Бабушка и внучка

Из большой комнаты следом за Светланой – дочерью Серафимы – в обнимку с вечным своим зайцем выбежала Маринка.

– А Люда в Свердловск уехала, – сказала Светланка.

– Куда?!

– В город. Прибежала, Маринку оставила нам – и на автобусную остановку.

– Да что случилось-то?

– Письмо от Виктора пришло, – выйдя из кухни с перекинутым через плечо полотенцем, сказала Серафима. – Проходи, чего под порогом стоишь?

– Постой… какое письмо? Ну, письмо… понятно… от Виктора. А зачем в Свердловск?

– Да не поймешь ее, – махнула рукой Серафима. – Знаешь ведь, как пулемет оттараторила: тетя, надо срочно в город, пусть пока Маринка у вас: маме скажете, я поехала, спешу, лечу, а куда, зачем – толком не поймешь… Одно ясно – письмо от Виктора наконец получила…

Вернулась Людмила из города поздно вечером. И давай взахлеб рассказывать.

– Тише, тише, – сказала Марья Трофимовна, – все уже спать легли.

– Мама, – говорила Людмила, – понимаешь, мама, Витя нашел квартиру, пятьдесят рублей в месяц… дорого? Какая разница, деньги пока есть, после Индии… Пишет, приезжай скорей, пишет, маме скажи, Маринка пока с ней побудет, с тобой, мама, а потом мы чуть обживемся, ты работать устроишься, я то есть устроюсь, учиться заочно поступишь, ну, мы Маринку тогда и заберем, а пока… а сейчас… скорей приезжай, жду, жду… Ну, я, конечно, быстрей в Свердловск, билет купила на послезавтра – уже на послезавтра! – купейный, мягкий, других не было, а сейчас…

– Значит, все решено? Вы бы хоть со мной сначала посоветовались…

– Мама, – сказала Людмила, – мама, я знаю… я все-все понимаю… но, мама, пожалуйста, пойми меня… как же мне быть, сколько можно врозь жить? Мама, мы правда, мы устроимся там, а потом Маринку заберем, ты же знаешь, я не могу без нее, без него тоже не могу, мама, пожалуйста, пойми…

– Я-то понимаю. Только легко как-то это у вас получается… Захотели – туда, захотели – сюда.

– Ну, мамочка, ну пойми меня… я все, все, все знаю… Но, пожалуйста, сама подумай, что мне делать? Как быть? Ты же у меня такая умная, ты же самая хорошая, самая добрая…

3. Как мы живем

«Здравствуйте, дорогие наши Мариночка и мама!

Недавно съездила наконец в Купавну; сначала я одна ездила, потом вместе с Витей. Согласна была на любые условия, но такая уж, видно, я невезучая, опять ничего не вышло. Я не сдержалась на этот раз, расплакалась прямо в кабинете директора фабрики. Но у них правды не добьешься, вот уже действительно – Москва слезам не верит. Только посочувствовал, а потом развел руками: ничего не смогу сделать… А когда приходила к нему в первый раз, выслушал внимательно, спросил: не сбежишь? Что вы, говорю, да буду работать у вас как рабыня, лишь бы только взяли, лишь бы в Москве вместе с Витей. Подписал заявление, сказал: вы у нас идете одна за двоих, потому что замужем, такой порядок – если замужняя, идет вместо двух свободных, не подведете? Ясно, конечно, что я ответила. Говорю: вы еще услышите обо мне, в передовых ходить буду… Во второй раз приехала, пришла в общежитие, кастелянша повертела-повертела в руках заявление (с резолюцией директора), потом паспорт начала рассматривать так, будто я подозрительная какая-нибудь, воровка или разбойница, ткнула пальцем в штамп: ребенок? Да, говорю, дочь. Не пойдет, говорит. Что не пойдет? Ничего не пойдет, отвечает, не вселю. Как это? – удивляюсь. А вот так! – говорит. – Знаю я таких. Прикинутся овечками, вселятся в общежитие, а потом навезут полные комнаты детей, писк, визг – и не выселишь их ни за что; да мало еще этого – начинают комнаты отдельные или даже квартиры – квартиры! – требовать: выселяете из общежития? – давайте комнату, что, мол, мне на улицу, на мороз с ребенком идти? Так что знаем вас как облупленных. Не поселю. Я сначала подумала, она или дура, или ненормальная, ясно ведь в заявлении: принять на фабрику со 2 февраля, предоставить общежитие. Ан нет, это я оказалась дура, а не она. Вернулась к директору, так и так. Он набирает номер: алло, да, я, да, подписал… Что? Куда? В паспортный стол? Сейчас… Набирает еще номер: Степан Емельянович?

