Багряный декаданс

— Хочу, чтобы ты была в безопасности. И видела только меня, — его магия больше не была похожа на изысканные духи. Теперь она была неумолимой и бездушной, как лезвие поднятой гильотины. Она проникала, просачивалась, вторгалась в меня с остервенением голодного зверя. Он будто бы силой заставлял меня её пить, как пьют воду. — И так будет. Ты будешь находиться здесь столько, сколько захочу и определю я. Потому что мне надоели игры.

Падая на подушку я уже понимала — он сделал со мной почти тоже самое, что и с мадам Мелиндой. Он демонстрировал свою власть и был бескомпромиссно уверен, что находится в своем праве.

Но даже если взрослая сильная женщина не смогла ничего ему противопоставить, на что же было рассчитывать мне?

Когда темнота, запущенная в мое сознание Сатусом, почти полностью заслонила собой весь мир и самого демона в том числе, я почувствовала порхающее прикосновение горячих пальцев к ключицам, медленно спускающихся ниже по груди.

— Отдыхай, моя любовь, — услышала я прежде, чем окончательно утонула, окруженная, оглушенная его силой. — Твои приключения окончены. Теперь твоя жизнь принадлежит мне.

Глава 30

Я проснулась как от резкого толчка в комнате, наполненной светом зарождающейся зари и первыми лучами приветствующего этот мир солнца, под натиском которого таяла темнота, но предрассветный сумрак все еще окутывал нас. Меня, лежащую на кровати в пропитанной потом, влажной постели, неприятно липнущей к коже, и крупную фигуру, неподвижно сидящую в высоком, похожем на трон, кресле. Широкие округлые предплечья смутно вырисовывались на фоне черной обивки, чей оттенок был лишь на одно деление светлее, чем одежда неожиданного гостя. Внушительные вольготно руки покоились на подлокотниках. Одна нога была закинута на другу, благодаря чему первыми в глаза бросались сапоги с широким голенищем, которые украшали плотно прилегающие ремешки с идеально начищенными металлическими пряжками. Подняв взгляд выше я увидела короткий кожаный хлыст, который мужчина оставил лежать на своих коленях.

— Кто вы? — выдохнула я, от страха сжимаясь пружиной и стискивая в кулаках край одеяла.

— Проснулась? — поинтересовался незнакомый голос без лица, которое было невозможно рассмотреть, хотя сидящий находился не так уж и далеко от меня. Но вокруг его головы клубилась чернота и это явление было определенно магическим. Будто кто-то накинул на него непроглядный, сгущенный морок. — Ты долго спала. И заставила меня ждать.

— Я…заставила? — в горле пересохло, слова звучали сипло и вырывались из горла, обдирая его.

— К сожалению, — я действительно услышала неподдельное огорчение, — я не мог тебя разбудить. Для этого пришлось бы вмешаться в магию, наложенную моим сыном. А он бы сразу это ощутил. И примчался тебя защищать. А я желал встретиться наедине. Для начала.

— Сыном? — я смогла осознать лишь малую долю сказанного.

Мужчина плавно поднял руку и провел пальцами рядом с тем местом, где должно было находиться лицо. Морок рассеялся, как будто его сдули, и я увидела… Сатуса!

Только лет на двадцать-тридцать старше. Те же линии скул и волевого подбородка, те же полные чувственные губы, тот же будто созданный античным скульптором лоб, и запоминающиеся один раз и навек антрацитовые глаза, готовые в любой момент раскалиться до красна.

Вот только… взгляд Сатуса выжигал, пробивая насквозь и оставляя дыру размером с весь этот чертов мир. Взгляд же его старшего родственника, а они определенно состояли в близком родстве, был как горячее горное масло. Прикоснешься — и останется шрам на всю жизнь.

Помимо очевидного внешнего сходства их роднило еще кое-что, а именно — надменность и апломб, которые считывались в каждом жесте, в каждом движении головы, в каждом мимоходом брошенном замечании. На нем не было короны, но она была и не нужна. Все и так было понятно.

— Вы его папа, — с трудом ворочая языком проговорила я. — Вы — император.

— Верно, — кивнул головой мужчина с сардонической усмешкой, от которой я поежилась. — И я дозволяю тебе обращаться ко мне «кахир» или «отец».

— У меня уже есть отец, — пролепетала я, продолжая глядеть на того, кто правил целой империей, а сейчас сидел напротив меня и одним своим видом нагонял жуть.

— Твоя семья очень скоро станет для тебя чужой, — спокойно заметил император с истинно царской непринужденностью. Научиться так говорить невозможно. Нет, нужно родиться тем, кому с пеленок дозволено вершить судьбы, казнить и милом одним росчерком изысканного пера.

— Почему это? — забеспокоилась я, с тревогой и недоумением оглянувшись по сторонам, ища поддержки у пустых безответных стен.

— Потому что, как и любая девушка, став женой, ты оторвешься от своего рода и вступишь в род своего мужа, станешь частью новой семьи.

— Чего? — подскочила я вместе с одеялом, упершись коленями в мягкую постель, слегка прогнувшуюся подо мной. — Какой еще женой?

Император глубоко вздохнул, медленно взмахнув ресницами, такими же чернеными и густыми, как у сына.

— Ты — чужая для нас, создание, порожденное далекими дикими землями. И сложись ситуация иначе, я бы никогда не позволил единственному сыну привести в мой дом ваине. Но теперь уже поздно о чем-то говорить, — он сожалел, почти что по-человечески. И по-человечески я понимала это сожаление, кто захочет себе в семью кого-то, вроде меня?

— Почему? — мой пустой, и это было хорошо, желудок мелко-мелко затрясся, а ноги ослабли под очень нехорошим, презирающим взглядом демона, который родился за сотни лет до меня и проживет еще столько же после моей смерти. Он был почти вечным, был почти небожителем.

— Потому что ты лежишь в постели моего сына, — указал мужчина на то, о чем мне и так не нужно было рассказывать. Более того, слышать это от кого-то постороннего было как ткнуть пальцем в налитый чернотой синяк — больно до судорог. — Ты спишь в спальне моего сына, во дворце, который является олицетворением власти над всеми, кто живет в Аттере. Ни одна женщина до тебя не входила в эти двери, потому что это возможно только для той, которая станет избранницей следующего императора.

— Я не хочу замуж, — попыталась твердо заявить я, но все испортил всхлип. — Ни за вашего сына, ни в принципе.

— Посмотри на свою шею, — возможно, мне показалось, но на лице императора мелькнула тень печали. Не знаю, кого он жалел. Себя, отца, которого разочаровал единственный сын, выбрав не ту. Или меня, которой не повезло быть «не той».

Мои пальцы метнулись вверх и нащупали на груди затейливый кругляш, который болтался цепочке, защелкнутой на шее. Кругляш, будучи металлическим, нагрелся от контакта с телом и под холодными пальцами казался приятно теплым. Задняя его часть была идеально гладкой, а на передней был отлит рисунок. Развернув его к себе, я всмотрелась в вытесненные на металле линии. Распознать получилось не сразу. Глаза после магического сна чувствовались опухшими и сухими, будто присыпанными песком, к тому же, рассматривать пришлось вверх ногами.