Авантюрист поневоле

Дедушка посмотрел на него с лёгкой, сдержанной усмешкой, словно этот вопрос был по-настоящему мудрым, и положил руку Вите на плечо.

— Потому что, мой юный рыцарь, самая удачная рыбалка бывает на рассвете. Рассвет — это время, когда природа пробуждается и всё вокруг начинает дышать, — произнес он тихо, почти шепотом, как будто открывал Вите древний секрет. — И тебе пора проснуться.

Витя медленно открыл глаза, словно пробуждаясь из долгого, почти зачарованного сна. Он обнаружил себя в тёплой постели, укутанным в мягкое одеяло, и первое, что ощутил, было удивление. Он был жив. Более того, цел и невредим, хотя лёгкая боль в теле напоминала, что всё произошедшее в гробнице было не просто кошмаром, а реальностью.

Осторожно пошевелив пальцами, он проверил, может ли двигаться, и затем медленно сел, вглядываясь в потолок. Перед глазами пронеслись обрывки воспоминаний: гробница, ожившие мертвецы, рапира в его руках и… магия. «Магия!» — от этой мысли Витя вздрогнул и его взгляд невольно упал на фатуметр, лежащий на комоде у кровати. Почему-то он знал, что он лежит именно там. Прибор казался неподвижным, но его присутствие напомнило Вите о том, какую цену он, возможно, заплатил, чтобы спасти своих друзей. Почувствовав холодок внутри, Витя закрыл глаза и тихо выдохнул, стараясь справиться с нарастающим беспокойством.

Внезапно дверь приоткрылась, и в комнату вошёл Борт.

— Очнулся, значит, — облегченно сказал он, окинув Витю внимательным взглядом. — Ты заставил нас поволноваться.

Витя слабо улыбнулся и чуть привстал на подушке.

— Живой и невредимый… — пробормотал он, словно повторяя, чтобы убедиться.

Заметив его растерянность, Борт подошёл ближе и сел на стул у кровати.

— Я многое повидал за свою жизнь, парень. Но то, что ты сделал… — Он ненадолго замолчал, вспоминая бой в гробнице. — Впервые вижу, чтобы кто-то сумел заморозить дух.

Витя, вспоминая всё это, почувствовал, как что-то холодное прокатилось по телу, оставляя ощущение пустоты.

— Что… что произошло? Мы вернулись на ферму? — спросил он, чувствуя странное беспокойство.

Борт кивнул, не сводя с него глаз.

— Ты вложил слишком много силы в последний глиф. Это опасно для неопытного мага, — сказал он, с лёгким укором в голосе. — Когда всё закончилось, мы вернулись домой и уложили тебя в постель.

— Сколько я проспал?

— Пять дней, — ответил Борт спокойно.

— Сколько?! — Витя подался вперёд, удивлённый.

— Не удивляйся, — усмехнулся Борт, усаживаясь поудобнее. — Я знал одного начинающего мага, который сотворил заклинание такой мощи, что провалялся в постели целый месяц. Так что пять дней — это ещё не так плохо!

Витя посмотрел на него с благодарностью.

— Спасибо вам, Борт. За всё, что вы для меня сделали.

— Прекрати, Тюрин! — отмахнулся Борт, хотя его лицо слегка смягчилось.

В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь мягким потрескиванием дров в камине. Борт снова посмотрел на Витю, словно подбирая нужные слова, когда вдруг раздался тонкий, слегка скрипучий голос:

— Ну, вы, конечно, и натворили дел! — заявила метла, стоявшая в углу комнаты. Она чуть наклонилась, будто приветствуя собеседников или собираясь присоединиться к разговору, как старый добрый друг.

Борт тяжело вздохнул, закатив глаза.

— Ты чего это подслушиваешь, Шип? — укоризненно бросил он метле.

— А что, не могу послушать, что в доме творится? — ответила метла, подбоченившись и слегка подрагивая, словно обижаясь. — Я, между прочим, всё это время с вами была. Хоть бы поблагодарили старую метлу!

Витя, ошарашенно наблюдавший за разговором, наконец собрался с мыслями.

— Эм… Спасибо? — пробормотал он, неловко улыбнувшись.

Шип тут же закивала, явно довольная его признанием.

— Ну вот, другое дело, — заметила она с лукавой интонацией и слегка небрежным видом. — Мне ведь несложно, но, знаете, кто же скажет старой метле доброе слово?

Борт покачал головой и, взглянув на Витю с иронией и тенью сожаления, сказал:

— Знакомься, Витя, это Шип. Хотя вы уже, кажется, знакомы.

— Очень приятно, — кивнул Витя, все ещё смущённый.

Борт усмехнулся, опёрся на подлокотник кресла и, уставившись в огонь, погрузился в воспоминания.

— Самая мудрая метла во всём Многомирье. Сложно поверить, что когда-то она пылилась в старом амбаре. Помню, нас занесло в какой-то мир, даже не обозначенный на картах. Мы пробирались через руины древнего города и решили переночевать в полуразрушенном амбаре.

Шип, внимательно слушая рассказ, подрагивала, наслаждаясь вниманием.

— Абсурд хотел пустить её на дрова, Люциус его поддержал, за ним — Орисанна и Блакад. Честно говоря, и я не возражал, — Борт лукаво взглянул на метлу. — Но только Кэтрин не позволила. Она заявила, что без этой метлы нам оттуда не выбраться. И была права. Даже не сосчитать, сколько раз Шип нас выручала.

— Кэтрин была самой проницательной из вас всех! — подтвердила Шип.

— Она… — Борт запнулся, вздохнул и, нервно потерев руки, отвёл взгляд. — Ладно, не будем о прошлом. Давай-ка, вставай — скоро завтрак будет готов. Ждем тебя внизу.

Собравшись с силами, Витя встал с кровати и начал одеваться. Нащупав одежду, аккуратно сложенную на спинке стула, он натянул её, затем взял фатуметр, мельком взглянул на экран и убрал прибор во внутренний карман, рядом с плеером и наушниками. Чуть переведя дух, он направился к лестнице.

Спустившись вниз, Витя увидел Гримзла, удобно устроившегося за большим деревянным столом. Гоблин, счастливо щурясь, жевал сыр и время от времени оглядывался по сторонам, словно опасаясь, что кто-то может отобрать его еду.

— Эй, наконец-то! — кивнул ему Гримзл, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Я уже думал, ты будешь отсыпаться до следующего года.

— Присаживайся, — сказал Борт, поднеся чашку к губам и отпивая глоток. — Впереди длинный день, а такие лучше всего начинать с хорошего завтрака.

Витя уселся рядом с Гримзлом, а перед ним уже стояли чашка с горячим чаем и большой кусок пирога, который будто бы ждал его. Он взял нож и вилку, чувствуя, как тёплый аромат свежего пирога разжигает аппетит. Оглядев комнату, Витя заметил Рейну — она стояла чуть в стороне, скрестив руки на груди. Её рыжие волосы были немного растрёпаны, а взгляд, устремлённый на него, казался особенно пристальным; одна бровь была чуть приподнята, придавая её лицу лёгкое выражение любопытства.