Автостопом в Судан
Шрифт:
— Хаваджи! Хадия! (Иностранец! Подарок!)
В Порт-Судане не много высотных ориентиров. Большая мечеть, телевышка, христианский храм, пара облезлых банков — вот, пожалуй, и все здания, выделяющиеся из стандартной двух-трехэтажной застройки. Дома не нумерованы, улицы не надписаны, но зато на основных перекрестках города стоят небольшие памятники на постаментах. Вот памятник колесу, точнее, шине; вот пароходик; вот двухметровая бутылка кока-колы; вот кофейник с чашечками, каждая чашечка с ведро величиной; вот памятник самолету; а вот вообще какой-то сюрреализм. Суданцы любят памятники типа «объект»: так, в Хартуме мы видели памятник кукурузному початку, а в Атбаре — переносному фонарю. Все предметы-памятники в Судане имеют величину 1–2
10 апреля, суббота
Утром Бог послал шоколадки, целую коробку — примерно 28 шоколадок типа «сникерса». Представителем Бога на этот раз оказался русскоговорящий помощник капитана парома Суакин — Джидда. Шоколадки были саудовского производства. Съев часть даров, мы поехали автостопом в колледж Мохамеда Тома, который находился в районе «Транзит» (вблизи трассы на Суакин).
Позвали Мохамеда Тома. Он принимал экзамены, поэтому долго не появлялся. Наконец пришел. Мы напомнили ему вчерашний разговор — надо было поехать вместе в порт к Ахмаду Аваду, чтобы тот выдал нам пропуск без проблем и надолго. Сперва мы, правда, позвонили для проверки по известному нам телефону на работу Ахмаду Аваду; было 8.20 утра, но его не было на месте, обещали, что скоро подойдет.
Но, зная уже, что такое суданское «скоро», мы решили сегодня не дергать Мохамеда Тома и поехать в порт самим.
Пока мы ехали в порт, сменив три или четыре машины, там уже появился и Ахмад Авад. Он передал через вахтера, чтобы я прошел к нему один.
Начальник непонятно чего, Ахмад Авад, плотный негр лет тридцати, сидел за столиком и смотрел телевизор. Комната была обставлена по-судански просто: кроме столика Ахмада Авада, трех стульев и подставки под телевизор и телефона, в ней ничего не было, даже никаких бумаг на столе, портретов на стене и т. п. Кроме того, в комнате находился более тощий суданец (вероятно, секретарь), который при виде меня удивленно заметил:
— Хаваджи!
— Быр, быр, быр, — пробормотал Ахмад Авад и, уже обращаясь ко мне по-английски, добавил: — Не обижайтесь. Это у нас так раньше называли англичан. А вы — почему не пришли в восемь?
Я попытался отговориться тем, что в восемь не было и самого Ахмада Авада; но это было лишь предлогом к началу неспешной беседы. Ахмад Авад долго расспрашивал меня про мою сущность, про наше путешествие, про Россию, про войну в Чечне, периодически отвлекаясь на телевизор, на чай и на телефонные звонки. Несколько раз я старался напомнить ему о цели нашего визита. Он достал из ящика стола наш пропуск и продолжал ничего не делать. Наконец его заинтересовало, где мы остановились в Порт-Судане. Я, как назло, забыл название места, и был позван Шулов, который все подробно и объяснил.
В общем, Ахмад Авад тянул с выдачей пропуска, сколько мог. Наконец он приложил печать, написал что-то и объявил, что пойти в порт мы сможем только один раз, на один час и в сопровождении местного чекиста, который тут же и образовался среди нас.
Мысленно и вслух ругаясь, мы пошли в порт. В задачу черного чекиста (туповатого мужика лет тридцати) входило: 1) носить при себе наш пропуск, 2) ходить с нами по пароходам, разговаривать с капитанами и всячески «помогать» нам, а, вероятно, шпионить за нами, по указанию Ахмада Авада, 3) не понимать английского языка, а также нашей цели и сущности.
В общем, мы пошли осматривать пароходы. Их оказалось шесть.
Первый, индонезиец, стоял здесь издревле, был арестован за какую-то неуплату и почти не подавал признаков жизни. Идти куда-либо он не мог.
Второй, облезлый зеленый пароход местной фирмы «Sudan Shipping Line», грузили почти вручную какими-то мешками. Многочисленные грузчики на берегу вытаскивали мешки из грузовиков и переносили их в огромные авоськи, прицепленные к пароходным погрузочным кранам. Время от времени эти сетки с мешками посредством крана переползали в трюм судна, где другие грузчики их распаковывали и раскладывали мешки ровными рядами по 50-метровому трюму.
