Август, в который никто не придет
Шрифт:
– Никто не живет?
– Ошибаетесь! Живут, и еще как живут!
– Но…
– …тайны! Друг мой! Там живут тайны! Люди умерли, дом опустел… а тайны остались, тайны, как величайшее сокровище… город, наполненный тайнами… А вы хотите прожить свою жизнь впустую? Спустить все семьдесят лет псу под хвост?
– Но…
(му, еще скажи – му…)
– Я вынужден арестовать вас.
– Но…
– …а как вы хотели, а? Думали и дальше жить, ничего не делая, да…
– …господин констебль…
Поворачиваюсь к вошедшему, желторотый юнец, смотрит на меня с подобострастным восхищением.
– Слушаю вас.
– Я нашел тайну умершей графини…
– Отлично. Позаботьтесь, чтобы тайна получила поместье графини и что там полагается в наследство…
…говорю,
– Будет исполнено. А…
– …что такое?
– А этот… который вчера приходил…
– …мне жаль, но пришлось его казнить.
– Ничего себе… вы меня пером с ног сбили…
Приказываю себе запомнить, сбить с ног пером, хорошая фраза…
– Позовите людей, пусть уберут тело из подвала…
Поправляю униформу, получилась широковата в плечах, ну да, констебль был помясистее меня, держу пари, сейчас каждый второй, если не каждый первый будет мне сочувственно говорить, что-то вы исхудали сильно, болеете, что ли…
Юнец ускользает за дверь – моя тайна только того и ждет, соскакивает со шкафа, потягивается, забирается мне на плечо. Почему мне кажется, что у тайны глаза убитого, ведь ничего подобного, ничего похожего, желтые звериные глаза с узкими зрачками..
Плывущий вдоль ночи
…проще сделать вид, что ничего не замышляю, проще самому себе сказать, что ничего не замышляю, и все будет, как всегда, и я устроюсь в челноке, который ударит в весла, вместе со всеми, которые улягутся в челноках и ударят в весла…
…не сейчас.
А когда мы дойдем до берега, и очередная ночь заплещется перед нами, глубокая, темная, таящая в себе мириады неведомых и невидимых опасностей. И мы устроимся в челноках, положим головы на подушки, укроемся одеялами, и прикажем своим лодкам плыть к другому берегу, и весла забьются по темноте, отталкивая студеную гладь ночи…
Я ничего не замышляю.
Ничего.
Уходящий день – шумный, суетливый, беспокойный, кричащий, вечно куда-то несущийся – не увидит в моих мыслях ничего такого, после чего он в гневе прикажет своим людям (своим! Людям!) связать, скрутить меня, бросить на дно челнока, стреножить мой челнок и повести под уздцы.
Я сам не вижу в своих мыслях ничего такого, я прячу их от самого себя, я даже сам не знаю, что дождусь берега ночи только для того, чтобы лечь в челнок, завернуться в тяжелое одеяло – ночи плывут холодноватые, – и направить свой челнок не поперек ночи, как велели отцы, и отцы отцов, и отцы отцов отцов, и отцы отцов отцов отцов – а вдоль…
…вдоль…
Я не говорю себе этого слова, этого слова нет, нет, нет, я не знаю такого слова – скользящего в-в-в-в, спотыкающегося дддд, звучного, тягучего – о-о-о-о-о-о, гладкого, глянцевого – л-л-л-л-ь, такого слова нет, нет, нет, его даже не придумали…
…проще вот так – забыть, что задумал (да ничего я не задумал), прийти в себя, когда мой челнок уже неслышно ускользнет прочь от большой флотилии, от уютного света фонарей – в непроглядную чернильную тьму, которую не в силах осветить далекие звезды. Спохватиться – когда самые огни скроются в темноте, и я останусь наедине с ночью, и шумный суетливый день не найдет меня, хватится, – когда уже будет поздно, когда я буду уже далеко, когда останемся только мы вдвоем – я и ночь.
Вот только тогда можно будет сказать себе – получилось, и поуютнее устроиться в челноке, и смотреть в едва различимые очертания ночи, прислушиваться, не мелькнет ли где-то впереди бурлящий водопад. И ждать, пока извилистое русло маленькой ночи впадет в огромную, бескрайнюю ночь, настолько глубокую, что она сама не знает, как далеко простирается в бесконечность….
…но это будет потом, потом, когда прохладное, темное полотно ночи покажется перед нами, и заскучавший челнок наконец-то закачается на волнах полуночи. А пока не думать, не думать, бежать, бежать, бежать во весь дух вслед за всеми, по суетливому, слепящему дню, вечно подгоняющему самого себя – бежать во весь опор,
ждать, когда появится темная полоса ночи, почему так долго, почему так нескоро, почему её все нет и нет, ждать, ждать, не слушать какие-то безумные пророчества о том, что кончится время ночей, и все дальше и дальше будет тянуться бесконечная равнина, залитая светом ослепительного вечного дня….Ищет душа
Не все карты
– Давно работаете? – спрашивает он.
Смотрю на него, чувствую, что-то с ним не так, понять бы еще, что…
– Двадцать лет.
– Я так понимаю, в психиатрии что-то сечете…
– Да, и немало…
– Очень хорошо, – он снова смотрит на меня, снова пытаюсь понять, что с ним не так, – городок тут один есть… ну да, вы уже читали в объявлении… Рамсбург… вот вы тут и поживете, с жителями пообщаетесь… посмотрите… что с ними не так…
– Не так?
– Ну да… у них не все карты в колоде, просекли?
– Понимаю… весь вопрос, что это, обычные невинные странности… или что-то более серьезное…
– Ну вот, вы и разберетесь, серьезное или нет. Поговорите с ними…
Меня передергивает:
– Вы что, хотите, чтобы я ходил из дома в дом, стучался в двери и спрашивал у хозяев, все ли карты у них в колоде?
– Именно так.
Какого черта я соглашаюсь, какого черта я не разворачиваюсь и не ухожу восвояси, какого черта я вежливо интересуюсь, где в городе гостиница…
– …будете моим гостем, – не теряется мэр, – сочту за честь принимать вас у себя…
Меня передергивает, этого еще не хватало, ночевать под одной крышей с этим… с этим…
…черт меня дери, что же с ним, все-таки, не так…
Обреченно смотрю на городок, неожиданно уютный, как будто обнимающий со всех сторон. Вычурные домики закутались в цветники, над рекой изогнулись мосты, в узких окошках свет лампад…
Дергаю колокольчик, что я делаю, черт меня дери, что я делаю…