Авадон

– Тихо!
– Лимек легонько ударил вышибалу ребром ладони по затылку.
– Будешь орать - убью.

– Чего надо?
– бугай попытался свободной рукой смахнуть кровь с рассеченного лба.

– Не дергайся!
– скомандовал Лимек и пнул его под коленку. Нога у вышибалы подкосилась, и здоровяк завопил от боли, повиснув на выкрученной руке. Пришлось ударить его по затылку, на этот раз посильнее.

– Сорок минут назад в эту дверь вошла женщина, -сказал Лимек, обшаривая карманы вышибалы. Найденный кастет сыщик сунул в карман, а дубинку со свинчаткой выбросил.
– Ты проводишь меня в ее комнату. Тихо и спокойно. Понял?

– Понял, - выдавил бугай сквозь зубы.

– Тогда пошли, - Лимек сопроводил указание тычком по почкам.

– И без фокусов.

Как и во всех приличных борделях, в коридорах салона "Шеба" царила тишина и спокойствие. Что бы ни происходило за палисандровыми дверями будуаров, ни один звук не доносился наружу. Лимек и конвоируемый им вышибала прошли через небольшой и практический пустой кальянный бар, поднялись на второй этаж и остановились у комнаты с табличкой "Марианна".

– Тут, - буркнул вышибала.

Или он врет, подумал Лимек, или Альбина Петерсен выбрала в качестве рабочего псевдонима имя матери... Сыщик опустил руку в карман и просунул пальцы в отверстия трофейного кастета.

– Камера где?

– В кладовке, за углом...

– Показывай!

Когда вышибала, шипя и морщась от боли, достал связку ключей и открыл дверь в кладовку, Лимек огрел его кастетом по голове и затащил бесчувственное тело внутрь, пристроив рядом со швабрами, тряпками и ведрами. Помимо этих предметов, там еще стоял штатив с восьмимиллиметровой кинокамерой, направленной на заднюю стенку платяного шкафа, которым кладовку надежно заставили со стороны будуара Альбины. Зеркальная дверца шкафа, разумеется, была прозрачна изнутри, а задняя стенка - обита войлоком, и напротив объектива выпилено квадратное отверстие, куда даже вставили стекло для пущей звукоизоляции - чтобы до клиента не долетал стрекот кинокамеры.

Лимек сдвинул штатив в сторону и прильнул к отверстию.

17

Прямо напротив отверстия (для удачного ракурса) стоял Х-образный крест с распятой Альбиной Петерсен, одетой лишь в кожаный ошейник со стразами и зажимы на сосках. К зажимам подключались провода, ведущие к жутковатому агрегату - аккумуляторной батарее с реостатом. Подле установки деловито копошился знакомый коротышка.

Он избавился от маскарадного головного убора, снял полупальто и пиджак, оставшись в мятой рубашке. Коротышка обладал фигурой бочонка - крепко сбитый, с налитыми мускулами и мощной шеей. Лимек подумал, что, если доведется драться, коротышку надо будет вырубать сразу, такие обычно отбиваются зло и упорно, до самого конца... Плотную спину филера пересекали подтяжки штанов и ремни плечевой кобуры, а под мышками расплылись серые пятна пота. Коротышка закатывал рукава рубашки и изучал шкалы вольтметра и амперметра, словно обычный клиент "Шебы" перед садомазохистской сессией, которыми славился этот салон.

Впрочем, происходящее в будуаре мало напоминало обычный сеанс извращенной секс-терапии. В действиях коротышки не сквозило сексуальное возбуждение, а в глазах Альбины мелькал самый настоящий, не наигранный страх. Филер - а теперь Лимек был на сто процентов уверен, что он из трискелей -готовился проводить допрос, и дочь инженера Петерсена поняла это слишком поздно.

Плохо было то, что Лимек все видел, но ничего не слышал; а послушать допрос стоило. Сыщик вытащил швейцарский нож, раскрыл короткое лезвие и принялся осторожно вспарывать войлочную обивку на стенке шкафа - листе фанеры, прикрученном на шурупы. Воздав хвалу предусмотрительности швейцарской армии, Лимек превратил нож в отвертку и один за другим вывинтил шурупы, а потом аккуратно снял стенку и забрался в шкаф, сдвинув в строну платья и очутившись в классическом укрытии незадачливого любовника из водевиля.

