Бабушкины стёкла

— Здравствуйте, батюшка! — звонко поздоровалась Катя.

— А-а, миленка, здравствуй-здравствуй! С причастием Святых Тайн!

Мама увидела рядом с Катей высокого румяного священника с маленькой бородкой клинышком. Лишь внимательно вглядевшись в него, можно было заметить, что он очень и очень стар.

Одет он был во все черное, только епитрахиль сверкала разноцветными вышивками.

— А с кем же ты теперь ходишь? — спросил священник и нагнулся к Кате.

— С мамой.

— С мамой?! — Священник так удивился, что у мамы опять уши покраснели. А он тихо, с улыбкой прибавил: — И слава Богу.

Он повернулся и, хотя вокруг много толпилось народу, сразу узнал ее, громко поздравил с праздником и причастием дочери.

— Спасибо, — смущенно ответила мама.

— Надо отвечать: «Спаси, Господи», — громким шепотом подсказала Катя. Этот шепот кругом был слышен, и мама совсем растерялась. Чтобы избавиться от смущения, сама того не ожидая, она подалась к священнику, который уже уходил:

— Простите, я... можно у вас спросить?

— Да, пожалуйста.

— А... Вы что, меня знаете? — Ох, не то хотела спросить мама, но она сама не знала, чего хотела.

— Да, я вас знаю: мне про вас ваша матушка, покойница, на исповеди рассказывала.

У мамы все лицо сделалось красным.

— И что же она вам говорила? Священник неожиданно улыбнулся, приблизил лицо к маминому, приложил палец к губам и сказал:

— Тсс! Тайна исповеди.

Мама тоже улыбнулась. Краска смущения сошла с ее лица.

— Скажите... я вчера Евангелие читала...

— О, замечательно! — Священник одобрительно покивал головой.

— Почему блаженны нищие духом, за что им блаженство? — Мама говорила полушепотом и хотела, чтобы и священник ей тоже тихо ответил, а он заговорил так, что слышали все кругом:

— За смирение. За то, что не гордятся, не возносятся умом. За то, что всю мудрость свою за ничто почитают перед премудростью Божией.

— Так они, значит, не нищие, а только считают себя нищими?

— А всем смиренным Бог в переизбытке благодать дает. Все святые были нищие духом, а какие чудеса именем Божиим творили! — Священник говорил громко и плавно поводил руками.

Очень смущало маму, что и другие слушают.

— Батюшка, — вдруг заговорила Катя, — а мне сегодня бабушка являлась, она уже через мытарства прошла.

— Да? — Священник наклонился и погладил Катю по голове. — И слава Богу!.. А то ведь нынче-то веры ни у кого нет.

— Как? — удивилась мама. — Ведь здесь все верующие.

— Что вы! — воскликнул священник. — Да какие же мы верующие! Исповедоваться толком не умеем, грехи за грехи не почитаем — что ж о вере говорить! Сами-то, поди, впервые в храме?

Ох, как же не любила мама быть центром внимания! Ох, как неудобно ей было!

— Да, — выдавила она из себя, готовая уже схватить Катю и убежать.

— Это хорошо, — неожиданно ласково сказал священник.

— Да-да, хорошо! — закивали сзади старушки. — Молодая какая. И дите привела!

Мама стояла застывшая, стыдясь взгляд перевести, и оттого смотрела прямо в глаза священнику. А тот продолжал:

— Благовещение Пресвятой Богородицы, знать, и вас коснулось! Дай Бог, дай Бог!.. Не исповедовались еще ни разу?

Мама замотала головой отрицательно.

— Да что вы, батюшка, — вмешалась опять Катя, — мама меня еще вчера за Бога ругала.

«Бежать! Бежать! Позор! Чего приперлась?» — так напомнило маме о себе вчерашнее настроение, откуда-то опять налетевшее.

А батюшка строго так погрозил пальцем Кате:

— А ты — цыц! Причастилась, а мать судить берешься! Ни-ни! Проходите сюда, — обратился он опять к маме. — Хотите, я вас поисповедую?

И все это вслух, громко. «Да что вы! Я просто так, любопытства ради зашла! И ничего я не хочу. Я хочу только уйти! Не мучьте меня! Не позорьте!» — вот так задолбило по маминой голове ожившее вчерашнее настроение. Но то новое, что вошло в маму в храме, держало ее крепко на месте и отбило атаки этих протестов, которые так и остались внутри.

Мама пожала плечами и ничего не сказала.

— Проходите, проходите сюда, — уже властно сказал отец Василий.

— Иди-иди, милая, не бойся, очистись, — подтолкнула ее сзади какая-то старушка.

Нетвердыми шагами мама пошла за ним. «Куда? Опомнись! У тебя ведь высшее образование! Не позорься! Все это чепуха! Пусть безграмотные старухи исповедуются! Ты инженер!»

Катя, словно чувствуя, что с мамой происходит, молча замерла сзади, закрестилась.

— Идите сюда, — в самые глаза глядел отец Василий, буравил своими, почти немигающими.

Дергание внутри нее прекратилось, колыхалось только немного. То новое, что в ней появилось, говорило ей: «Это хорошо, что ты поняла, что сюда люди за самым важным приходят. Это ты поняла, когда со стороны на них смотрела. Теперь окунайся в это сама. Познай на себе, а не со стороны. А эту никчемную чепуху, стеснительность дурацкую, сбрось с себя! Не стесняйся людей».

Отец Василий и мама подошли к иконостасу, поднялись на маленькую ступенечку и оказались перед иконой Иисуса Христа.

— Я не буду вас спрашивать, верите ли вы в Бога, потому что знаю, что вы ответите. Вы ответите — нет. Не так ли? — Мама утвердительно кивнула головой. — Но ведь и я — я же тоже неверующий.

Мама вскинула глаза и чуть было не вскрикнула: «Как?!»

Отец Василий развел руками:

— «Вера без дел мертва» — так говорит Господь. А раз мертва, значит, нет ее. А дел у меня богоугодных никаких нет. Креститься да поклоны класть – это дело привычки. А привыкнуть можно и за ухом чесать. Вера тут вовсе ни при чем. Итак, — голос отца Василия стал строгим, величественным, — во врачебницу ты пришла, не убойся, не устыдись, не скрой ничего от меня: сугубый грех будешь иметь. Излечиться надо. Христос невидимо стоит перед нами. Да-да, Сам Христос, не образ Его, не рисунок, а Сам Он, Живой и Взыскующий. Се, икона Его пред нами. Я же только свидетель. Я, недостойный иерей, властью, мне данной рукоположением, буду принимать и от имени Бога прощать твои грехи. А теперь — Господу помолимся.

Отец Василий повернулся лицом к иконостасу и прочел несколько молитв, которые мама совсем не поняла. Она и не старалась понять, она их не слушала, она со страхом думала, что сейчас ей надо будет раскрывать душу перед незнакомым человеком. «Не смеши людей! Нелепо! Все это бессмыслица, недостойная образованного человека! Нет Бога! Опомнись! Уйди отсюда на чистый воздух ». Это все та же сила настойчиво гнала маму вон. Мама заметалась, даже вспотела, но осталась на месте.

— Ну, теперь говори ты. Все-все выкладывай. — Отец Василий повернулся к маме.