Багрянец

– Дети мои.

– Не плачь, матушка, не расстраивайся. Тише, тише. Мы на месте. Теперь обернись краснотой, матушка, поверни детей вокруг себя, любимая. Ты – наша колонна.

«То самое первое лето, подобных которому не случалось».

42

Небо над морем темнело, ветер дул с востока, беспокоя воду вдали и неся с собой холодные колючие брызги.

Патрульная машина остановилась на вершине долины, где земля обретала неприятно знакомый вид: сквозь ветровое стекло Хелен узнала дыры в асфальте и заросшие обочины. Она с горечью вспомнила, с каким облегчением обнаружила перекресток в тот самый первый раз – именно здесь, запыхавшись и утомившись после крутого подъема, она нашла то, о чем говорила последняя запись Линкольна, сделанная на компакт-диске.

Тогда стальные ворота, ведущие на тропу, были открыты, а створки скрывались под листвой. Теперь же их заперли, и двое мужчин стояли у ворот, лениво прислоняясь к металлическим прутьям, словно в ожидании незваных гостей.

На случай дождя (который теперь стучал по крыше автомобиля) охранники надели зеленые резиновые сапоги и дождевики, закрыв лица капюшонами, а под капюшон надев шапки. Они прятали подбородки под застегнутыми шерстяными куртками, так что лица было плохо видно.

За воротами нестриженая трава, сорняки, изгородь и деревья сплетались в трубу, ведущую прямо к ферме. Один лишь взгляд в эту трубу пробудил в Хелен воспоминание, как псы бросались на нее, загоняя в живую изгородь. «Кент».

Оба офицера полиции вышли из машины и начали разговор у ворот. Хелен приоткрыла заднее окно, но ничего не расслышала.

Она находилась в безопасности в полицейской машине, но это не мешало ей часто дышать от нарастающей тревоги. Ей хотелось, как только полицейские вернутся, выбраться из машины и уйти. Здесь было небезопасно – Линкольн никогда больше ничего не записал, после того как поставил здесь микрофоны. Они бросили его в красноту.

Хелен позволила полиции уговорить ее вернуться, хотя офицеры ей не верили.

С полицейскими у ворот говорил только один из незнакомцев: его ленивая осанка дышала неуважением к должностным лицам – поведение невежливое и, без сомнения, утомительное для полицейских. Офицер-мужчина напряженно скрестил руки.

Констебль говорила от лица обоих полицейских, подкрепляя слова движением рук, торопливо мелькавших, как две белые вспышки, в сером мире. Они расследовали убийство – или скоро будут расследовать.

Второй незнакомец, который молчал, смотрел в землю, сунув руки в карманы и плотно натянув капюшон на голову.

Хелен не сводила глаз с его овальной головы, обтянутой «гортексом». Лицо разглядеть она не могла, но ломаный, худой силуэт казался знакомым. «Та сволочь с лодки, что стояла у нее на плечах?» Надо, чтобы полицейские заставили его показать лицо.

Вернувшись в машину, офицер-мужчина успокаивающе улыбнулся со словами:

– Мы на верном пути, – и заговорил в рацию на плече. Воздух затрещал от помех и голоса. Хелен удивилась, как люди, говорящие по рации, хоть что-то понимают. Однако офицер вкратце доложил оператору об успехах и упомянул «препятствие расследованию».

– Немного на бровях, хотя и рановато, – заметил он, видимо надеясь, что Хелен и оператора позабавит ситуация и незнакомцы у ворот, – и алкоголем от них не пахнет. Впускать нас не собираются.

Задним умом Хелен догадалась – «наркотики»: вот что офицер имел в виду. Она немедленно подумала о Линкольне – его развитие в подростковом возрасте, да и потом, уже за двадцать, подкосили вещества. А там, где наркотики, всегда найдутся преступные склонности и преступный элемент.

– Мы осмотрим все внутри, – закончил офицер свой доклад и повернулся к Хелен под бессмысленный шум голоса оператора: – Нужно втолковать этим молодым людям, что мы расследуем нечто серьезное.

Уверенность молодого офицера ее тревожила.

– Мне это не нравится, – сказала Хелен. – Тот, худой… не знаю, но он кажется знакомым. Не вижу его лица – заставьте его показать лицо. Может, я тогда пойду, а вы вернетесь без меня? Мне очень неловко.

– Конечно, прямо сейчас. Но сначала нужно провести рекогносцировку и спросить владельца – старую рок-звезду, что у него есть на земле, где этот карьер, и видел ли он вашего брата. Ваше описание пары с собаками у нас есть, но вести машину дальше мы не сможем – они говорят, у них нет ключа к замку, – офицер закатил глаза. – Так что мы перескочим через ограду, найдем старика Тони Уиллоуза и карьер и быстро вернемся. Я за милю вижу, они что-то скрывают. Мы скоро будем. – Прежде чем Хелен могла снова возразить, офицер вылетел из машины с изяществом спортсмена.

Когда Хелен рисовала свой путь на планшете для офицеров, один из детективов без мундира сказал, что ферма на перекрестке принадлежит старому музыканту:

– Какому-то древнему хиппи, сумасшедшему, но безвредному.

Хелен и офицеры в мундире никогда о нем не слышали. Детектив, кажется, сказал, что его звали Тони Уиллоуз – именно так: фамилия как дерево [4] .

Теперь они собирались оставить Хелен в машине и пойти на ферму. При этой мысли она почувствовала себя такой же беззащитной, как той ночью в воде.

4

Willows (англ.) – ивы. (Прим. перев.)

Хелен дрожала в куртке, которую ей одолжили в больнице: морской холод не спешил покидать ее кости; и все же она опустила окно до конца, чтобы попробовать расслышать разговор.

Вдали затрещал мотоцикл, разнося эхо по долине; когда оно затихло, послышались несколько длинных нот, будто из свистка.

Нет, не свистка, а дудочки – да, Хелен слышала музыку, а вскоре к ней добавился нарастающий ропот голосов, будто разогревался хор или недовольно шумела небольшая толпа. Звуки немного напоминали о записях Линкольна.

Между головами офицеров Хелен удалось рассмотреть лица незнакомцев, когда они вздернули подбородки, услышав дудочки. У мужчины потолще было красное лицо алкоголика; его Хелен тоже уже видела, хотя не понимала пока, где.

– Ключа нет, вот и все, я уже сказал, – услышала она его слова. – А вы так и не объяснили, зачем вам заходить.

Констебль наклонилась к нему, понизив голос, так что Хелен не расслышала, но ее слова, очевидно, вызвали беспокойство у второго, тощего незнакомца в капюшоне, который повернулся к машине.

– Отойдите от ворот. Повторять не буду, – констебль снова заговорила громче.

Краснолицый толстяк только ухмыльнулся ее словам, а Хелен вспомнила, где его видела: это он ревел в микрофон на празднике в деревне Редхилл.

Лицо второго она тоже смогла разглядеть: он пытался заглянуть в полицейскую машину – «хочет увидеть, кто внутри». Ввалившиеся, будто втянутые, щеки, сломанный нос, шрамы от прыщей – «Ричи». Крыса с лодки. Один его вид, пусть и не очень отчетливый, пробудил призрачное ощущение костлявых рук вокруг лодыжки, когда Ричи поднял ногу Хелен, чтобы сбросить ее в море. На нем должна быть ее метка – Хелен его оцарапала.