Бабьи тропы
Шрифт:
Закончив еду, Капустин свернул цигарку, прикурил ее от трубки деда и спросил:
— А это верно, что собрание было сорвано бабами?
— Неправда, — ответил дед, посасывая свою трубочку. — Кричали все… и мужики, и бабы… Это верно, кричали!.. Ну, только ушли мы со схода всей деревней… гуртом.
— А как держали себя на собрании ваши деревенские богатеи?
— Да ничего… Как все… так и они.
— Не пробовали поддержать старшину? Не просили вас не расходиться?
Дед Степан махнул рукой:
— Ну-у, куда там… Ежели бы кто-нибудь и удерживал нас… все равно народ
— А почему? — спросил Капустин.
Дед Степан пососал трубку. Подумал. И наконец ответил:
— Потому, что такие речи не понравились миру… Не нужны нам такие речи… И слабода такая мужикам ни к чему. Я ведь давеча говорил вам: шум на сходе начался из-за войны да из-за податей и недоимок. Да еще из-за моего дела…
И дед еще раз рассказал, что произошло на собрании, когда он заспорил с уполномоченным о своих правах.
Капустин сказал:
— Напрасно ты, Степан Иванович, горюешь о своих прежних правах. Ты раньше-то к какому сословию был приписан? Мещан или крестьян?
— Крестьянин я, — ответил дед Степан. — Никогда в городу-то и не жил.
— Ну, а революция отменила все старые сословные перегородки и всех нас поравняла. Теперь мы все равноправные граждане. Понял, Степан Иваныч? Граж-да-не!
— Что-то не совсем понятно, — качнул головой дед Степан. — А кто же поравнял-то всех? Закон, что ли, новый вышел?
— Никакого закона пока нет. Но народ, поднявшись против самодержавия, похерил все старые царские законы. И ты, Степан Иваныч, выбрось из головы все сомнения и все думки о своих старых правах! Выбрось! Потому что нет их больше, этих старых царских прав. Нет царя — нет и его законов. Понял?
— А как же я буду теперь писаться? — настойчиво добивался дед Степан полного разъяснения своих нынешних прав. — Гражданином мне теперь писаться, аль крестьянином?
— А так и будешь писаться, как тебе нравится. Хочешь — пишись крестьянином, не хочешь — пишись гражданином. Везде и всем говори: я — гражданин Степан Иванович Ширяев.
— Это что же… значит, мне могут выдать теперь новый пачпорт?
— А ты что… на родину собираешься уезжать отсюда? — спросил Капустин.
Дед Степан махнул рукой.
— Ну, куда мне ехать… Здесь, в Белокудрине, состарился, здесь и помирать буду.
— Значит, и паспорт тебе не нужен. Сейчас, Степан Иваныч, не в этом главная загвоздка для народа. И не в этом теперь беда для России…
— А в чем же? Беда, говоришь? — сразу же насторожился дед.
— Беда в том, что сейчас у нас в стране воцарилось двоевластие. Проще сказать, после свержения царя и его правительства возникли у нас две власти: Временное правительство и Совет рабочих и солдатских депутатов… — начал было разъяснять Капустин, но вдруг оборвал себя, куда-то заторопился: — Об этом мы еще поговорим, Степан Иваныч. Мне надо идти…
Он поднялся с места, но дед Степан остановил его:
— А позвольте вас еще спросить, товарищ Капустин… вы что же в губернии-то… должность какую-нибудь занимаете?.. От кого вы препожаловали к нам?
— Я приехал к вам от своей партии и по поручению Совета рабочих и солдатских
депутатов.Павлушка поспешно спросил:
— А в какой вы партии?
— В партии социал-демократов большевиков, — ответил Капустин.
Все Ширяевы — дед Степан, бабка Настасья, Демьян, Марья и Павлушка — впились глазами в своего гостя.
В ответ на их вопросительные взгляды Капустин сказал:
— Наверно, солдат Прихлебаев на собрании говорил вам, что в России есть партия, которая называется Российской социал-демократической рабочей партией и что он принадлежит к этой партии…
— Говорил, — ответил Павлушка.
— Я тоже социал-демократ, — продолжал Капустин. — Но я большевик, а солдат — меньшевик… Наша партия делится на большевиков и меньшевиков…
Пристально рассматривая Капустина, дед Степан еще раз спросил его:
— Значит, вы большевик?
— Да, большевик, — подтвердил Капустин.
— Та-ак, — протянул дед Степан, посасывая свою трубку. — Слыхали про большевиков… слыхали.
— От кого же вы слыхали про нас, Степан Иваныч?
— От фронтовиков. Наши фронтовики сказывали… Ждали они вас. Давненько ждали… с весны.
— Фронтовики ждали большевиков? — удивился Капустин. — Здесь, в вашем глухом углу?
— Да, ждали.
— Если так, значит, они на фронте слыхали кое-что про нашу партию.
— Это нам неизвестно, — сказал дед Степан. — Ну, только точно я знаю, что фронтовики еще весной толковали: дескать, кто-нибудь из большевиков беспременно должен быть в наших краях…
Капустин заторопился:
— Ну, дорогие друзья, коли ваши фронтовики с весны ждут большевиков, надо мне идти к ним.
Он вышел на средину горницы и обратился к деду:
— Попрошу тебя, Степан Иваныч, сейчас же веди меня к кузнецу. — Затем повернулся к Павлушке: — А тебя, молодой товарищ, попрошу сходить к плотнику, к пастуху и к дегтярнику, о которых вы мне говорили…
Ну, и еще к кому-нибудь из фронтовиков забеги. Пусть они сейчас же идут к кузнецу… Мы с дедом Степаном будем поджидать их там…
Бабка Настасья молвила:
— Надо бы туда позвать и Авдея Максимыча… мельника.
— Мельника? — удивился Капустин. — Да зачем же нам мельник? Нет, Настасья Петровна, я должен потолковать с фронтовиками, а мельник нам не нужен. Он что… тоже фронтовик?
— Нет, он человек старый, — ответил вместо жены дед Степан. — Это тот самый старичок, который давеча вместе со мной повстречал вас, когда вы въехали в деревню… Пожалуй, он будет не лишний там.
— Нет, — решительно проговорил Капустин. — Мельник нам не нужен.
— Напрасно гнушаетесь, — вновь вмешалась бабка Настасья. — Человек этот очень пригодится вам сейчас.
— Да ведь мельник он, Настасья Петровна! — воскликнул Капустин. — Собственник!.. Наверно, богатей!
— Какой он богатей, — махнула рукой бабка Настасья. — Мельница-то его вот-вот рассыпется… Избенка — тоже… А человек он справедливый… Народ его уважает…
— Он у нас чудной какой-то, — сказал Павлушка. — За помол берет с мужиков самую малость. Ребятишек учит грамоте бесплатно… Я тоже у него учился… А царя он всегда считал антихристом.