Авеню Анри-Мартен, 101

— Со стороны Булонского леса, — произнес сосед с четвертого этажа.

Усевшись, кто на землю, кто на складной стул, все ожидали в полудреме окончания воздушной тревоги. Прикорнув на коленях Франсуа, Леа позволила его рукам в сумраке ласкать ее. Окончание тревоги прервало ее приятные ощущения. Но ненадолго. Альбертина гостеприимно предложила Тавернье переночевать на диване в прихожей, на что тот с благодарностью согласился. Когда все уснули, Франсуа нырнул под одеяло к Леа, которая с нежной готовностью обняла его…

Солнце было уже высоко, когда Франсуа вновь вернулся на свой диван и погрузился в глубокий сон.

…За минувший вечер во время бомбардировки союзников погибло около двадцати человек. 14 июля после бомбардировки парижского пригорода было собрано около ста трупов. Радио разрывалось от воплей Жана-Герольда Паки…

Леа чувствовала себя пленницей раскаленного солнцем города. Тавернье был вынужден вновь уехать из Парижа. Его отсутствие с каждым разом становилось для Леа все более невыносимым.

Два-три раза в неделю с Камиллой или одна Леа относила листовки, подпольные издания или поддельные документы по адресам, указанным курьерами, которые редко были одними и теми же людьми. Вскоре ей не стало равных в умении избавляться от «хвоста». Девушка могла легко раствориться в очереди какого-нибудь большого универмага, затеряться в толпе метро, вовремя заскочить в вагон, успев мельком взглянуть, не преследует ли ее кто-нибудь, и в случае каких-либо сомнений выпрыгнуть из вагона в последний момент. Чаще всего Леа предпочитала ездить на велосипеде, несмотря на опасность стать жертвой «любезностей» не слишком галантных молодых людей.

Однажды на станции «Опера» ее толкнул влетевший в вагон парень, за которым сразу же захлопнулись двери. По перрону вслед за отходящим поездом бежали двое мужчин, грозя кулаками. Состав набрал скорость, и они исчезли из поля зрения. Леа взглянула на парня и чуть не вскрикнула… Перед ней — бледный, запыхавшийся и еще не оправившийся от страха, дрожа и вытирая пот со лба, — стоял Пьеро, ее двоюродный брат Пьеро! Поезд начал тормозить, подъезжая к станции «Шоссе д’Антен». Пьеро собрался выходить. Когда вагон остановился, Леа взяла своего кузена за руку и потащила за собой. От неожиданности тот начал было вырываться, но тут же узнал ее.

— Это ты?!

— Не убегай, дай мне руку, мы идем в галерею Лафайет. Как давно они тебя преследуют?

— Не знаю. Они уже пытались схватить меня в Шателе.

— Так тебе удалось сбежать от них уже во второй раз? Для того, кто не знает метро, это не так плохо. Когда ты появился в Париже?

— Вчера вечером. Я пытался добраться до твоих тетушек.

— А я думала, что ты в коллеже иезуитов.

— Был там, да сбежал. Не хочу ждать, сложа руки, окончания войны…

— Потише, не кричи так громко! Твой папенька будет вне себя от ярости.

— Мне на это плевать. Он и мой брат мне отвратительны, они находятся под каблуком у стариков и сапогом у бошей.

— Что думаешь делать дальше?

— Еще не знаю. Поскольку коллеж был рядом с Парижем, я надеялся на твою помощь. Отец как-то раз намекал, что ты имеешь связь с Сопротивлением.

— Это слишком сильно сказано. Тебе лучше повидаться с дядей Адрианом.

— Я уже пытался его искать, но никто не знает или не хочет говорить, где он сейчас.

— Чем же мне помочь тебе?.. Впрочем, есть идея.

По-прежнему неторопливо шагая и беседуя, они вышли из галереи Лафайет и направились к станции метро «Гавр-Комартен». Там была жуткая духота, и они с облегчением вышли на воздух на площади Этуаль и пешком дошли до Елисейских полей.

— Хорошо, что ты все еще прилично одет.

— Папа постарался обновить мой гардероб.

— Есть шанс вписаться в круг друзей Лауры.

В этот летний красивый предзакатный час парижане и оккупанты прохлаждались на террасах кафе, от лени даже не замечая друг друга.

Пьеро и Леа зашли в «Пам-пам». В подвальном помещении музыкального бара около двух десятков парней и девушек с затуманенными глазами окружили пианиста, прищелкивая в такт музыке пальцами и притопывая ногами. Леа и Пьеро терпеливо дождались конца пьесы, затем подошли к небольшой группе молодых людей.

— Леа, ты? Здесь? Это надо спрыснуть! — сказал, целуя ее в щеку, смазливый мальчик, едва вышедший из подросткового возраста.

— Привет, Роже. Как дела? Лауру не видел?

— Зачем я тебе? — раздался голос со скрытого в полутьме диванчика, который молодежь называла «уголком влюбленных».

Лаура появилась оттуда с размазанной около губ помадой.

— На, вытрись, — сказала сестра, протягивая ей носовой платок.

— Спасибо.

— А теперь посмотри, кто со мной.

— Пьеро! — воскликнула Лаура, подбегая к кузену.

Тот смотрел на нее с таким недоумением, что невольно рассмешил девушек.

— Лаура?..

— Ну, конечно, я.

— Я тебя совсем не узнал, — вымолвил Пьеро, чмокнув кузину в щеку.

Леа оттащила сестру в сторону и объяснила ей ситуацию.

— Дядюшка Люк, должно быть, будет взбешен, — заметила та, прыская от смеха.

— Ты хоть поняла, что должна делать? Вы все около восьми появитесь обычной шумной компанией на Университетской улице. Если даже дом под наблюдением, то на вас они не обратят никакого внимания. А я вернусь домой прямо сейчас, чтобы предупредить Альбертину и посмотреть, все ли в порядке. Если что не так, оставлю большое окно в прихожей открытым, это будет означать — поворачивайте обратно.

— …И тогда я иду к Роже. Все ясно.

Все прошло благополучно. Камилле удалось достать поддельные документы на имя студента из Либурна Филиппа Дорье. Пьеро нужно будет теперь добраться до Пуатье, где его задействуют в подпольной региональной сети. Встреча со связным подпольщиков была назначена у входа в Нотр-Дам. Паролем была фраза: «Вы не знаете, где находится церковь Сен-Радегонд?», на что Пьеро должен был ответить: «Нет, я знаю лишь где Сент-Илер».

Вот уже четвертый раз за одну неделю парижан будили звуки сирен, и они были вынуждены искать спасения в подвалах и метро. Леа надоело бегать каждый раз в укрытие, и она отказалась покидать комнату, несмотря на неоднократные предупреждения по радио и в газетах о фактах трагедий, когда люди, не спустившиеся в бомбоубежище, погибали.