Авантюристы Просвещения: «Те, кто поправляет фортуну»

Мечта о философском завоевании, даровании народу разумных законов, экономических и политических свобод, столь дорогих для физиократов, предполагала жесткое администрирование сверху. Но Екатерина II, в отличие от Петра I, отнюдь не желала потрясать основы государства и писать законы кнутом. Ее политическое кредо: живи и давай жить другим. А философов она воспринимала такими, как их рисовала мифология Просвещения: люди не от мира сего, непрактичные, увлекающие читателей Европы и не знающие, что делается у них дома, страдающие манией преследования и манией величия, чудаковатые до безумия. Екатерина II предпочитала видеть вокруг себя людей практического склада, а утопистов — в Европе, дабы они прославляли ее царствование из своего прекрасного далека.

Философы, отправлявшиеся просвещать Россию, вызывают насмешки и нападки со всех сторон. Враг энциклопедистов аббат Фрерон в 1774 г. напечатал в своем журнале сатирический портрет «апостолов и миссионеров философии», боготворящих государей, которые платят им пенсионы, кричащих, что французская нация вырождается под ярмом деспотизма и что свобода, науки и процветание нашли убежище на Севере. Он изобразил Дидро, отправившегося в Петербург, как экстравагантного рассеянного чудака, чуждого реальному миру, который будет иностранцем в любой стране. Более того, Фрерон уверял, что это сознательная маска: «К тому же, уязвленный тем, что перед ним никто не трепетал, он пробегал общественные парки, здания, картинные галереи, одетый самым причудливым образом; здесь в халате, там в желтых туфлях, повсюду в ночном колпаке, извещая по приезде в каждый город, что забыл свой парик там, откуда только что прибыл: и все это, дабы придать себе вид значительный и по-философски рассеянный. Со всех сторон вопрошали, что это за необычайный человек, а его служитель Г**** [Гримм] отвечал: Это знаменитый Д**** [Дидро]» [346] .

346

Ann'ee litt'eraire, 1774. T. 7, lettre 5. P. 117–118.

Мифы загоняют обе стороны в ловушку, ибо навязывают стереотипы поведения императрице и философам, определяют горизонт, ожидания собеседников. Скандальный провал в России Мерсье де ла Ривьера, видного физиократа, приехавшего по рекомендации Дидро и князя Д. А. Голицына, подтвердил требования жанра и закрепил традицию.

В середине 1760-х годов, когда массовую иммиграцию сменяют индивидуальные вызовы, Екатерина II активно зазывает иностранных ученых. В апреле. 1765 г. маркиз д’Аржанс из Экс-ан-Прованса посылает императрице свою книгу об историческом прогрессе литературы и человеческого знания [347] . «Ваше правительство, значит, не любит философию; сверх того, я слыхала, что во Франции принято поносить философов, дабы придать себе более весу, — пишет государыня д’Аламберу в 1766 г. — Мы даем ученым спокойно заниматься наукой и никого не сжигаем». И добавляет, что Леонард Эйлер прибыл с сыном в Россию [348] . В марте 1767 г. швейцарский натуралист Альбрехт Галлер подумывает последовать примеру Эйлера и Дидро: продать Екатерине II свою библиотеку из 9 тысяч книг и приехать в Петербург, дабы закончить естественную историю Сибири, начатую Иоганном Георгом Гмелином, и написать новую историю Петра I [349] . В январе 1767 г. Григорий Орлов пишет Руссо и предлагает ему убежище в России; философ отказывается [350] . В феврале 1767 г. Мармонтель присылает императрице философский роман «Велизарий», запрещенный во Франции. В мае 1767 г., во время плавания по Волге, Екатерина II вместе с придворными перелагает роман на русский — и тотчас ставит о том в известность писателя. Сама она выбирает для перевода девятую главу, посвященную взаимоотношениям монарха и народа. Когда в сентябре 1768 г. роман выходит в России, царица отправляет его автору [351] . Мармонтель горячо одобряет ее выбор, в котором видит желание сделать счастливыми двадцать миллионов подданных, объяснить им, что абсолютна только власть законов, что тот, кто хочет править самовластно, — раб и что государь должен быть един со своим народом [352] .

347

РГАДА. Ф. 17. Оп. 1. Ед. xp. 98. Л. 1. См. Приложения, с. 370–371 (в файле — раздел «Приложения», глава «Маркиз д’Аржанс». — прим. верст.).

