Авиатор: назад в СССР
Шрифт:
Есть еще такая «весёлая вещь», как барокамера. Это исследование предполагает, что тебя сажают в небольшое помещение, в котором создают условия подъема на высоту 5000 метров. А затем снижают, но уже с большей вертикальной скоростью. И вот тогда-то и проявляется вся сущность человека, точнее лезет наружу всё, что ел и не ел последние несколько часов. Правда, потом этого человека объявляют негодным к летной работе, а уборщицы поносят всеми известными именами и прозвищами.
Стоя перед кабинетом терапевта для финального осмотра, я услышал за дверью спор врача и вошедшего парня. Вышел он расстроенным,
— Давление ему не понравилось! Всего 150 на 90. Сигарету будешь? — спросил парень, присаживаясь рядом со мной.
— Спасибо, не надо. Не пропустил? — спросил я.
— Ага. Сказал, чтоб ехал в другое место. У них, видимо, уже все места расписаны!
Тут я согласен с ним. У каждого адмирала, генерала, полковника, партийного работника есть дети. А вот, когда из этих категорий люди закончились, тогда начинают набирать тех, кто годен.
Медсестра вынесла документы парню и пригласила меня. Войдя в кабинет, я сразу понял, в ч"eм корень беды с давлением.
В просторном помещении, на каждом столе работали вентиляторы. В углу стоял телевизор с шильдиком «Рубин-401» и рычащий «Саратов-2». На стенах висели медицинские плакаты, графики, памятки, портреты Пирогова, Сеченова, Мечникова и других светил врачебной науки. Ну и как же без Леонида Ильича в самом центре! У дальней стены за большим столом заседал терапевт с медсестрой. А корнем и самой главной проблемой были три обворожительные девушки в новеньких халатах и колпаках, сидевшие справа вдоль стены за небольшими партами.
— Передо мной встаем, товарищ Родин. Раздеваемся, — сказал терапевт. Гавриил Иннокентьевич Лам — так его зовут, если верить табличке на входе.
— Всем добрый день, — сказал я, и, сделав небольшой поклон девушкам, стал снимать с себя футболку и штаны, оставаясь в одних трусах. Чувствовалось, что девушки осматривают меня пристально. За тот период, что нахожусь в этом времени, всё-таки подкачался немного, пару кубиков прорисовалось на прессе. Эх, вот ту смугленькую с карими глазами бы сейчас, да...
— Родин, не отвлекайся, — отдернул меня Лам, заметив, что я не свожу глаз с девушки. — Чего остановился? Трусы тоже снимай и руки по швам.
Вот так Гавриил Иннокентьевич! Конечно, так и у меня давление вверх попрет. Главное расслабиться и не думать... тем самым местом. А как тут не думать, если кареглазая пару пуговиц расстегнула на халатике! Ладно, что не сделаешь ради дороги в небо! Трусы стянул вниз.
— Очень хорошо, — сказал Лам, посмотрев через большие очки на меня. — Что там у него?
— А, разрешите..., — начал говорить я, но терапевт осадил меня.
— Боком поворачиваемся, Родин. Левым боком ко мне. Руки по швам, — сказал он и подошел ко мне с тонометром. — Что там у него?
Девушки по очереди вставали и сообщали мои данные. Вес, рост, показатели зрения, результаты анализов, обследования в барокамере и так далее. Всё было в норме. Кроме моего стоя... состояния. Держать себя в руках получалось, а вот «его» не очень.
— Хорошо. Что скажете, Родин? Летать хотите? — спросил Лам, снимая с моей руки манжету.
— Вы даже себе не представляете как! — воскликнул я и вместе с девчатами мы закатились со смеху. Лам тоже заулыбался. В своих
документах я обнаружил желанную запись «Годен к летному обучению».Мои новые товарищи прошли тоже. Даже наш «старший» супер-ефрейтор оказался годен. Что ж, молодец!
Леша Баля зовут этого паренька, отслужившего один год в войсках. Фамилия, похоже, не склоняется. Предки, видать, французы были. И картавит ещё слегка. Сам он был родом из Краснодарского края и выделялся, разве что, скверным характером. Высокое самомнение, нарциссизм и походка а-ля «очень широкие плечи». Сам он уверял всех, что с его связями, он уже поступил, за него договорились, и он не переживает. А вот за нашего нового товарища, Виталю Казанова, мы переживали. Сегодняшним вечером, ефрейтор Леша был дежурный по роте и очень часто обращал внимание на нашего товарища.
— Ээ, енот! Я тебе сказал подойти! — крикнул Баля Виталику, когда он брился перед отбоем.
— Ну... ну... подойду.
— Не беси меня, лупатый! Живее, псы. После вас еще убираться будут полночи.
Я дождался, пока Баля вышел и подошел к Витале. Попробовал узнать, в чем проблема, поскольку каждый вечер заканчивался подобными криками в его сторону. Однако Казанов не открылся мне.
После отбоя, мне не спалось. И ведь можно забить на Виталика, на все эти притеснения пухляша. Меня-то не трогают! Поступление в самом разгаре, а я не о том думаю совершенно. Может, там и правда нет ничего плохого. Ну, может деньги вымогают, так пойти сдать их тихонько Невадневу и всё.
Майор, как по мне, так командир опытный. Знает, как спокойно решить это дело. Только я не стукач! Ладно, пока Неваднев в расположении роты, ничего не произойдет.
И в этот самый момент, дверь канцелярии роты скрипнула. Майор, надев фуражку и опечатав помещение, пошел в сторону выхода. Через несколько секунд звякнул засов, и он вышел за дверь.
— Толстый, подъ"eм! В умывальник, живее! — сказал Баля, подойдя к кровати Виталика и ударив по ней с ноги.
Когда ефрейтор потянул за собой Казанова, вместе с ним следовали ещё двое. Похоже, что сейчас Виталику собираются сделать «т"eмную». Эх, офицер я или нет!
Вскочил в тапки, со свободной кровати схватил подушку и медленно побрел в умывальник. Там уже слышались шлепки и угрозы. С Виталика требовали какие-то деньги. И за что?
— Добрый вечер! Я диспетчер, — сказал я, войдя в санузел и закрыв за собой дверь.
— Вышел и закрыл дверь с той стороны! — рыкнул на меня Баля. С ним рядом был долговязый сержант Бирсов из ВДВ и какой-то коротышка.
— Громкость твоей речи не придает смысла и весу словам. Как ты нёс чушь, так и продолжаешь, — сказал я, закрывая дверь плотнее.
— Спортсмен, что ли? Сейчас мы тебя потренируем, — сказал Баля, отпустив Виталика.
— Давай-ка ребята! Толстый подождёт, — сказал Бирсов.
Глава 11
Полы в умывальнике скользкие, да и места мало. Сильно не сманеврировать. Надо использовать самоуверенность этих ребят в свои целях.
Ближе всех был Баля. Я бросил подушку ему в руки и от всей души вложился в удар в район солнечного сплетения. Ефрейтора скрутило, но у него был подельник.