Баба Яга против!

Засмеялась жар-птица. Не поверила.

— Это, скорее, какое-то совпадение. Он столько по свету ходит, столько знает, столько умеет, сердце у него такое… Не может он пьяницей быть, жар-птица! И… дорог он мне, так что не возводи напраслину!

Ваня поднял с дивана палец, не открывай глаз.

— Верно, жар-птица. Не возводи. Это ром, Горыня и пельмени.

Яся так и прыснула. Даже кошка Мег на спинку кресла снова взобравшись чихнула. От смеха ли, от простуды ли — никто судить не брался.

— Скучала я по тебе, Ваня.

В дверь вдруг постучали.

— Яся?

Яся так и вздрогнула всем телом и вскочила. Тетя Иоланта!

— Ох, если увидит она вас…

Жар-птица, если бы смогла, бровь бы подняла.

— И что будет? Колдунья это какая? Так я ее молнией, так и быть…

— Нет, — шепотом Яся закричала, — не колдунья и не надо… молнией.

Ручка двери повернулась. Сейчас войдет тетя Иоланта…

— Я прикрою, — в кои-то веки кошку Мег поперло на настоящие подвиги.

И скользнула она в щель в приоткрывшейся двери с громким мявом.

— Ох, Мег, вот ты где, — запричитала тетя Иоланта. — Что, к Ясе снова сбежала? Ах ты, моя маленькая да пушистенькая…

— Тетя Иоланта, я тут кино смотрю, — выглянула Яся в щель, своим телом всю ее и закрывая. — Простите, не сразу услышала.

От одной жар-птицы сияние такое, что и одеяло накинь — не поможет.

— Ох, а светло у тебя как!

— Это… новые фонарики вот испытываю… И свечки.

— Дом только не спали, — добродушно пошутила тетя Иоланта и ушла за картинно плачущей у кормушки Мег на кухню.

Затворила Яся дверь, повернула ключ и вздохнула тяжело, испарину вытирая.

— А если не колдунья… — начала жар-птица.

— Да как я ей это все объясню! — воскликнула Яся как можно тише. — Тебя светящуюся, чужого мужчину на диване, еще и пьяного…

— А зачем объяснять?

— Я не чужой мужчина, — промямлил Иван. — Я твой мужчина.

— Сказала «не твое это дело» и дверь закрыла. Все.

Яся взмахнула руками неопределенно, тем временем от замечания Ванькиного краснея.

— Это бабой Ягой я так могу. А Ясей… никак. Что делать-то нам теперь? Ты нас вернуть в Тридевятое можешь?

— Это и «твой мужчина» может, — фыркнула жар-птица. — У него в котомке лежит Тихомира.

— Как?! — не поверила Яся.

— Флюгер заветный, а душа избушкина в нем заточена.

— Значит, я могу… вернуться в свою… нашу избушку?!

— Прямо уж «нашу».

— Нашу, — подтвердил Иван.

И возьми-пойми, здоров он, болен, пьян, трезв, спит или бодрствует? Зло брало, а и радость в сердце птичкой металась. Что он «ее мужчина» и вообще. Нашел! Из Тридевятого, чудом каким-то до ее дивана добрался!

И было чувств этих взбалмошных слишком много сразу.

— Есть у вас три пути, — подняла жар-птица лапу и выставила три пальца. — Через флюгер в избушку, но тогда тебе снова Ягой придется сделаться и тогда Ваню надо забыть, негоже Яге со смертным водиться, народ не поймет, — загнула она один палец, — в волшебное зеркало в пещеры Змея подземные, но что потребует с вас Горыня за свободу и сможете ли расплатиться — не знаю, — загнула второй и замолчала.

— А третий? — уточнила Яся для порядку.

— А третий — тут остаться.

— А ты? Помочь не можешь?

— Так не нравится тебе мир перевернутый? Да и Иван хотел.

— А ты так не хочешь, чтобы мы возвращались?

— Я имя хочу. Как ты Вещему Олегу дала.

Яся хлопнула глазами.

— Это значит, что ты подумаешь?

— Это значит, что я перо забирать не стану. За ложный вызов.

Яся долго и не думала. История Вещего Олега? Да будет так.

— Ольга?

— Ольга… — повторила жар-птица и глаза прикрыла, в транс впадая.

— Нет, воротиться надо… — попытался Ваня глаза открыть. — В пещерах Волк Серый, Олег Вещий и Иван-царевич со спящею царевной остались. Нельзя их б-бросать…

— Так вот, значит, где Олежка от меня прячется! — рассмеялась жар-птица. — За спиной Ивана-дурака. А все сама, даже имя сама добывай…

Припала Яся к дивану, потрогала лоб Ивана-дурака. Перехватил он ее ладонь, и улыбка блаженная разлилась по его устам.

— Яся… поцелуй меня в уста сахарные.

Яся так и побагровела, вскочила, затрещину ему дала.

— Я тебе дам уста сахарные! Пьяница!

Иван так и сел. В голове у него чуть прояснилось, то ли от затрещины, то ли от того, что Яся снова Ягою сделалась. По характеру.

— Это я тебе дам, — свел он брови хмуро. — Кто на «службу» какую-то в другой мир от меня убег и не сказал ничего? Кто перо жар-птицы увел? Кто…

Яся так и поставила руки в боки, намереваясь все ему сказать. Этому дураку треклятому!

— А ты мое сердце украл, это подороже будет стоить, чем перо! Тем более, сам его посеял, потому что растяпа и дурак, и…

Не договорила Яся: сгреб ее Иван в охапочку на свой диван да колени, и там поцеловал. В уста сахарные.

Жар-птица Ольга крякнула и хмыкнула. Вот ведь влюбленные — и чудес да миров им в такой момент не надо. Позавидовала даже птица волшебная на мгновение смертным неразумным.

А вот тетя Иоланта снова до двери Ясиной добралась — ходила она медленно, от криков и затрещины пока дошла, уже и тихо в комнате квартирантки сделалось.

— Яся? — постучала она снова. — У тебя все в порядке?

Яся тут же оттолкнула Ивана-дурака, уста рукавом вытерла и просипела:

— И кто придумал, что они сахарные!

На дверь покосилась и едва не заплакала.

— Да!

Крикнула, а голос-то и сорвался. Где Тихомира с ее звукоизоляцией?.. И отсутствием необходимости объяснять кому бы то ни было, что ты делаешь, с кем, зачем и когда?..

Домой, домой! Пусть и Ягой снова стать придется… Но без Вани-то как, без Вани она теперь никак не хочет… Ни Ягой, ни в Тридевятое, ни мир перевернутый… Все возможно, конечно — губу закусила и пошла, но… зачем, когда вот он, настоящий, живой… сахарный? Хех…