348

Екатерина II к д’Аламберу, [после августа 1766 г.] — СбРИО. Т. 10, С. 133.

349

СбРИО. Т. 10. С. 173–174.

350

Journal encyclop'edique, 1 juillet 1767. Т. V, part 1. P. 128.

351

СбРИО. Т. 10. С. 187–188, 268–270.

352

Мармонтель к Екатерине II, Аахен, 12 сентября [1768 г.] — BL, Add Mss, 21514; Marmontel J. F.Correspondence. Clermont-Ferrand: Institut d’'etudes de Massif central, 1974. T. 1. P. 231–234.

В 1767 г. Екатерина II активно работает над окончательной редакцией «Наказа». Она нуждается в людях, которые, во-первых, йог-ли бы прочесть и одобрить текст, а во-вторых, помочь претворить его в жизнь. Первый выбор падает на Чезаре Беккариа, чью книгу «Трактат и преступлениях и наказаниях» (1765) императрица использовала при написании «Наказа» (ее французский перевод опять-таки был запрещен) [353] . Для Екатерины II это лучшая рекомендация, и когда во Франции также запретят перевод «Наказа», она будет этим гордиться, как лучшим доказательством процветания свободы и философии в России. При этом, как показал Ю. М. Лотман, императрица заимствовала у итальянского автора в первую очередь техническое решение юридических проблем, отбросив то, на чем они базировались, — теорию естественного права и общественного договора. Совершенно так же Екатерина II применила для описания самодержавия положения, разработанные Монтескье для монархического образа правления [354] . Итак, через И. П. Елагина государыня приглашает маркиза Беккариа, обещает ему шесть тысяч дукатов и еще четыре тысячи на дорогу, интересуется, знает ли он французский, прочит ему роль личного советника по вопросам, разработанным в его книге, обещает ему консультанта для объяснения местных условий [355] . Беккариа соглашается, колеблется и остается в Италии с молодой женой. Затем императрица просит графа Н. И. Панина пригласить на русскую службу начальника полиции немецкого города Альтона Иоганна Петера Виллебрандта, автора «Краткого описания полиции» (1765) [356] . Исправному исполнению законов Екатерина II придавала не меньшее значение, чем их составлению, тем более, что в ведении управы благочиния находилось общее наблюдение за порядком. По свидетельству графа де Сегюра, она начинала рабочий день с полицейских донесений. По ее просьбе Дидро начал их петербургские беседы с истории парижской полиции. В 1768 г., уже после отъезда Мерсье де ла Ривьера, скульптор Фальконе написал императрице, что ей нужнее профессиональный юрист, а не законодатель, и рекомендовал скромного парижского адвоката де Виллье, сопровождавшего знатного физиократа [357] . Екатерина II взяла адвоката на службу на три года.

353

В 1769 г. по-русски будет опубликована книга ученика Беккариа, Джачинто Драгонетти «Рассужаение о добродетелях и награждениях». См. также: Venturi F.Beccariaen Russe // Europe des lumi'eres. P. 145–159.

354

Лотман Ю. М.Руссо и русская культура XVIII — начала XIX в // Избранные статьи. Таллин: Александра, 1992. Т. 2. С. 40–99.

355

СбРИО. Т. 10. С. 183–185.

356

Willebrandt J. P.L’Abr'eg'e de la police, 1765. См. СбРИО. Т. 10, С. 242.

357

Фальконе к Екатерине II, 16 июля 1768 г. — СбРИО. Т. 17, С. 52–55.

Напротив, Мерсье де ла Ривьер заботился о законотворчестве более, чем о проведении его в жизнь, и намеревался побыстрее преобразовать Россию. Недоразумение первое: императрица полагала, что приглашает изгнанника, тайком отправившегося в Россию, тогда как бывший губернатор Мартиники получил в министерстве двухлетний отпуск. Она надеялась увидеть философа-бессребреника, который охотно поступит на службу, а Мерсье де ла Ривьер нашел жалованье слишком скромным и напомнил, что получал во Франции сорок тысяч экю, не считая наградных. Екатерина II ждала советника, который поможет отшлифовать «Наказ», а губернатор ехал управлять страной. Его путешествие из Парижа в Петербург длилось три месяца вместо полутора, и он прибыл только осенью 1767 г., когда императрица уже отправилась в Москву, дабы произнести речь перед Уложенной комиссией и понаблюдать за началом законотворческой работы. Несмотря на задержку, еще в дороге Мерсье де ла Ривьер писал, что в России надо все переделать и заклинал Екатерину II ничего не предпринимать до его прибытия. Он уверял, что за ним следит вся Европа, именовал себя и своих спутников «шестью мэтрами», прибывшими преобразовать страну [358] . Государыня предоставила графу Панину укоротить заносчивого «мэтра», и вскоре ей донесли из столицы, что «де-ла-Ривьер убавил маленько спеси: только он говорун и много о себе думает, а похож он на доктура» [359] .

