Авдотья, дочь купеческая

— Нет, разумеется, — ответила Дуня. Слухи о жестокости помещиков Салтыковых давно по империи ходили. Поговаривали, что одного из самых зверствующих в Сибирь сослали. — Но плетей бы всыпать велела.

—Этого-то уже поучили, — заметила Глаша, вспомнив фингал под глазом Оськи. — Как думаешь, исправится?

— Поговорку про горбатого и могилу слышала? Вот то-то же. Не исправится, но на время притихнет, — ответила Дуня. — Ну да Бог с ним. Ты лучше, подруженька, подумай, как мне с Саввой Дормидонтовичем разговор вести.

Подруги принялись планировать предстоящий визит Дуни к соседу. Тот пребывал в неведении, какие тучи сгущаются над его головой.

Глава шестнадцатая. Добрососедские отношения

В трудах да заботах дни быстро летят — не успела Дуня оглянуться, как настало время ехать в гости к соседям.

— Ну, как мы выглядим, подруженька? — спросила Дуня Глашу, когда они с Платоном вышли из дома к ожидающей их карете.

— Хороши, ничего не скажешь! — искренне ответила Глаша.

Дуня с Платоном и впрямь смотрелись красивой молодой парой, да ещё и нарядно одетой. Дуня надела модное шёлковое платье василькового цвета с завышенной талией, ажурные длинные перчатки, парчовые туфельки и ридикюль под них. Шляпку на голове украшали цветы и ленты из того же василькового шёлка. Платону удивительно шёл светло-серый летний костюм, а шейный платок в тон платью жены подчёркивал цвет глаз.

— Не передумала дома оставаться? Может, с нами? Время есть подождать, пока ты переоденешься, — предложила Дуня подруге.

— Нет, Дунюшка, вдвоём езжайте, а то всё втроём да втроём, — ответила Глаша. — А я пока в церковь загляну, обещала отцу Ионе амулеты в лампадках зарядить. После в Покровку съезжу, посмотрю, что в списке, старостой поданном, в первую очередь в починке нуждается.

— Труженица ты наша, — сказала Дуня, обняла подругу, после чего села в карету, опираясь на поданную Платоном руку.

Ехать до имения Антоново-Спасское, вотчины Саввы Дормидонтовича, предстояло около часа. Дорога шла вдоль леса, но примерно на середине пути по левую сторону показалась довольно большая деревня.

— Это Алексеевка, — сообщил Платон, между делом, сам же продолжил рассказ о соседях и о том, какие псовые охоты раньше устраивались.

Дуня же завороженно вглядывалась в дома, что они проезжали, деревня выглядела куда зажиточней той же Покровки. Не отрывая глаз, Дуня прокручивала в голове варианты возвращения так бездарно разбазаренных свекровушкой земель. Можно, конечно, попробовать назад выкупить за тройную, а то и четверную цену. Но вряд ли хитрован-сосед согласится. Уж больно кусок лакомый — вон и луг заливной за деревней виднеется, поля чернозёмом чернеют. Она бы тоже не согласилась. «Значит, денежки по векселю отжимать будем», — решила Дуня, неохотно расставаясь с мыслью о возвращении утраченного. Она тяжело вздохнула.

— Устала, душенька? — спросил Платон, который как раз остановил речь, переводя дыхание.

Дуня даже умилилась, без влияния свекрови воспитание мужа куда легче шло. Вот, заботу начал проявлять, и не по этикету, а от души.

— Нет, Платоша, просто задумалась. Ты насчёт охоты не переживай. Увидишь, настанет время, твоей псарне вся округа завидовать будет. Лучших щенков у заводчиков приобретём, псарей опытных наймём. Ты потерпи и всё будет, — пообещала Дуня. — На следующий год заводик мыловаренный построим, пекарню, развернёмся!

Платон с опаской посмотрел на Дуню, больно широко размахнулась его жена. Сам он всяческих нововведений опасался, хотя и понимал, что нужно терпеть, ради того, чтобы к прежней беззаботной жизни вернуться. Однако не удержался от ворчания:

— Широко шагать — штаны порвутся.

— У меня рваться нечему, ибо юбка, — парировала Дуня и рассмеялась.

Имение Антоново-Спасское располагалось в местечке не менее живописном, чем Лыково-Покровское. Уже издали становилось понятно, что живут здесь пожирнее да посытнее, хотя и нетитулованные дворяне. Входные ворота в виде арки с колоннами, ограда кованая ажурная, сад с причудливо подстриженными кустами и статуями, фонтан на площади перед трёхэтажным особняком, выстроенным в стиле барокко, с его пышным декором, барельефами, орнаментами и золочёными скульптурами.

Дуня подобный стиль считала, хоть и красивым, но устаревшим. Хозяева ей представились этакими боярином с боярыней в долгополых одеждах, отороченных собольим мехом, с длинными в пол рукавами. Потому её удивил их настоящий вид, вполне современный. Савва Дормидонтович оказался чуть старше Дуниного папеньки, был выбрит, имел лишь усы и пышные бакенбарды, одет в чёрный сюртук, серые панталоны и жилетку, из кармана которого свешивалась золотая цепочка от брегета. Дуня с удовольствием отметила, что у её папеньки цепочка от часов раза в два толще будет.

Сын хозяина, приятель Платона, выглядел щёголем, а его сёстры вряд ли уступили бы столичным барышням. Мать семейства держалась немного позади, приятная, хоть и избыточно полноватая женщина, явно стеснялась своего вида, особенно по сравнению с мужем и детьми. Дуня сразу прониклась к ней симпатией, во время церемонии знакомства лишь она улыбнулась Дуне с искренней доброжелательностью, без высокомерия. Остальные хотя и признавали новую соседку-графиню, но помнили об её происхождении.

Возможно из-за желания поставить на место выскочку, все разговоры и беседы, хозяин дома и его дети вели по-французски. Но с Дуней этот номер не прошёл. Она легко поддерживала беседу, а с дочерями хозяев, смогла обсудить романы Гёте и Руссо, мысленно поблагодарив Глашу. Ведь то, что она не читала сама, ей пересказывала подруга.

Приняли Дуню с Платоном на французский манер, а вот обеденный стол ломился от угощений совсем по-русски. Дуня подозревала, что постаралась хлебосольная хозяйка. Она и присела рядом с гостями, постоянно их потчуя.

После обеда и светской беседы с приятелем Платона и его сёстрами, Дуня, сославшись на дела, направилась к хозяину дома. Она слышала, как Платон объясняет приятелю, что все дела хозяйственные он жене доверил.

— Савва Дормидонтович, уж простите великодушно за беспокойство, но нам бы с вами не мешало кое-какое дельце обсудить. Мне Платоша поручил вести семейные дела, — произнесла Дуня по-русски.

Хозяин посмотрел с видом «что это там за цыплёнок пропищал», но ответил тоже на родном языке:

— Что же, поговорим о вашем деле. Пожалуйте ко мне в кабинет, рыбонька. Уж простите старика за фамильярность, графинюшка.

Они направились в хозяйский кабинет, соответствовавший остальной обстановке. Савва Дормидонтович отодвинул для гостьи венский стул, а усадив и сам присел в кресло за стол с массивными гнутыми ножками, покрытый зелёным бархатом.

Дуня вынула из ридикюля вексель, опустила на стол рядом с массивным письменным прибором в виде сфинкса, но начала издали: