Багряный лес

Саша смотрел на них с не меньшим изумлением, чем сам Иван.

— Кажется, кроме тебя, теперь в автобусе нет ни единого заложника, — произнес тот, глядя на Александра.

Старший спортсменов представился командиром группы спецназа, подчиняющимся непосредственно главе СБУ, и попросил называть его майором Кипченко.

— Сужик, — в свою очередь представился старший террористов, — старший лейтенант СБУ, командир группы захвата. Можете называть меня, как и прежде, Иваном.

— Много наслышан о ваших подвигах, лейтенант, — с улыбкой произнес Кипченко. — Теперь вы переходите ко мне в подчинение, как к старшему по званию.

— Есть, — звонко отрапортовал Иван. — Для меня и моих людей будет большой честью служить под вашим командованием, под началом самого Кипченко, командира самой бесстрашной штурмовой группы…

— Довольно лести, лейтенант, — по-доброму перебил его майор. — У нас теперь много дел, которые нам предстоит переделать вместе, и совершенно нет времени на то, чтобы вспоминать боевые заслуги друг друга. Признаюсь только, что давно мечтал познакомиться с вами. — Он откряхтелся в кулак и продолжил: — Вот мой первый приказ, лейтенант: немедленно ступайте к врачу. Он окажет вам надлежащую помощь. Выполняйте.

Иван ушел, а майор стал заниматься своими хлопотами. Саша видел, как он проверил снаряжение своих людей, потом рассадил их вдоль окон с приборами ночного видения. В салоне был погашен свет и люди на постах стали внимательно вглядываться в ночную темень леса. Водителю автобуса тоже отнесли прибор, и через секунду после этого машина ехала по дорогам зоны в полной темноте, без включенных огней. Лерко не понимал причины всего этого, но словно догадываясь об этом, к ним с Геликом подошел Кипченко. Он сразу обратился к Лекарю, который сидел на своем месте и с не меньшим изумлением, чем у своего друга, наблюдал за странными переменами, которые происходили в их маленьком мире, в автобусе:

— Дмитрий Степанович, мне необходимо с вами поговорить. Простите за то, что не мог этого сделать раньше. На то были особые причины, поверьте мне, пожалуйста.

Вежливое, почти ласковое обращение заставило Лекаря расцвести в благодушной улыбке.

— Располагайте мною, как вам будет угодно.

— Может, тогда мы пройдем в конец салона?

— Хорошо, — согласился Гелик.

Александр встал, чтобы дать возможность Лекарю выбраться в проход со своего места, и после этого уже собирался сесть обратно, когда Кипченко взял его под локоть.

— Господин майор, я бы попросил и вас пройти с нами. То, что вы окажетесь здесь — никто не мог даже предположить. Это чистая случайность. Но если вы согласились сопровождать своего друга, тогда и вам следует знать то, что узнает сейчас Дмитрий Степанович. К тому же… Вы, как мне было известно с самого начала, являетесь превосходным подрывником, который, тем более, участвовал в боевых действиях. Не так ли?

— Вы хорошо осведомлены обо мне, господин майор, — должен был согласиться Лерко. — Следует ли принимать наш разговор, как то, что с этого момента я поступаю в полное ваше распоряжение? В вашу команду?..

— Нет, не совсем так. Вы будете, как и прежде, находиться рядом с Дмитрием Степановичем, но при необходимости будете выполнять мои поручения…

— То есть приказы? — уточнил Лерко.

— Да, майор, приказы… Вас это не устраивает?

— Я человек военный, и моя первая обязанность — исполнение приказов.

— Рад, что мы так быстро поняли друг друга… Пройдемте.

Его рассказ не был неожиданностью. Майор был откровенным, и его повествование было настолько полным, что у слушателей не возникло надобности узнать что-то дополнительно. Во время рассказа Саша старался рассмотреть лицо своего друга. Даже в сумраке автобусного салона оно засветилось надеждой — так показалось Александру.