358

В переписке с Екатериной II и Дидро Фальконе обстоятельно перечисляет все промахи Мерсье дела Ривьера. — СбРИО. Т. 17.

359

Екатерина II к Н. И. Панину, 28 января 1768 г. — СбРИО. Т. 10. С. 279.

Заносчивое поведение Мерсье де ла Ривьера выглядит смешным и нелепым: как пишет Екатерина II, «автор „Основного порядка вещей“ сбился с панталыку» [360] . Более того, философ кажется опасным: императрица утверждает, что он рассуждает как атеист; позднее в Петербурге будут упрекать в безбожии Дидро. Свободомыслящих людей подозревают в распространении вольнодумства и вольнолюбия. Именно в эту пору Екатерина II утверждала в «Наказе», что цель самодержавного правления — не отнять естественную вольность, но направить к получению наибольшего ото всех добра (гл. II, 13). И далее уточняла, что в государстве, т. е. в собрании людей, в обществе живущих, вольность есть право делать то, что законы дозволяют (гл. 5, 38). Она писала, что «равенство всех граждан состоит в том, чтобы все были подвержены тем же законам» (гл. 5, 34) [361] , что следует «избегать случаев приводить людей в неволю» (гл. XI, 253) [362] , выступала за свободу торговли, регламентируемой государством [363] . Но, разумеется, императрица была далека от того, чтобы строить экономическую и политическую систему государства на основе свободного предпринимательства, как то проповедовали физиократы, она не решалась отменить крепостное право, основу империи, как предлагал Мерсье де ла Ривьер. Сам философ, далекий от республиканских идей, был сторонником монархического образа правления и выступал за разделение исполнительной и законодательной власти. В. Бильбасов выдвинул даже гипотезу, согласно которой Н. И. Панин, желавший заменить самодержавие аристократической формой правления на манер Швеции, не допустил философа к императрице и представил его в невыгодном свете. Но других чужеземных утопистов также подозревают в распространении опасных идей — и не без оснований: о свободе в России рассуждают д’Эон, Бернарден де Сен-Пьер, Дидро, барон Билиштейн и др.

360

Екатерина II к Фальконе, 14 декабря 1767 г. (оригинал по-французски). — СбРИО. Т. 17. С. 31.

361

Екатерина II.Наказ. С. 99.

362

Там же. С. 164.

363

Там же. С. 247–248.

