Авдотья, дочь купеческая

— Сей момент, матушка барыня! — воскликнул Оська, опрометью кидаясь к конюшне.

— Это я тоже, того, провизию соберу, — засуетилась Аграфена и позвала конюхов: — Айда в подвал, припасы доставать, а ты, Кузьма телегу ближе подгони!

В свои покои Дуня с Глашей направились через кухню. Глаша немного отстала, задержавшись около печей. Нагнала подругу у лестницы. На вопросительный взгляд Дуни, пояснила:

— Амулеты перенастроила. Теперь, когда печи затопят, дым вовнутрь пойдёт, а не наружу.

— Тогда уж и подачу воды надо перекрыть, и магические светильники разрядить. Пошевеливайся, подруженька, дел невпроворот, — сказала Дуня, подхватывая подол и пускаясь бегом по ступенькам.

Когда подруги вернулись на задний двор, обнаружили там готовые телегу, заставленную корзинами, мешками, бочонками, и коляску. Демьян стоял у крыльца, держа в поводу трёх коней.

— С вами поеду, — уведомил он хозяйку.

— Можно уже двери забивать, матушка барыня? — спросил один из конюхов, держащий в руках доски.

Дуня окинула взглядом собравшихся во дворе, убедившись, что все здесь, внутри никого не осталось, ответила:

— Забивай.

В коляску Аграфена усадила вместо себя отца Иону, заявив:

— С телегой пойду, а то чуть недоглядишь, или опрокинут чего, или просыплют. Поворчи тут у меня!

Последнее она адресовала пытавшемуся возразить конюху, что правил запряженной в телегу лошадью.

Выезжали и выходили из имения его обитатели под стук молотка: конюхи заколачивали все двери, в доме и флигелях.

Въехав в Покровку, Дуня с Глашей удивились тому, как сосредоточенно, без причитаний собирались в дорогу крестьяне, даже ребятишки не путались без толку под ногами, а помогали взрослым. Староста и Тихон сумели подобрать нужные слова. Староста подъехал к хозяйке на пегой кобылке и, поклонившись, доложил:

— Почитай, все готовы, матушка барыня. Я к язычникам Евсейку послал, упредить. Его Ворожея любит, пару лет назад от смертушки верной отвела. Мальчонка у них в поселении всю зиму тогда провёл.

— Вели отправляться, а ты с нами оставайся. Ещё кое-какие дела завершить надобно, — сказала Дуня.

По команде старосты люди потянулись к дороге, возглавлял нестройную колонну Тихон. Дуня с Глашей, сопровождаемые Демьяном и старостой, поехали к мельнице. Оська ждал около мельницы рядом с телегой, нагруженной мешками и держал в поводу лошадь.

— Колесо застопорил, — доложил он и добавил: — Но лучше бы, матушка барыня, тебе жернова между собой сцепить. Тогда мельница напрочь встанет.

— Так и сделаю, езжай, — распорядилась Дуня, соскакивая с вороного коня. Не привыкший к седлу коренник её слушался, почувствовал твёрдую руку.

Глаше успел помочь спешившийся Демьян, попутно шикнувший на Оську:

— Сказано — езжай, чего стоишь рот раззявил.

— Н-но, родимая, — дёрнул поводья Оська и пошёл рядом с телегой, напевая: — Ах, зачем эта ночь так была хороша, не болела бы грудь, не страдала б душа.

Дуня с Глашей забрали амулет и сплавили между собой жернова, после чего направились в кузню. Там староста предложил просто отделить меха и забрать с собой. Выйдя из кузни и сев в седло, Дуня посмотрела в сторону засеянного пшеницей поля. По зелёным, ещё не набравшим силу колосьям гнал волны небольшой ветер, кое-где синели цветы василька.

— Никак, жечь будешь, матушка барыня? — спросил староста и перекрестился.

— Буду, — подтвердила Дуня. — Мы с Глашей заложим магические шары, завтра с утра полыхнёт. На дома огонь не перекинется. У меня тоже сердце кровью обливается, столько труда. Ну да ничего, прогонят наши французов, папенька поможет зерно в других губерниях закупить.

Успокоив старосту и себя саму, Дуня направила коня к полю. На то, чтобы заложить огненные шары, понадобилось время. Когда четверо всадников выехали из деревни, на дороге уже никого не было. Староста опередил остальных, выступая проводником. Проехав около половины версты, он свернул в лес. Последовавшие за ним Дуня, Глаша и Демьян были удивлены, обнаружив между деревьями достаточно широкую просеку.

— Странно, как такую с дороги не замечали, сколь раз ездили, — сказал Демьян.

— Так всё правильно, кто не знает, тот пути не увидит, — ответил староста. — Волхвы, это старейшины ихние, да Ворожея глаза всем отводят.

Глаша приотстала, прямо с коня затирая следы.

— Это на время, — объяснила она. — Когда уже всё добро и скот с птицей из деревни перевезут, мы с тобой, Дуня, хорошенько следы уничтожим и тут, и на дороге. Раз, говоришь, маг сильный у французов, лишними эти меры не будут.

— Дай Бог, успеть всё забрать, — сказал староста и тоже пояснил: — Сейчас мы доедем до Перуновой поляны, а оттуда к поселению только пешком по тропке можно дойти.

Просека вывела путников к большой круглой поляне, посреди которой стоял дуб, надвое расщеплённый попавшей в него когда-то молнией. На краю поляны находились телеги, коляска, лошади. Люди сгрудились около дуба, а возле самого ствола стояли Ворожея, два убелённых сединами старца в длинных, похожих на рясы полотняных рубахах. Рядом крутился Евсейка. Он первым заметил всадников и закричал:

— Вот, барыня матушка, и я на что-то сгодился!

Дуня с Глашей спешились и пошли к язычникам через расступавшуюся перед ними толпу. Перво-наперво Дуня поклонилась и сказала:

— Доброго здоровьица тебе, Ворожея и вам, старейшины. Большая нужда привела к вам, просить приюта.

Один из волхвов, опиравшийся на посох, с вырезанными на нём змеями, ответил:

— Большая беда и люд разный соединяет, и богов. Про то, что пожалуете, мне накануне видение было. Не зря перстень с колосом носишь, сам Велес в видении за тебя просил. Сказал, течёт в жилах твоих кровь Ярослава, Мудрого князя. Что же, милости просим в наше городище. Евсейка, веди наших гостей. Телеги на полянке оставляйте, не тронут их ни зверь, ни птица лесная. А чужакам сюда и вовсе ходу нет.

Толпа зашевелилась, притихшие, словно слегка напуганные женщины с детьми и старики двинулись по тропинке вслед за Евсейкой. Отец Иона тоже со всеми пошёл, окинув волхвов настороженным взглядом. В ответ встретил такой же. И служитель нового Бога, и жрецы старых одинаково опасались за влияние своё на умы паствы.

— Ненависти во взорах нет, уже хорошо, — шепнула подруге Глаша, заметившая этот обмен взглядами.

Оставшиеся мужики принялись освобождать телеги, собираясь за оставленным в деревне добром и скотиной.