— Почему раньше этого нельзя было рассказать? — спросил он, когда майор замолчал. — Ведь всё можно было сделать без лишних сложностей.

— Вы правы, уважаемый Александр Анатольевич, но задуманная операция была в своей грандиозности очень рискованной. В любую минуту грозил провал, и малая информированность Ивана, его людей и самого Дмитрия Степановича, гарантировала, что все останется в тайне.

— И будет похоже на действительный террористический акт, — дополнил Александр.

— Абсолютно верно. Но теперь, когда главное осталось позади, вы имеете полное право знать все. Я выполнил поручение Нечета по отношению к вам, теперь остается последнее: дня три продержаться, пока не закончится операция по очистке Зоны. В здешних условиях это будет нелегко. Поэтому я настоятельно требую выполнять все мои приказы. Я отвечаю за ваши жизни.

— Ярый — это и есть Нечет, глава СБУ?

— Да.

— При возможности, — сказал Гелик, — передайте Виталию Витальевичу мою благодарность.

Кипченко приветливо улыбнулся:

— Я думаю, что скоро такая возможность появится лично у вас.

— Спасибо.

— Не стоит благодарности. Это моя работа.

— Куда мы направляемся сейчас?

Через сорок минут будем в Припяти. Город заброшенный, как и многое в этих краях, но там достаточно места, чтобы укрыться и при надобности держать оборону от вольных…

— Господин майор! — окликнул его кто-то из подчиненных.

— Да?

— На расстоянии примерно полукилометра за нами следуют три автомобиля с выключенными огнями.

— Продолжайте наблюдение. — И снова обращаясь к Гелику и Лерко произнес: — Нас уже вычислили, поэтому не думаю, что нас ожидает спокойная ночь в Припяти. Ладно, отдыхайте. Приятно было с вами познакомиться.

Он ушел.

Друзья некоторое время сидели молча.

— А я думал, — с облегчением в голосе проговорил Лекарь, удобнее умащиваясь в кресле, — что на этом свете нет справедливости вообще. Теперь же оказывается, что есть — надо только научиться ждать.

Через минуту он уже крепко спал.

В Припяти им выдали оружие: по автомату и пистолету. Остановились в заброшенном двухэтажном здании детского садика. Город был окутан темнотой, и его невозможно было рассмотреть, но пугала, настораживала густая, почти вязкая тишина. Такой тишины в настоящих городах не бывает. Жилой город не может молчать мертвенной немотой ни единой минуты потому, что он живет каждое мгновение, а здесь все было мертвым, и время здесь не шло, как ему положено, а наоборот копошилось в стенах зданий, незаметно, медленно и неотвратимо превращая их в обыкновенную пыль.

Быстро распределили места на случай нападения, выставили посты и легли спать. Но спали чутко, не только от ночной туманной зябкости, которая наползала на город серой влажной взвесью со стороны реки, но и от того, что машины загадочных преследователей отстали от автобуса у самой черты города, высадили несколько человек десанта, а сами спешно поехали обратно. Наверное, Кипченко был прав: эта ночь вряд ли будет спокойной.

С той самой снежной и памятной ночи на перевале Мирза-Валанг-Сангчарак, когда погибла Ева, Александру не снились больше сны. Раньше, еще в львовской психушке, их было столько, что его спасали от них. Снилась ему она. Виорика… Приходила и начинала говорить. Даже сразу после пробуждения он не мог вспомнить ничего из того, что она наговорила, но помнил настроение ее рассказов. Наверное, она жаловалась ему, так как невыразимая тоска и боль сжимали его сердце от той жалости, которую будили в нем эти ночные беспамятные повествования. Если же сама рассказчица была лишь плодом его больного воображения, царицей его ночных кошмаров, то боль и тоска были настолько реальными, что он умирал от них. Дело доходило до клинической смерти…