Здравствуй… тут тебе звонила кастелянша. так… так… ну ла-а-адно тебе… ну в виде исключения, девчонка-то хорошая, стоит вот сейчас передо мной – в глазах слезы… Что? Степан Емельяныч, ну не знал, не знал… но теперь-то уже принял, заявление подписал. Да брось ты, ну и любите вы канцелярию разводить, да пошли ты ее к черту, эту кастеляншу, мало ли что ты там ей сказал… На мой приказ ссылается? Гм, приказ… Ну, приказ приказом, но ведь жизнь – штука сложная, всю ее в приказы не запихнешь. Что? Не можешь? Даже как другу? Ну и ну… И бросил трубку. У вас разве дочка есть? – спрашивает у меня. Да, отвечаю. Я ведь вам говорила. Видно, пропустил мимо ушей, – говорит. – Я тут сам отдал приказ, чтоб, если у кого дети, не вселять. Потом нам же одна морока: требуют комнаты, квартиры, грозят судом, горкомом, а где их взять, квартиры? Так что лучше не связываться… Вы уж извините, что так получилось. Он развел руками. Попытайтесь в другом месте, – может, где и повезет… Только мой вам совет: не говорите, что у вас дочка. Ни за что не возьмут…

Я когда вышла от него, Витя так расстроился… проклинал весь белый свет вместе со всеми этими дикими условностями. Где мы только не были уже – и все впустую. Казалось: вот наконец-то улыбнулась судьба – приняли, подписали, а потом смотришь: опять двадцать пять…

Мама, я так боюсь, что Маринка отвыкнет от меня! Как хоть она, вспоминает нас? Вспоминает ли меня? Бедная моя девочка, бедная крошка, если б она знала, как мир несправедлив к ней уже сейчас… Но что делать?

Недавно случайно наткнулась на объявление: при Быковском ПОСПО (даже не знаю, что это такое) открываются трехмесячные курсы продавцов, после окончания курсов прописка по лимиту в Московской области. Это где-то рядом с аэропортом Быково. Может, податься в продавцы? Надо будет съездить, попытать счастье. Мало ли, может, там как раз и повезет…

Ты пишешь, мама, Маринка плохо спит по ночам. Наверно, опять аскариды завелись? Ты ведь знаешь, я в свое время замучилась с ними, но потом, с Божьей помощью, избавилась от них. Неужели опять? Господи, и так она у нас худышка, так еще и эта напасть… А может, сейчас уже нормально спит? Ты ей знаешь как на сон делай? Если сказку просит, рассказывай, а сама в руке правую ее ладошку держи. Почему-то она успокаивается от этого, быстро засыпает и спит обычно хорошо. Или ты так и делаешь?

Как в садике у нее дела? Все еще ссорится с О лежкой? Как Сережа с Глебом? Как отец – не пьет? У Глеба наконец появилась какая-нибудь зазноба или все еще один ветер в голове? Скажи ему, вот приеду, накручу ему голову. Сколько девок кругом – одна другой лучше, а он водку знай пьет…

У нас жизнь по-старому. Витя целыми днями учится. Я тоже пытаюсь заниматься – готовлюсь потихоньку; если не раздумаю и не испугаюсь, буду летом поступать на заочное отделение, в какой институт – пока еще не решила, скорей всего в Кооперативный, на товароведческое отделение. В общем, поживем – увидим…

Мама, тебе, конечно, нелегко сейчас. Да еще мужиков – орава целая: один, может, Сережка только и помогает, а от тех двух как от козла молока… Сережа-то хоть нормально учится? Или так, через пень-колоду? Как у них отношения с его любимым другом Маром? Друзья по гроб? Улыбнулась сейчас, вспомнив все их проказы, ссоры и проделки…

Скоро День Советской Армии. Поздравь, пожалуйста, и от моего имени наших «мужиков», скажи, желаю только одного: чтоб ума у них прибавилось. Ну а Сереже желаю, чтобы удачно закончил третью четверть.

Я здесь присмотрела Маринке весеннее пальтишко, с пояском, сзади – по спинке – выточки, спереди рисунок, двубортное, цвет – красный, ближе к алому. Не знаю – брать, нет? Посоветуй.

Себе купила плащ светло-коричневого цвета. Витя говорит, очень мне идет. Ну, мне и самой нравится, сейчас в Москве такие в моде. Скоро можно будет уже носить – иногда вдруг так резко пахнёт весной. Скорей бы действительно весна, тепло… Я так соскучилась по солнцу.

Ну вот и все, пожалуй. Ждем, мама, писем. Крепко целуем».

– Так они и живут. Не сладко, да… Ну а как же, сладко, оно знаешь где… Да-а… А сейчас вот так, ножку одну сюда, а эту сюда… Сейчас мы их нама-а-ажем, разотрем, им у нас тепло-тепло станет… Раскраснеются, разогреются, а потом укроемся, вот так… Видишь, как хорошо… удобно? Удобно, моя маленькая…

– Баба, я большая.

– Большая? Ну, значит, большая, большая-пребольшая-пребольшущая… Вот мама-то не видит, как ты у нас вытянулась, какая ты у нас большая стала. Только вот хворобушка да бабушку не слушаешься…