка с нежностью поглядывала на юную пару. Ей нравилось принимать у себя не только Шахара, но и всех друзей Галь. Сама она, глубоко травмированная своим разводом, несмотря на то, что с тех пор прошло уже много лет, не имеющая близких подруг и особо крепких связей с родственниками, стремилась всячески оградить Галь от повторения своего жизненного пути, и поощряла любое времяпровождение дочери с Лиат, Шели, Шахаром и их общими товарищами, с удовольствием накрывала им на стол и часто присоединялась к ним сама.
О Лиат, наиболее давней подруге Галь, и говорить не приходилось. Та во всех подробностях знала, где что лежит, без спросу доставала еду из холодильника, включала телевизор, пользовалась телефоном… Шели тоже пользовалась всеми этими привилегиями, но не слишком ими злоупотребляла. Не из скромности, а просто будучи не столь прилипчивой, как Лиат. Вообще-то, Шимрит не вдавалась в эти детали. Она видела одно: радость своей бесконечно любимой дочери, от которой ей самой становилось радостно.
Однако, с течением неумолимых лет, в мать вселилась глубокая озабоченность. Еще немного – и ее дорогая девочка, ее ревностно оберегаемый птенчик, покинет теплое гнездо. Кто же будет защищать ее там, на поле битвы с трудностями жизни? Внутренне сознавая свою вину, Шимрит, вместе с тем, ужасно боялась нарушить гармонию, царившую в их устоявшемся мирке. Поэтому, она посматривала на Шахара с робкой надеждой, словно мысленно посылая ему свой сам собой напрашивающийся вопрос. Еще большим вопросом для нее являлось, хочет ли понимать ее материнское сердце и его высокопоставленная семья, и вопрос этот, конечно, оставался пока без ответа.
– Вы хорошо съездили? – поинтересовалась она.
– Просто великолепно! – воскликнул парень. – Никогда бы не подумал, что так много всего можно успеть за три недели! Я, кажется, набрался сил на целый год.
И он принялся подробно вспоминать каждый день путешествия, красочно описывая все места, в которых побывал, от музеев до гостиниц, показал Шимрит проявленные
сегодня фотографии и пообещал в следующий раз принести все фотографии и еще видеофильм, который они сняли. "Видеофильм!" – не сдержавшись, вскрикнула на радостях польщенная Шимрит. Вот это был бы для нее наилучший подарок! Сама она никогда еще не бывала за границей. Шахар тепло засмеялся и заметил, что никогда нельзя говорить "никогда", и что он сущий растяпа.– Ведь я привез и тебе подарок, и забыл принести его! – сказал он, ударяя себя по лбу. – Завтра обязательно передам его с Галь.
– Сумасшедший! – оторопело сказала Шимрит, не ожидавшая такого внимания друга дочери к своей персоне. – Спасибо тебе, дорогой, но, действительно, не стоило утруждаться.
– Для меня это было честью, – зарделся юноша.
– Возьми кусочек пирога, – предложила довольная хозяйка.
Галь, с не меньшим удовольствием наблюдавшая эту сцену, кинулась ухаживать за любимым, нарезая пирог и доливая сока в его стакан.
– Часто ли ты выезжаешь с родителями? – продолжила расспросы раскрасневшаяся от неловкости Шимрит, когда ажиотаж вокруг поездки Шахара улегся.
– Пока только в увеселительные поездки, – чистосердечно ответил Шахар, хваля изделие умелой хозяйки. – Обычно, папа и мама уезжают по работе, и я, на какое-то время, остаюсь один. Ведь мне надо ходить в школу, а у них совместное дело.
– В которое ты войдешь тоже?
– Не знаю, мы это не обсуждали, – смутился юноша. – Вообще-то, у меня уже есть планы на будущее. Я намереваюсь отделиться от родителей после армии, но уже в этом году сдать экзамен для поступления на юрфак. А поступать я буду туда, где выше уровень обучения. Для этого, мне нужно быть независимым и самостоятельным человеком.
Когда молодой человек произнес последнюю фразу, девушка устремила на него долгий взгляд, исполненный бесконечной гордости, да и мать ее не могла не восхититься целеустремленностью Шахара. Она похвалила его за упорство и добавила, что это очень хорошо – смолоду знать, кем ты хочешь стать в жизни.
– Я всегда это знал, – торжественно заявил Шахар. – Я всегда знал, что, так или иначе, стану продолжателем семейной трациции. Родители полностью поддерживают меня, и много вкладывают в меня.
Рассуждая о своих планах на будущее, юноша весь сиял. В каждом слове его чувствовалась огромная уверенность и такая сила убеждения, что Галь и Шимрит уже представили себе этого мальчика в адвокатской мантии на его красиво развернутых плечах. Обычно спокойный взгляд Шахара в этот миг излучал пламенное вдохновение. Лишь среди самых близких он не стеснялся быть открытым, стараясь в более широком обществе преднамеренно помалкивать из нежелания вызывать к себе зависть и недоброжелательство.
А завистников у него было много, в том числе и в классе. Если соученики втихаря обзывали его «заумником», то учителя, бывало, выражали ему вслух их общее мнение о нем, гласящее, что он слишком неестественно опережает свой возраст, чем резко выделяется из общего числа школьников, и взваливает себе на плечи больше, чем любой подросток может вынести. Эти училки, определившие в эту школу, под свое крылышко, своих собственных отпрысков, исходили из общеобразовательного подхода, согласно которму всему настает свое время и поэтому не надо торопить события.
Но Шахар оставался спокоен, зная, что он в безопасности, а так же то, что никто из этих училок, включая Дану, и других школьников не может пройти за него его путь. Он углубленно изучал английский, сдал на права вождения мотоцикла, прислушивался к деловым разговорам родителей, и даже в поездке сам часто работал с дорожной картой под четким руководством отца. Все, чем бы он сейчас ни занимался, являлось его подготовкой к будущим достижениям.
– Ты один у твоих родителей, – задумчиво произнесла Шимрит после его слов. – Понятно, что они возлагают на тебя все свои надежды и всячески помогают.