Граф Сигизмунд фон Редерн (ок. 1715–1789), гофмаршал двора вдовствующей королевы прусской, куратор Берлинской Академии, полагал, что для процветания мощной монархии необходимы собственные колонии. Он совершил немало путешествий, потратил годы на создание в Германии Индийской компании, собрал пайщиков и стал главой торгового дома, но не смог наладить его деятельность из-за жесткой налоговой политики Фридриха II. Он решил попытать счастья во Франции, где Людовик XV предоставил ему подданство, и в России, куда прибыл в июле 1769 г. Он хорошо подготовил поездку, еще зимой написав в Петербург, что у него есть два проекта, политический и торговый, которые он может изложить только лично, и просил, чтобы императрица официально пригласила его якобы для подготовки расширенного издания «Наказа». Екатерина II согласилась. Поскольку граф приехал в начале русско-турецкой войны, то он тотчас подал план покорения Крыма и взятия Константинополя. Затем 22 августа (2 сентября) 1769 г. фон Редерн представил проект создания гигантской внешнеторговой компании. Она должна была находиться вне российской юрисдикции и вне государственной администрации, подчиняться только ему и императрице, обладать своим флотом, армией и земельными владениями, правом открывать и завоевывать новые территории, вести военные действия и подписывать соглашения, монополией внешней торговли и особыми привилегиями [364] . По меткому замечанию Екатерины И, Компания становилась государством в государстве, причем Российской империи отводилась роль ее младшей сестры. Императрица по пунктам разобрала проект, не оставив от него камня на камне. Она пыталась растолковать фон Редерну, что в стране земли предостаточно и завоевывать Индию нужды нет, а надо создать компанию для торговли с Персией, куда любой мог бы вложить деньги [365] . Для укрощения прожектера государыня опять-таки обратилась к графу Панину: «Заставьте гр. Редерна делать проект о персидской коммерции; наденьте узду на необузданные его мысли. Проект его компании бешеной: аглинская Ост-Индская компания щенок против его, да и она села на шею правительству» [366] . Через месяц Екатерине II пришлось отвергать уже следующий план фон Редерна, посвященный торговым путям через Украину, Польшу и Данциг, причем она использовала те же формулы, что и в деле Мерсье де ла Ривьера [367] . Далее, по свидетельству императрицы, немец показал себя столь же бестолково корыстолюбивым, как француз, ибо начал сватать сына за самых богатых наследниц России, а главное, продолжал подавать неисполнимые проекты. Граф фон Редерн представил доклад в Академию наук, предложив реорганизовать ее и, по сути, вверить математикам и метафизикам управление государством. Президент Академии, граф Владимир Орлов, был тем немало озадачен и флегматично заметил, что у этого человека много знаний и воображения, но нет здравого смысла. Наконец, он напрямик ответил фон Редерну, что Академия не претендует на то, чтобы управлять миром (далее мы увидим, как подобные идеи преломились в проектах Ивана Тревогина). Императрица вынесла окончательный приговор: Редерн — человек весьма сведущий, но отмеченный печатью безумия [368] . Из России граф уехал в Польшу, откуда в мае 1770 г. прислал описание политической ситуации страны и предложил объединить усилия Берлинской и Петербургской Академий для немецкого издания «Наказа» [369] . Затем он перебрался в Данию, где безуспешно пытался приобрести земли, а заодно уговорить датский флот, находящийся в Черном море, принять участие в войне против Турции. Он рвался присоединиться к флотилии Алексея Орлова, но в 1771 г. решил вернуться в Германию [370] .

364

Octroi ou Iettres patentes accord'ees par S. М. l’Imperatrice de toutes les Russies, Catherine Seconde `a M. le comte de Redern pour l’'etablissement de la compagnie du grand commerce maritime dans les diff'erentes parties de la Russie et pour poursuite des grandes vues de d'ecouvertes de Pierre le Grand de glorieuse m'emoire. Donn'e `a S.-P'etersbourg, le sept. 1769.

365

СбРИО. T. 10. C. 358–360.

366

Письма и записки императрицы Екатерины II к графу Н. И. Панину, изд. Я. К. Грот. М., 1863. С. 158.

367

Екатерина II к Н. И. Панину, 30 сентября (11 октября) 1769 г.: «Если он вовсе не хочет трудиться над планом торговли с Персией, а будет сбиваться с панталыку, то станет бесполезной обузой. Соблаговолите уведомить его, что либо он проект изготовит, либо получит отставку» (оригинал по-французски) — СбРИО. Т. 10. С. 383–384.

368

СбРИО. Т. 10. С. 386–387.

369

Редерн к Н. И. Панину, 22 мая 1770 г. — АВПРИ. Ф. 14. Оп. 1. Ед. хр. R 49. Л. 3–3 об. См. Приложения, с. 372–376 (в файле — раздел «Приложения», глава «Граф Сигизмунд фон Редерн». — прим. верст.).

370

Редерн к Екатерине II, [1771], Редерн к Н. И. Панину, Копенгаген, 27 июля 1771 г. — АВПРИ. Ф. 14. Оп. 1. Ед. хр. R 49. Л. 5–6 об.

