Баба Люба. Вернуть СССР 4

— Ирина Александровна, вы уже и так нам очень сильно помогли, — осторожно ответила я, — огромная благодарность вам за Гольдмана. Вы даже не представляете, что вы для нас сделали, когда свели нас с ним.

— Но почему вы тогда от меня прячетесь?

— Понимаете, Ирина Александровна, — замялась я, — мы делаем такие вещи, что не очень надо, чтобы все знали. И с этими вещами можно попасть… эммм… как Кущ и Комиссаров. И лучше, если вы будете не в курсе всего этого…. Тогда и врать не придётся…

— Но я всё же хочу быть полезной! — настойчиво сказала Белоконь, — вы даже меня не взяли в компанию по экономии денег на еде! Рыбину взяли. А меня — нет.

Я смутилась. Крыть было нечем.

А Белоконь выдала:

— Поэтому я составила свой собственный план!

Я обалдела:

— Что за план?

— План по дестабилизации обстановки в Америке.

Я чуть чаем не подавилась.

— И в чём же выражается ваш план, Ирина Александровна? — стараясь, чтобы в моём тоне не проскользнуло ехидство, спросила я.

Ответ меня убил:

— Я предлагаю не заниматься ерундой, как делаете вы. Я имею в виду подрыв канализаций и водопровода. Они его рано или поздно так или иначе починят. Или сделают новый. Так что это все… эммм… как Дон Кихот против ветряных мельниц. Чепуха!

— А что же вы предлагаете? — растерянно спросила я (не ожидала от неё такой аналитики).

— Я предлагаю нормальный план, –тихо сказала Белоконь и не знаю почему, у меня аж мурашки по спине пробежали.

— Какой план?

— Чтобы уничтожить Америку, нужно вычленить всех её главных финансистов. Ну, тех, которые двигают экономику и все внешние войны… и грохнуть их! — заявила Белоконь.

— Ого, — только и смогла, что сказать я, — удивлена вашими познаниями, Ирина Александровна.

— А у меня свёкр в КГБ работал, — спокойно ответила она, — он с коллегами часто обсуждали дома… всякое… вот я и наслушалась.

Я икнула.

К счастью, или к сожалению, нормально договорить нам помешали.

Время близилось к вечеру и нас позвали на вечернюю молитву, как было принято в «Союзе истинных христиан».

Не пойти было нельзя. Поэтому мы пошли.

Я по дороге думала, что часто мы сами не знаем, кто нам поможет, а кто навредит. И грань эта очень тонкая. Белоконь нам очень помогла, но при всём при этом, я почему-то довериться ей не могла.

Может быть, здесь играла роль пресловутая бабья дурь, или её вредный характер. Но как бы то ни было, невзирая, на её старания, серьёзно воспринимать я её не могла.

Ту же Ксюшу, почти ребёнка, я принимала, как взрослую, как крепкую помощницу. А вот Белоконь — не могла.

Как и Рыбину.

На вечернюю молитву сегодня собрались все наши. Стояли группками, обособленно. Калиновские и областные разделились, словно между ними была натянута струна. Стояли, стараясь не встречаться взглядами.

Атмосфера была напряжённая, я бы сказала, даже враждебная.

Казалось, щёлкни пальцами и всё рванёт.

Не помню подробностей, всё прошло словно в тумане.

Арсений Борисович о чём-то рассказывал, вроде как проповедь. Спроси о чём — не вспомню.

Затем вроде как все пели. Что интересно, я тоже пела, вместе со всеми В общем, всё как всегда.

Но то, что тучи сгущались, ощущали все. Возможно именно поэтому, не стали, как обычно, задерживаться, чтобы поболтать. А сразу после молитв все разбежались по комнатам.

Я тоже хотела убежать, но Благообразный остановил меня:

— Любовь Васильевна, задержитесь, пожалуйста, — велел он.

— Что случилось? — спросила я.

— Да вот, пришла телеграмма.

— Что за телеграмма? — удивилась я.

— Он Петрова, — как-то даже растерянно сказал Арсений Борисович и посмотрел на бланк телеграммы.

Я вообще его впервые видела в таком состоянии.

— Прошу прощения за незнание, — саркастически ответила я, — но кто такой этот Петров.

— Секретарь Жириновского, — поджал губы Поживилов и посмотрел на меня, как на дурочку.

— Ого, — опешила я, — важная шишка, значит. И что же он хочет от нас?

— Запрос прислал.

— Какой?

— Спрашивает, кто такая Скороход Любовь Васильевна, — пояснил Арсений Петрович и едко спросил, — так кто ты такая, Любовь Васильевна, а?

Глава 16

— Люба! Люба! Скорее иди сюда! — в комнату заглянула Белоконь. — Там такое показывают!

После того памятного разговора мы и не заметили, как перешли на «ты». И да, я её взяла в нашу компанию по экономии денег на завтраки и обеды. Хотя всё равно полностью так и не доверяла.

— Что опять там стряслось? — я отложила в сторону томик с рассказами Чехова, которую я позаимствовала почитать у Анны Александровны, и поспешила в вестибюль.

И сильно удивилась.

И ведь было отчего. Дерьмом полностью затопило Лос-Анджелес, Чикаго, Хьюстон, Сан-Хосе, Индианопилис и Сан-Франциско. Начались порывы канализаций даже в Вашингтоне.

— Ого! — уважительно сказала я и многозначительно взглянула на Белоконь.

— А то! — хихикнула она.

Взъерошенный тележурналист что-то возмущённо вещал на фоне эвакуации жителей в одном из микрорайонов какого-то большого города. Везде хаос, паника, суета. Ревут вертолёты и военная техника. Красота, в общем.

А тут ещё в штате Огайо на общем фоне сразу четыре вспышки холеры.

Ну а что поделаешь, антисанитария, а водопроводы не работают.

Ну что же, теперь американцам будет не до разрушения нашей страны и бывших республик. Пусть побарахтаются… в собственном дерьме.

Вышел из комнаты Пивоваров и одобрительно посмотрел новостную заставку:

— Какое безобразие творится! Ужас прямо! — сказал он тоном абсолютно довольного человека и добавил, — Люба, зайди ко мне на минуточку. Посоветоваться хочу.

— Иду! — я заторопилась к нему в номер, провожая любопытствующим взглядом Белоконь.