На погрузке работало более сотни человек, из которых половина были при деле, а другие увиливали от работы из-за дурацкой организации труда.Пройдя среди сих пыльных людей (ну и работа на жаре!), мы поднялись на борт. Сей пароход, именуемый «Blue Nile», намеревался везти свои мешки в Объединенные Арабские Эмираты, город Дубай. Нам, вероятно, он был мало чем полезен. Только Шулов, уже весь в мечтах о родине, видел и в этом пароходе путь к своему возвращению.
Когда мы спустились с дубайского мешковоза и отправились дальше, наш «сторож» отстал. Оказалось, он умудрился уронить в воду наш всеобщий пропуск, без которого нас не выпустят из этого порта и не пустят во второй, контейнерный порт. Мысленно проклиная судьбу и тяжелую свою работу, чекист попытался спасти утопающий пропуск и, свесившись с причала, чуть не рухнул сам.
Ругаясь друг на друга и на Ахмада Авада, мы продолжили путь среди пароходов. Еще один стоял на ремонте. Следующий шел сперва в Роттердам, потом в Ходейду (обидно, что не наоборот). Пятый шел в Суэц. Шестой, и последний, не захотел разговаривать с нами. Возможно, их напугала физиономия сопровождающего.
В общем, несолоно хлебавши, мы вшестером пошли на выход из порта. После сего мы разделились. Несчастный чекист отстал от нас, вернул нам мокрый пропуск и разрешил сходить в контейнерный порт самостоятельно. Шулов отправился в город, в компанию «Sudan Shipping Line», договариваться об уплытии в Дубай. По его мнению, это было бы неплохо: из Дубая можно будет переплыть в соседний Иран, а тут и Россия под боком. Но несколько трудностей: во-первых, за иранской визой нужно было сгонять в Хартум и обратно, а это 3000 км по суданским дорогам (правда, самым лучшим); во-вторых, виза Эмиратов, выдающаяся всем желающим за 33 по прилету в Дубайский аэропорт, совершенно не обязательно выдавалась всем по приплыву. Но Костя, торопящийся на учебу в свой институт, решил разведать и этот шанс.
Мы с Вовкой поехали в контейнерный порт, а Андрей с Пашей пошли на главную набережную, в так называемую диспетчерскую, посмотреть портовую книгу и проверить, насколько ее записи сходны с нашими объективными наблюдениями.
Когда мы с Шарлаевым пришли в контейнерный порт, полиция на входе долго изучала наш пропуск.
— А знаете ли вы, что здесь написано? — спросил самый англоговорящий из них и прочел:
«Этот пропуск выдан Антону Кротову в количестве пяти человек (кстати, а почему вас только двое?), пойти в порт 10 апреля сего года, не более чем на один час, при выполнении следующих условий: 1) запрещается фотографировать, 2) только при наличии сопровождающего из секретной полиции, 3) можно подниматься только на суда, принадлежащие компании «Sudan Shipping Line», 4) мы должны осуществлять посещение только с 15.00 до 17.00, 5) наши проблемы — это наши проблемы».
Прочитав сие, он отдал нам пропуск и выделил «сопровождающего из секретной полиции», с которым мы вошли в контейнерный порт. Как оказалось, в этот момент там стояло всего два судна, одно из которых оказалось на Джидду, а на второе нас не пустил лупоглазый матрос, принявший нас за суданских террористов или еще за кого.
Виною сему, вероятно, был немудрый сопровождающий. И где таких берут? Суданцы — такой милый народ, но с чиновниками лучше не иметь дела. Неторопливые, словно в голове у них не мозги, а фуль! Недогадливые, от них только потеря времени, и редко наблюдается польза. Ну а самые тупые отправляются служить в секретную полицию.
После пароходов мы хотели пойти на элеватор, стоявший в этом же порту: еще в Москве мы узнали, что директор элеватора в Порт-Судане — русскоговорящий человек, а жена его совсем русская. Найти его было полезно: вдруг он поможет с пропуском в порт или еще как-нибудь? Но, как только мы решили подойти к элеватору, как соглядатай из секретной полиции начал бурно хватать нас, орать и ругаться, делая вид, что это суперзапрещено. Видя сие, мы, не очень радостные, вышли из порта и попрощались с немудрым сопровождающим и охраной на входе.