Иными словами, всякий прожектер улавливает веяния времени, но выражает их в гротескно-преувеличенной форме. Очень характерно соединение в один узел внутренних реформ, внешнеполитических и торговых проектов — так поступает большинство иностранных утопистов и авантюристов. Но именно над этим комплексом проблем билась императрица и ее правительство. Не случайно писала она в ответе фон Редерну о зоне естественных экономических интересов: «Торговля России не нуждается в завоеваниях, но ей будет полезно, чтоб ее товары по достоинству оценили там, где сама природа нас к этому побуждает и где к тому же это с легкостью можно произвести вместо того, чтобы искать приключений вне этой зоны» [371] . Екатерина II была противницей монополии в сфере торговли и не желала впутывать государство в коммерческие предприятия. Она предпочитала завоевывать новые земли силой оружия, не полагаясь на помощь негоциантов, и начертала резолюцию на поданном ей через графа Н. И. Панина анонимном «Мемуаре о коммерции, каковую можно установить между Россией, Западной Индией и Китаем»: «Это дело купцов — торговать, где им вздумается, я же не дам ни людей, ни кораблей, ни денег и навсегда отказываюсь от всяких земель и владений в Западной Индии и Америке» [372] .

371

СбРИО. Т. 10. С. 358–360.

372

Оригинал резолюции по-французски. M'emoire sur le sujet d’un commerce `a 'etablir de la Russie, aux Indes Orientates et `a la Chine // Письма и записки императрицы Екатерины II к графу Н. И. Панину. С. 140–141; РГБ. Ф. 222 (Панин). Карт. XVII. Ед. хр. 5. Л. 3.

Другое дело, что зона интересов России в XVIII в. стремительно увеличивается и будет расширяться до конца столетия: вспомним Персидский поход Валериана Зубова, прерванный Павлом I, и казаков, посланных императором в Индию [373] . В нее включается не только Балтийское и Черное море, но и Тихий океан — Америка и Япония.

Когда в 1795 г. французский эмигрант Жан Доминик Жозеф д’Огар (1747–1808), бывший морской офицер, склонный к мистике и богословским штудиям, послал Екатерине II мемуар о торговле с Японией, государыня назвала его невеждой, первым безумцем Европы и добавила: «Молю Бога, чтобы он не оказался в придачу одним из первых шарлатанов на свете» [374] . Но благодаря рекомендации Ф. М. Гримма д’Огар приехал в 1796 г. в Россию, где продолжал работать над своим проектом [375] . Через год он был определен в петербургскую Публичную императорскую библиотеку, создавал «депо манускриптов», впоследствии стал вице-директором. Способствовал обращению в католичество многих русских аристократок.

373

О разведывании торговых путей в Индию см. ниже в главе о Бернардене де Сен-Пьере.

374

Екатерина II к Гримму, 5 января 1796 г. — СбРИО. Т. 23. С. 667.

375

M'emoire raisonn'e sur le commerce de la Russie au Japon et les mesures qu’il est tems de prendre pour parvenir `a le faire un jour exclusivement […] P'etersbourg, novembre 1796. — РНБ. Ф. 537 (Orap). Оп. 1. Ед. xp. 3.

Внешнеполитическую программу развития России сформулировал Сумароков в одах Екатерине II, предсказывая: «Скоро сон мой будет явен // Бред мой истиной внемли» [376] . Он утверждал, что надо двигаться не на Запад, а на Восток [377] , соединяя силу оружия и торговли, которая способствует обогащению и процветанию страны:

Горы злато изливают, Златом плещет окиян; Села степи покрывают И пустыни многих стран. […] За протоком окияна Росска зрю американа С азиятских берегов. […] Зыблется престол под ханом, Огнь от севера жесток, И Российским Тамерланом Устрашает весь восток. («Дифирамб государыне императрице Екатерине II на день тезоименитства, 24 ноября 1763 г.») [378]

376

Дифирамб государыне Екатерине II […] 24 ноября 1763 г. // Сумароков А. П.Полн. собр. соч. в стихах и прозе. 2-е изд. М.: Университетская типография у Н. Новикова, 1787. Ч. 2. С. 59.

377

См.: Гуковский Г. А.Очерки по истории русской литературы XVIII века. Дворянская фронда в литературе 1750–1770-х гг. М.; Л.: АН, 1936. С. 141–142.

378

Сумароков А. П.Указ. соч. С. 58–59.

В «Оде» Екатерине II от 21 апреля 1764 г. Сумароков выдвигает лозунг крестового похода, обращения неверных в истинную веру:

От тьмы греховной их избавим, Познают Бога там цари, И там безсмертному поставим, На пользу смертных, алтари. […] Уже глас Севера я внемлю, Мы блата в сушу претворим, Селением покроем землю, Восток России покорим: Дойдем до жаркого мы Юга [379] .

379

Сумароков А. П.Указ. соч. С. 64–65.