Багрянец
Шрифт:
Через завесу тьмы на краткий, но такой ясный миг проступило просторное белое небо над мерзлой землей, запах которой женщины чувствовали под ногами. Здесь, в тундре, почти ничего не росло – земля смерзлась в камень. Сейчас ее сотрясали копыта обезумевшего стада.
Они оказались за пределами пещеры? Или все это происходило только в воображении Джесс? Все рисунки на скалах ожили, зашевелились, а око, нарисованное на каменной стене, было слишком влажным.
Первый раз.
Голос. Страшный голос раздался из расщелины,
Девчонка Мэдди заскулила.
Источник новых звуков оставался невиден, но нетрудно было представить собачью морду, как и у двух белых сук со страшным взглядом, шагавших мимо на задних лапах. Но в сравнении с голосом из трещины белые твари казались щенками – теперь же в пещеру прибыло нечто гораздо крупнее.
Одного лишь предчувствия этой сущности зверям на стенах хватило, чтобы прийти в еще большую панику. Стадо побежало вслепую, и вокруг Джесс повсюду раздавался рев и бешеный стук копыт.
Что могло так вонять? Сущность, подавлявшая разум женщины, оставила за собой немало скелетов.
За полем зрения на землю падали огромные тела. Предназначение пещеры, хотя и не всё, открылось Джесс: наскальная живопись оказалась всего лишь изображением стада, некогда загнанного в эту яму, где звери разошлись на куски, как дерево на щепки. Видение пришло из тьмы.
Мэдди в красных ботинках наконец-то затихла, и ее молчание оказалось хуже, чем истерика.
В той пещере нечто постоянно охотилось, и смысл росписей на стене понимали только те, кто умирал от ужаса во мраке. Когда разум сокращается до искры, падающей в холодное ничто, верх, низ, север, юг, далекое и близкое теряют всякий смысл. Джесс познала это на собственной шкуре. И только на такой темной глубине, когда искра разума была готова угаснуть, ей даровали подобные видения.
Джесс бросилась бежать, оставив девчонку в красных ботинках и чужом жилете позади. Она скулила, стоя на четвереньках.
А Джесс бежала вместе с красными людьми – они появились вокруг и бросились прочь, загнав стадо в пещеру смерти. Вслед убегавшему красному народцу во тьме неслись голодные яростные возгласы, а Джесс вместе с ними, задыхаясь, бросилась в туннель – может быть, ведущий туда, откуда она пришла. В ее ушах стояли звуки дудки, визг и хрипы волов – они умирали.
На красных людях были маски из палок, колючек и волос; из-под головных уборов раздавалось кряхтение, а из глазниц смотрели выпученные белые глаза. Красный народец вонял разлагающейся плотью, останками в яме с костями, куда люди подносили корм жутким хохочущим псам. Но Джесс продолжала бежать с ними вместе, краснея их вечным гневом, облачаясь в красный, минуя кошмары на стенах – продолжала бежать бок о бок с прошлым в будущее.
Фонарик давным-давно выпал из ее руки, но он был не нужен – серебристый свет луны придавал земле новый вид, показывал лица, не видные днем. Оттуда Джесс бежала сюда, пересекая некую границу под землей.
Наконец на выходе из туннеля показалось позднее солнце размером с монету. Оно вывело женщину на поверхность, где плющ погребал под собой исцарапанные стены карьера, а тяжелые цветы буддлеи кивали, расцвечивая зелень фиолетовым. Джесс упала и лежала, пока солнце не село и мир над землей не стал таким же темным, как мир под ней.
Когда она вернулась на ферму, Тони спросил, где девчонка: первым делом ее мужчина подумал о любовнице-простушке Мэдди, которую Джесс оставила под землей вместе с обезумевшим стадом. Красный народец загнал зверей навстречу своим богам в яму с костями – Джесс поняла это инстинктивно. Окружив стадо, красные люди гнали копытных внутрь, а потом бросались в бег, чтобы тоже не стать единым целым с карьером.
Там, откуда убежали Джесс и красные люди, все показывало серебристой луне свое дьявольское лицо.
Девчонка Мэдди осталась там, среди прямоходящих белых сук. Наверное, они все еще прижимали ее беременными брюхами с острыми розовыми сосками, продолжая работать мокрыми челюстями. Речь этих белых псов, ходивших прямо, как люди, широко-широко открыла глаза Джесс – она смогла видеть в темноте и далеко назад во времени. Своим хихиканьем эти твари расширили трещину и призвали другую себе подобную – ее Джесс не видела, но слышала, а вот бедняжка Мэдди, возможно, и увидела то, что вышло из расселины.
На ферме Джесс обо всем этом рассказала.
Начался спор о наркотиках и о том, не слишком ли убойным оказался порошок. Менеджер и фотограф спустились под землю, где была Джесс, с фонариками и вернулись с белыми как полотно лицами. Менеджер обблевал все свои габардиновые брюки бутылочно-зеленого цвета.
– Я же говорила, говорила, – восклицала Джесс. – Невероятно!
Но нашли они только мертвую девчонку, Мэдди. Она ползла, пока юное сердечко не перестало биться. Что ползло рядом с ней, известно только Богу, но при виде лица девчонки фотограф сел и до конца вечера молчал, не в силах говорить.
Мэдди Гросс умерла и окоченела с необъяснимой скоростью. Последние мысли девчонки пропитал ужас от увиденного – он стоял в ее глазах и застыл на лице, как маска. Все гости, кроме Эйда, – который любил Джесс – покинули ферму.
Тони и Эйд спустились туда вместе. Эйд играл в группе дольше всех остальных, и Тони думал, что ему можно доверять. Они вытащили труп девчонки в тележке, привезенной Эйдом из старого сарая, и, точно школьники, что-то стащившие, бросили главную улику на краю фермы. Всю ночь потом эти двое провели за разговорами и выпивкой, придумывая объяснение на будущее.
Тем же летом Джесс нашла маски.
46
Деревья, под которыми Хелен осторожно продвигалась через лес, заканчивались у деревянной ограды. Внутри ограды находился клочок мягкой почвы, а за ним – черный сарай без дверей.
В огороженном прямоугольнике красной жижи лежали на боку трое копытных животных – полностью неподвижные, за исключением редкого усталого взмаха одного черного хвоста.
Вдруг поднялась лошадиная голова – уши опущены, в глазах невыносимая боль, в гриве запутались комки земли. «Пони».