Авиатор: назад в СССР
Шрифт:
— Да не было ничего. Сама она увязалась за мной. Сегодня я послал её. Так что, флаг тебе в руки и барабан на шею, в этом вопросе.
Костя немного отдышался, развернулся в сторону входа и зашагал в сопровождении ребят и девчонок.
— Видели, как Красновой досталось? Синяк точно будет на пол лица! — донеслось до меня.
— Ну а куда она полезла?!
— Мужики есть и не надо лезть. Сами бы разняли, когда убивать друг друга бы начали...
Что ты за человек, Серёга? Пускай и не специально, а девчонку ударил. Джентльмен недоделанный! Ладно, теперь от меня все должны
— Ещё раз увижу тебя с Галей, так легко не отделаешься, — крикнул Бардин, не поворачиваясь, будто он меня уделал.
— Это вряд ли, — проговорил я про себя и пошёл домой. Вечер этот пора заканчивать.
А домой ли мне пойти? В голове возникла одна мысль. Почему-то сейчас, мне захотелось оказаться в другом месте. Это нельзя так описать словами. Это просто надо видеть.
Ноги сами понесли меня на, пожалуй, главное место Владимирска — мемориал погибшим лётчикам. Это небольшой парк с несколькими аллеями, цветочными клумбами посередине. По периметру растут ели, а в центре вечный огонь.
На черных мраморных стелах высечены имена тех, кто не вернулся из полета. Сейчас имён здесь не так много, как в моем настоящем времени, но и ни мало. В таких местах хочется просто помолчать. А великие слова Рождественского каждый раз читаешь вслух и мурашки по коже.
— Помним всех поимённо, горем помним своим. Это нужно не мёртвым, это надо живым...
И вновь нарастал гул приближающегося самолёта. Стремительно набирая высоту, над головой пронесся на форсаже истребитель. Не знаю, знак это или просто совпадение?
На пути к дому, не мог пройти мимо подъезда Красновой. В паре окон ещё горел свет. Наверное, Анька в подушку сейчас рыдает из-за не разделенной любви и звонкой пощечины от меня. Конечно, неправильно поступил. Вроде сознанием состоявшийся мужик, а разрулить проблемы с девками не смог.
— Анька! Анька! — кричал кто-то на детской площадке. — Ты где?
Навстречу мне бежал тот самый пацан, которому я покупал молоко, чтобы его не заругали. Пару раз потом от шпаны защитил. Димкой звать. И, все-таки, он мне кого-то напоминает!
— Привет, Димас! Чё не спишь? — поприветствовал я его.
— Серега, беда... помоги. Сестра... из... из дома ушла. Быстрее найти надо. Сейчас родители вернуться... а ее нет, — запыхавшись, проговорил Димка.
— Какая сестра? Ты о чем?
— Да Анька, сестра моя. Краснова!
Вот я оленёнок Рудольф! И не распознал брата! Теперь надо найти Аню, а то она что угодно может сделать. И ведь я виноват в этом в первую очередь.
— Куда могла пойти? Думай, братик, — сказал я, оглядываясь по сторонам.
— Она про любовь говорила что-то. Пришла с выпускного в слезах. Закрылась в ванной сначала, да и я доставал её. Сам купаться хотел пойти. Она как психанет и к двери. Раз так, говорит, на мост пойду! И плавать Анька не умеет. Утонет!
В городе всего один мост, с которого можно было утопиться — Петропавловский. Бежать три минуты.
Я рванул что есть силы. Не зря же готовился к нормативам на поступление. Есть вероятность, что уже поздно, но Аня могла сразу не утонуть. Разбиться о воду — врядли. Максимальная высота моста метров 10.
Оставалось совсем
немного. Перед глазами уже был подъем на мост. В свете фонарей, я увидел Аню, перелезающую через ограждение.— Стой! Остановись! — кричал я, но тщетно. — Аня стой!
Её ноги соскользнули с края, и через пару секунд раздался всплеск воды. У меня оставались секунды, чтобы прыгнуть за ней. В мутной воде, к тому же ночью, шансов найти её, почти нет.
Не знаю, как я преодолел ограждение, но со стороны, думаю, это был полет Железного Человека. Пока летел, прекрасно видел, где борется за свою жизнь Аня, не давая себе утонуть. Выплыв на поверхность, я начал грести к ней. Сил у девчонки уже не осталось, и её голова скрылась под водой.
Я нырнул следом, в надежде поймать в воде. Вытянул вперед руку и ничего. Мрак и пустота. Сердце колотилось с невероятной силой.
И вдруг мою ладонь тронули чьи-то пальцы. Успев, ухватится за них, я потащил Аню наверх.
— Папа приехал. Сейчас будет беда, — удручающе произнес Димка, когда мы подошли к их дому.
Мне самому стало некомфортно. Не лучший момент для встречи с отцом Ани. Да еще после того, как из-за меня она попробовала себя в прыжках в воду. А про удар по лицу, интересно, знает? Войдя в подъезд, я быстро рассмотрел лицо Ани. Повреждений и синяков не было, значит, моя отмашка в драке следов не оставила.
Большую двухстворчатую дверь открыл статный мужчина в светло-синей рубашке с черным галстуком и темных брюках. То, что это отец Ани, стало понятно сразу — у него большие зеленые глаза.
— Быстрее, Сергей! Заноси! — назвал он меня по имени.
Войдя в квартиру, я осмотрелся и понял, что семья Красновых не из простых смертных. Длинный коридор с высокими потолками, на полу паркет и красная дорожка, концы которой не махрятся. Вместо дверей в зал большая рельефная арка.
— Что случилось, Серёжа? — выбежала из комнаты женщина в красном шелковом халате с заплаканными глазами.
Вот в кого Анечка! Те же черты лица и даже щ"eки такие же пухлые. Каштановые волосы без единой седой пряди. Очень красивая женщина.
Дима вновь всё объяснил и повёл меня по указанию отца в зал. Положив девушку на диван, я отошёл назад, уступив место маме.
— Спасибо тебе, Сережа. Мы всегда знали, что с тобой ей повезло, — сказала мама Ани, взяв меня за руку. Через пару минут в зал вошел отец.
— Сергей, пойдем. Без нас разберутся. Я тебе одежду сейчас дам сухую, и ты попьешь горячий чай.
Переодевшись, мы прошли в отдельную комнату. Бросается в глаза множество фотографий на стенах. Запечатлены моменты с каких-то поездок в Москву, фотографии маленьких Ани и Димы. Одна из фотографий интереснее всех — несколько человек в касках и светлой форме на фоне джунглей.
На столе — чёрный телефон, ручка, чернильница, графин с водой и несколькими гранеными стаканами. Ну, и полуметровая наркомовская лампа из металла с узким тканевым абажуром и металлическим украшением на н"eм, несколько раз воспроизводящим советский герб. Справа — окно, а перед столом — диван и два кресла по бокам. Я как будто в кабинете у Иосифа Виссарионовича.