Авиатор: назад в СССР 7

— Понял. 202й, выводим. Главный включить! — произнёс в эфир Гнётов.

Со стороны ближайшего кишлака приближался большой отряд. В этой колонне, машин гораздо больше, чем три наших БТРа. Различные пикапы и джипы, а также небольшой грузовик. Эти духи будут раньше группы эвакуации.

— 202й, приготовится к роспуску, заходишь с интервалом через вираж. И… роспуск! — скомандовал Гнётов и я отклонил ручку вправо, выполняя разворот над водной гладью реки.

Выполнив разворот, я снова занял боевой курс.

Гнётов на километр впереди меня. Начинает выполнять «горку». Резво занимает высоту, и переводит самолёт на пикирование.

— Внимание! Огонь! — докладывает Гнётов, пуская очередь по противнику.

Вижу, как начинают подниматься столбы пыли от попадания снарядов из пушки и несколько машин остановились.

Ручку на себя и задираю нос. Глубоко вздохнул, прижавшись к креслу. Высота 800 и перевожу свой самолёт на пикирование. Колонна передо мной. Выдерживаю пару секунд.

— Огонь! — доложил я.

Самолёт сильно затрясло от мощной отдачи после стрельбы. Внизу очередная часть духов выскочив из машин, разбежалась в разные стороны. Пыль снова поднялась. Выход из атаки и я снова иду чуть сзади своего ведущего.

— Ещё заход. Работаем «большими карандашами», — вышел в эфир Гнетов, предупредив, что будем работать С-24ми.

С такими ракетами есть вероятность схлопотать отключение двигателя после пуска. Выхлопные газы от сопел ракеты могут попасть в воздухозаборник и будет невесело. На всякий случай включаю тумблер «Запуск в воздухе».

Заходим на цель. Переключатель вооружения перевёл в положение стрельбы ракетами. Первым заходит Гнётов и пускает сразу две ракеты с внешних держателей. Иду за ним следом и начинаю пикировать на цель.

Внизу уже чёрный дым от взрыва двух машин. Пуск и две ракеты, испуская белые клубы, ушли вниз. Ручку управления самолётом отклоняю влево, уходя с набором за Гнётовым.

— Пошли на проход. Проконтролируем БТРы, — вышел в эфир Григорий Максимович.

Добавил оборотов, чтобы пристроиться за ним справа. И в этот момент я вспомнил о топливе.

— У меня остаток 550, — доложил я.

— Терпимо. На пару заходов есть ещё.

Лучше уж здесь покрутиться, чем потом в авральном режиме пикировать и прикрывать отход своих. На проходы нам хватит. А вот на аэродром лететь, в очередной раз придётся «с ведёрком керосина».

Пронеслись над нашим подбитым вертолётом и видим погрузку на бронетехнику. К этому времени сам летательный аппарат уже почти сгорел.

— Разворот вправо, набор 9000. И… форсаж! — командует Гнётов, и мы начинаем уходить под углом в 20° всё выше и выше.

Заскочили на 9000 быстро. Это самый экономичный вариант, чтобы сохранить топливо для возврата.

Выключили форсаж и выравниваемся по горизонту. Теперь будем тянуть с таким запасом керосина до самого Шинданда. Гнётов в это время устанавливает связь с командным пунктом

— 107й, долго вас звали. Остаток ваш, — запросил у нас ОБУшник.

— 500 и 400. Экипаж 801го забрали. Готовы сесть с ходу, — докладывает Григорий Максимович и нам дают зелёный свет на любой вариант захода на посадку.

Снижаться начинаем над самим аэродромом, выписывая одну нисходящую спираль за другой. Гнётов завернул крен почти под 60°. Да так резко, что я чуть не потерял его. Уши слегка начинает закладывать, а слюны уже не хватает, чтобы сглотнуть.

— 202й, — запросил меня Гнётов, когда высота подошла к отметке в 1500.

Остаток топлива 300. Его может хватить и ещё на один заход, если сейчас не получится посадка. Но тогда выключаться придётся на полосе. Лампа аварийного остатка продолжает слепить своим красным цветом.

В эфире слышно, как начали взлетать очередные пары самолётов на задачу.

— Справа на месте, — доложил я, добавив немного оборотов, чтобы выровнять своё положение.

— Заходим, шасси контроль, — запросил Григорий Максимович.

— Выпустил, три зелёные горят, — доложил я, бросив взгляд на панель индикации выпуска стоек шасси.

— Янтарь, 107й, к посадке парой готов, — запросил Гнётов, когда мы вышли на дальний привод, продолжая разворот со снижением.

— Дополнительно! Полоса занята! — громко крикнул руководитель полётами.

На полосе выстраивалось звено «грачей», если судить по силуэтам. Ой же и долго они с мыслями собираются.

— Удаление три, — сказал в эфир руководитель зоны посадки.

Уйти на второй круг было бы самым верным решением, но не с моим остатком. Продолжаем снижаться, но рука уже готова перевести рычаг управления двигателем в положение максимал.

— Янтарь, 107й, посадку, — настойчиво продолжает Гнётов.

Будто не видит, что полоса занята. Так и хочется сказать — «Максимыч, ну их на хрен! Давай с проходом уйдём!». Вот только память у меня хорошая. Есть вероятность, что опять вылезет дух с ПЗРК.

— Удаление два, — продолжает информировать «посадка».

— Янтарь, 107му, на второй? — спокойно спрашивает Гнётов.

Да чего там за тормоза на полосе?! Для себя решаю, что над ближним надо уходить на повторный заход.

— Звено на полосе, живее! — крикнул кто-то в эфир. — Мне тоже сесть надо!

Голос был явно не руководителя полётами, но именно он подействовал на штурмовиков. «Грачи» пошли разгоняться, а нам разрешили посадку. Прошли торец, выравниваемся и касание. И в этот же момент от полосы отделяется вторая пара Су-25х.

На рулении чувствую, как слегка повысился пульс. Вспотел настолько, что комбинезон прилип к телу.

Как только открыл фонарь кабины, Дубок уже был рядом, протягивая мою фляжку с водой и вафельное полотенце. Теперь хоть подышать можно простым воздухом, пускай и с примесями пыли. Как будто и не было дождя сегодня утром.

— Ты мне, как к боксёру подносишь между раундами, — улыбнулся я, сделав пару глотков воды.

Специфический вкус верблюжьей колючки, которую я решил по примеру Гусько употреблять для питья, как всегда противный. Лицо скривил, будто лимон съел.