Авдотья, дочь купеческая

— Петя, ты же только недавно рассказывал о новом увлечении, — сказала Глаша. — Неужели так скоро прошло?

— Увы, увы, ничто не вечно под луной, — почти пропел Пётр.

— Да ты ловелас, братец, — сказала Дуня весело и даже с нотками восхищения в голосе.

— На том и стоим, — ответил Пётр, приосанившись. После чего братья откланялись.

Платон посмотрел им вслед с некоторой тоской, только осознав, что семейная жизнь кое-какие ограничения накладывает. Но тут же эту тоску из глаз убрал, чтобы, не дай Бог, Дуня не заметила. Нет, он не терял надежды, что сможет помыслами жены управлять. Не сейчас, разумеется, а со временем, когда Дуня осознает, какое сокровище, по маменькиному утверждению, ей в мужья досталось. А маменьке Платон верил.

На следующее утро, тоже солнечное, Дуня, Глаша и Платон стояли у входа в портальный павильон в Адмиралтействе. На этот раз вместе с морским офицером пассажиров досматривал и драгунский полковник.

— Видите, Ваше превосходительство, бумаги давно выправлены, до сегодняшнего приказа, — доложил морской офицер.

Полковник перевёл задумчивый взгляд на троицу пассажиров, внимательно осмотрел, затем произнёс:

— Вышел приказ, начиная с сего дня гражданских порталом не перемещать. Но поскольку ваши документы на перемещение в порядке и выписаны ранее, возможно сделать исключение. — Обернувшись к офицеру, распорядился: — Проводите графа с графиней и их спутницей к остальным пассажирам, лейтенант.

Дуня с Глашей переглянулись, они поняли, что лишь титул им помог, иначе отправляться бы им в Москву на перекладных. Коляска ещё не прибыла, да даже если бы прибыла, она ведь маменьке с тётушками обещана.

Остальными пассажирами оказались офицеры из Инженерного корпуса, о чём свидетельствовала полностью тёмно-зелёная форма и знаки отличия на ней. У одного имелся шеврон с молнией — знак магического отделения. Военные инженеры внимательно изучали чертёж и не обратили внимания на присоединившуюся к ним троицу. Даже когда портальщик пригласил пройти в кабину, им понадобилось несколько минут, чтобы оторваться от своего занятия.

Глаша, при посадке оказавшаяся к инженерам ближе остальных, поневоле слышала их разговор. Поначалу она не прислушивалась, но кое-что заставило насторожиться, навострив уши. Военные инженеры изучали чертёж портала, которым они перемещались, сверяя точность изображения. А рассуждали они о том, куда лучше направить магический заряд, чтобы портал не просто схлопнулся, но остался подлежавшим восстановлению. Они даже поспорили о том, какие расчёты ещё стоит провести. К единодушному согласию пришли лишь в том, что запускать заряд нужно со стороны Москвы.

Глаша даже чуть не заподозрила военных инженеров во вредительстве, но по дальнейшей беседе, поняла, что они едут на приём к московскому генерал-губернатору с докладом. Глаша почувствовала тревогу, происходило что-то непонятное, опасное. Она принялась усиленно вспоминать уроки Николая Николаевича, посвященные порталам. В итоге вспомнила, но облегчения это не принесло, ведь, по словам преподавателя, порталы закрывали путём «схлопывания», в случае ненадобности и во время военных действий, дабы неприятель ими воспользоваться не мог.

«Да ну, вряд ли врагу до Москвы дойти дадут, — подумала Глаша. — Это просто меры предосторожности. Значит, не зря Михайла Петрович заказ на сукно для формы военной получил, а войска передислоцируются. Война на пороге. Но с кем, когда?» Глаша обернулась на подругу, та сидела, взяв за руку заметно побледневшего Платона и внимательно смотрела, как переливается разными цветами стеклянная кабинка.

Глаша решила держать свои мысли при себе, даже когда приедут. Не следует ей Дуню в медовый месяц волновать, да и самой не стоит раньше времени в панику кидаться. Тем более, что, закончив изучать чертёж, военные инженеры принялись обсуждать в каком трактире отобедать и о том, хватит ли времени посетить Сандуновские бани. Глаша, подумав, что при непосредственной угрозе о таких вещах обсуждать не станешь, окончательно успокоилась.

Дунины мысли о другом были. За время поездки она придумала, как кабинку потрогать. Когда портальщик открыл дверку снаружи и попросил пассажиров на выход, Дуня слегка приотстала от остальных, затем сделала вид, что споткнулась о подол платья. Пошатнувшись, она опёрлась о стеклянную стенку. Кабинка мигнула и заискрилась ещё ярче. К Дуне кинулись одновременно Платон и портальщик, подхватив с двух сторон.

— Осторожнее, сударыня! — воскликнул портальщик, другой, не тот, что прокатился с ними до столицы, поэтому в объяснение про зацепившийся за подол каблук он поверил.

Когда сели в нанятый экипаж, Глаша, сообразившая, что означал переполох при высадке, шепнула на ухо подруге:

— Единоличница.

— Глаша, как бы я тебя предупредила, когда столько ушей посторонних рядом, — принялась оправдываться Дуня.

Глаша улыбнулась, показывая, что не сердится, и спросила:

— Как оно? Много магии вытянуло?

— На перила я больше затратила, — сообщила Дуня и добавила: — Думаю, если бы там ограничитель не стоял, могло бы и рвануть, видела, как заискрило!

Со стороны задним числом испугавшегося Платона раздался судорожный вздох.

— Душенька, давай, когда до имения доедем, ты не будешь эксперименты проводить, — проникновенно попросил он.

— Там видно будет, — ничего не стала обещать Дуня.

Глава тринадцатая. Альма-матер

Добравшись до особняка, Дуня с Глашей переоделись — в Москве было куда теплее, чем в столице — и велели Демьяну запрягать лошадей в карету. Когда они выпускались из института, думали, что ноги их там больше не будет, что, наконец-то, свобода. Но сейчас почему-то захотелось побывать там, где прошли детство и часть юности. Всё же десять лет жизни — довольно большой срок.

Разумеется, в первую очередь им хотелось увидеться с Николаем Николаевичем, но не только. Хотелось пройти по изученной вдоль и поперёк территории, по коридорам и классам учебного корпуса, побывать в общежитской комнате, которую они делили ещё с пятью девушками, и в которую, несомненно, уже переселились будущие выпускницы.

Их комната по расположению и по размерам считалась лучшей, и в своё время была буквально отвоёвана Дуней с Глашей, которым тогда едва исполнилось тринадцать лет, и присоединившимися к ним товарками у старшекурсниц. Безуспешные попытки их выселить с завоёванной территории привели к тому, что даже воспитательницы общежития смирились с тем, что данные ученицы проживают не в тех комнатах, что положены средним классам. Семь лет учёбы считались классами, последние три — курсами.

Платона Дуня с Глашей с собой в поездку не взяли, ибо в женские учебные заведения могли из лиц мужского пола свободно входить лишь преподаватели, служащие и попечители. Для остальных, даже родственников, требовалось разрешение начальницы института или училища. Да Платон и сам предпочитал прогулке отдых, перемещение порталом он перенёс плохо, испытав слабость и упадок сил.

Демьян, услышав, куда ехать, уверенно направил лошадей по самому короткому пути, ведь не раз, не два ездил по этому маршруту с хозяином.