Именно в этот момент коротышка повернул рукоятку реостата, и Альбина закричала.

– У нас очень мало времени, - спокойно сказал коротышка, отключив ток.

– Поэтому отвечать будешь быстро и четко. Ясно?

Альбина заученно кивнула головой:

– Да, хозяин...

Коротышка неодобрительно скривился и опять протянул руку к реостату. Альбину выгнуло в пароксизме боли, и девушка завопила уже по-настоящему.

– Дура. Я не собираюсь играть в твои извращенные игры. Мне нужны ответы на вопросы. Поняла?

– Да!
– выдавила Альбина, судорожно хватая ртом воздух.

– Где ребенок?

– Кто?
– совершенно искренне удивилась Альбина, и коротышка опять ударил ее током. В комнате, и даже в шкафу, где прятался Лимек, отчетливо запахло озоном. Обнаженное тело Альбины Петерсен мелко тряслось на кресте, изо рта побежала струйка слюны.

– Я повторю вопрос в последний раз, - тяжело дыша, сказал низкорослый дознаватель. Процесс явно доставлял ему удовольствие.
– Где Абель? Где ребенок, сука?

Альбина бессильно уронила голову на грудь, а потом медленно подняла взгляд. Глаза у нее были мутные, с поволокой.

– Еще, - сипло попросила она.
– Еще, пожалуйста!

В этот момент Лимек собрался вмешаться. Он надел кастет на правую руку, а левой оттянул пружинный шпингалет на дверце шкафа - но тут произошло непредвиденное: входная дверь в будуар буквально взорвалась дождем щепок, и в клубах серого дыма возник Коверкотовый. Филер дернулся к кобуре, но Коверкотовый держал старинный револьвер с граненым стволом, и этот ствол с грохотом выплюнул язык белого пламени.

Коротышка дернулся. На его лбу появилась маленькая черная дырочка с обугленными краями, а вот затылок разворотило начисто, будто маленькая дверца открылась наружу, повиснув на коже и слипшихся от крови волосах. Пуля пробила окно, и в наступившей тишине Лимек отчетливо услышал, как выпал осколок стекла из рамы и со звоном разлетелся на мелкие кусочки. Потом филер рухнул на пол, обмякнув, словно марионетка с оборованными нитями.

– Добрый день, - поздоровался Коверкотовый, хищно улыбнувшись Альбине Петерсен. Голос у него был низкий, с хрипотцой заядлого курильщика.
– Прошу прощения, что прервал вашу беседу, - добавил он с шипящими интонациями гремучей змеи.
– Но, я полагаю, мы сможем ее продолжить в другой, более интимной обстановке...

В ответ Альбина смогла издать лишь неразборчивое мычание. Ее до сих пор трясло. Коверкотовый опять улыбнулся, встопорщив щеточку усов, спрятал громадный револьвер в карман, и начал развязывать шелковые веревки, удерживающие Альбину в распятом состоянии.

Когда щелкнул шпингалет, Коверкотовый успел обернуться. Удар кастетом, нацеленный в затылок, пришелся в скулу - но особой роли это уже не играло. Переступив через Коверкотового, Лимек снял и убрал в карман кастет, отцепил от обожженных сосков Альбины зажимы-крокодилы, отвязал ей вторую руку и подхватил упавшее ему в объятия голое тело. Кожу девушки покрывала липкая пленка пота.

– Надо уходить, - сказал Лимек, одной рукой удерживая Альбину и стряхивая с себя пальто.

Он бережно завернул Альбину в пальто и, обняв за плечи, повел к взорванной Коверкотовым двери. Но девушка вдруг взвизгнула и двумя руками впилась в плечи Лимека, разворачивая его к окну.

Там, за разбитым пулей стеклом, на фоне белесого неба поднималась волна черной, смолистой на вид тьмы.

В Бездне начался Шторм.

Шторм

Ватная тишина в ушах и ватная же слабость в коленях. Стремительное выцветание всех красок - так блекнут цвета в сумерках, но сейчас предметы обретают странную, неестественную четкость, контрастность, выпуклость: видна каждая морщинка на обоях, каждая складочка штор, каждая грань на сколах разбитого окна, но все это - серое, однотонное, монохромное, как старинный даггеротип.