Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Бируни, например, отказывался понять, почему Аристотель связывает вопрос о легкости и тяжести небесной сферы с отсутствием у нее прямолинейного движения. Сомневаясь в этом утверждении, он тем самым ставил под сомнение всю космологическую систему Аристотеля. Далее, в одном из вопросов, обращенных к Ибн Сине, он удивлялся, почему Аристотель, находя порочным учение о неделимости атома, не осуждает еще более порочного учения о бесконечном делении тел. Смущало его и то, что «Первый Учитель» считает невероятным существование других миров иной природы, отделенных некой преградой от нашего земного мира. — Поднимал он так же вопрос о том, прав ли Аристотель, считая, что все небесные тела

обязательно должны быть круглыми. Сам Бируни утверждал, что они могут быть и овальными и линзообразными.

На эти, так же как и на остальные, менее характерные вопросы Ибн Сина попытался дать исчерпывающие ответы. Далеко не со всем могли бы с ним согласиться наши современники. Но то, что он в ряде рассуждений сумел проявить себя стихийным диалектиком, сумел приблизить свое метафизическое мышление к материалистическому пониманию законов природы, сказать, что бог хотя и необходим, но все же ограничен и не может быть причиной «насильственного движения», говорило о его вольнодумстве, близком к вольнодумству Бируни.

Хусейн ибн Сина рискнул огласить свою переписку на маджлиси улама и, увидав, что хорезмшах благосклонно принял это, прочел на следующем собрании дальнейшее продолжение этой переписки, касавшееся книги того же Аристотеля «О физике». Заинтересованному повелителю вовремя предложил «Хронологию древних народов», которая не могла быть чужда сердцу хорезмийца.

Смелость Ибн Сины возбудила соревнование остальных ученых. У каждого нашлось что-то, что можно было сообщить об Ал-Бируни. О нем стали говорить открыто. Нужен был небольшой толчок, чтобы хорезмшах пошел на приглашение Ал-Бируни в Хорезм.

Возможно, что таким толчком оказалась присланная Ал-Бируни в дар хорезмшаху его последняя книга об астрономии, сельском хозяйстве и ирригации, в основном об ирригации Хорезма.

Все понимали, что стосковавшийся в изгнании ученый делает шаг к примирению. Понял это и хорезмшах, почувствовавший полное удовлетворение.

Ибн Сина твердо решил в день, когда в маджлиси улама будет обсуждаться книга Бируни, выступить с речью, призывая шаха Ма’муна вернуть родине лучшего сына Хорезма и открыть ему двери в «академию».

Так и произошло. Но речь, которую подготовлял Хусейн, оказалась гораздо более страстной, решительной и целенаправленной, чем он сам рассчитывал. Он не просил, не рекомендовал призвать Ал-Бируни, он почти что требовал, грозя тяжелыми бедами, если великий повелитель не снизойдет к молениям своих ученых, к нуждам своего народа, не возвратит отечеству изгнанника.

Удивительно было то, что хорезмшах не разъярился, не приказал утихомирить зазнавшегося ученого, а, наоборот, благодушно развел руками и заметил:

— Ну, если Ибн Сина так ратует за прощение Ал-Бируни, придется его послушаться… — При этом он хитро подмигнул везиру.

Этот день, так же как и причины, по которым выдержанный и спокойный Ибн Сина разразился такой страстной речью, навсегда остались в его памяти.

Обычно Хусейн отправлялся на собрания маджлеси улама верхом, но в этот день у него оказалось немного свободного времени, и он решил пройти этот путь пешком.

Хусейн с юности любил побродить по городу, приглядываясь к его жизни. Он охотно вмешивался в толпу, прислушивался к разговорам, узнавал новости, волновавшие народ, но ускользавшие от слуха людей из привилегированных слоев общества. Каждая такая прогулка всегда приносила что-то новое, что обогащало его ум и сердце.

Проходя базарными кварталами, Хусейн попал в толпу, запрудившую улицу и жадно слушавшую какого-то проповедовавшего старика. Продвигаться в толпе было трудно, и Хусейн невольно прислушался к его словам. Фанатик назойливо

повторял то, что ежедневно говорилось во всех мечетях мусульманского мира.

— Только истинно правоверный достигнет райского блаженства! — кричал проповедник. — Только верные Корану и суннам могут считаться истинными мусульманами!.. Ни одно дело не начинайте, не вспомнив аллаха и пророка его Мухаммеда!.. Сражайтесь с неверными, ибо такая война угодна аллаху!.. Несите слово его во все страны, ко всем народам!.. Да не останется на земле неверных собак!

«Фанатик! — подумал Хусейн, морщась. — Оголтелый фанатик! Сколько их, однако, развелось за последнее время в городе!..»

Старая Бухара.
Автограф переписки Ибн Сины с Бируни.

Пробираясь далее вдоль узких улиц, ученый не раз то сталкивался с толпой, окружавшей проповедовавшего муллу, то встречал орущего диким голосом дервиша. [26] В Ургенче до последнего времени Хусейну никогда не попадались эти бродяги в таком количестве и в таком виде. Дико вытаращенные глаза, нечеловеческий вой, бряцание цепей, которыми было увешано худое, изможденное тело, создавали страшное впечатление. Народ с ужасом взирал на то, как дервиш в припадке не то религиозного иступления, не то полного помешательства истязал себя плетьми, восклицая при этом:

26

Дервиши — бродячие монахи в мусульманских странах.

— Велик аллах!.. Нет бога, кроме аллаха, и Мухаммед пророк его!..

В стоявшую около него чашку отовсюду сыпались монеты, летели лепешки.

— Боритесь с неверными! Берите оружие, вступайте под знамена газавата!.. — выкрикивал дервиш.

«Газавата… газавата… — задумчиво повторял Хусейн. — Почему газавата? Какой сейчас может быть газават?.. Ах да! Говорят, что султан Махмуд Газнийский собирается поднять зеленое знамя газавата… Но какое это имеет отношение к Хорезму? Не слишком ли он рассчитывает на религиозность хорезмийцев?..»

Ученый задумался.

Окинув мысленным взором последние годы, Хусейн пришел к тягостному выводу: действительно, религиозность народа, или, вернее, влияние на него всяких духовных лиц, за последнее время резко усилилась. Бродячие муллы и дервиши все в большем количестве стали появляться на улицах хорезмийских городов, особенно Ургенча. Хусейн вспомнил, как везир жаловался, что сотни людей, поддавшись уговорам готовиться к газавату, бросали дома и шли в Газну, к султану Махмуду, чтобы стать там газиями, надеясь заслужить не только вечное блаженство на том свете, но и некоторое благосостояние на этом.

Хусейн ибн Сина приостановился. Как мог он до такой степени уйти в работу, чтобы не заметить того, что происходит вокруг него? Как мог он не сообразить, что все эти бродячие проповедники явно посланы чьей-то твердо направленной рукой? Они сманивают здоровых, сильных людей в чужое войско, лишают хорезмийскую деревню работников, ослабляют страну. Они приносят с собою ханжество и фанатизм, они восхваляют страшную, грабительскую войну, называя ее газаватом — борьбой с неверными во славу пророка. Как же хитер султан Махмуд!..

Поделиться с друзьями: