Багряный лес

Раньше говорили, веря в пророчества и гадания, молодым девушкам, которые впервые оказывались в каком-нибудь месте, в гостях с ночевкой: "На новом месте — приснись жених невесте". Саша не знал, относилось ли когда-нибудь это к мужчинам, и тем более могло ли быть это забытое и заброшенное место, город Припять, тем самым местом, где имеют право сниться женихи невестам. Здесь в самую пору видеть в снах кладбища, и радоваться после всего, что приснился еще добрый сон…

Ночью было какое-то время, когда плотный речной туман растаял и в выбитое окно комнаты на втором этаже детского садика, в котором еще был силен, не выветрился запах детей. В оконный проем заглянула огромная и ослепительно белая луна. Ночное светило было настолько ярким, что вокруг его диска разливался голубой ореол, а сама высь, ее кусочек, очерченный ломаными гранями крыш многоэтажек, был чист от звезд.

— Колдовская ночь…

Это был ее голос. Он остался в его памяти, разложенный на мельчайшие составные, чтобы иногда самые бессонные ночи, проведенные в одинокой постели или в автомобильной кабине во время одного из бесконечных военных маршей, его можно было без труда вспоминать и… любить.

Он лежал головой к окну, поэтому лунный свет падал на его лицо, слепил как и солнце глаза, но не грел, не обжигал. Свет был мертвым.

Саша отвернул голову от окна и посмотрел в ту сторону, откуда раздался этот родной и до боли знакомый голос. Голос его мертвой любви.

Лунный свет чертил на стенах с облезлыми обоями четкие границы между плотной нечитаемой тьмой и ярким неживым светом. Тени были глубокими и загадочными. Одна из теней шевельнулась и начала расти приближаться к резкой границе света и тьмы. Еще Саша услышал слабый шорох босых ног по бетонному полу комнаты — шаги легкие, почти невесомые. Он зажмурил глаза и застонал, заскрипел зубами, из последних сил терпя жестокий приступ тоски, которая железными обручами воспоминаний и мары охватила его настрадавшееся сердце. Он лежал на сырых, сильно пахнущих прелостью, матрасах, которые когда-то служили ложем для детей в этом здании, ногами к тени, и видел как в ней неотвратимо растет и становится отчетливым белесое в сумраке продолговатое белесое пятно. Секундой позже оно уже напоминало фигуру человека в белых одеждах. Еще через одну можно было различить очертания женщины. Еще мгновение…

Лунный, иссиня-режущий свет ударил по ослепительно-белой ткани одежды. Александр крепко зажмурил глаза и резко отвернул голову в сторону. Он дал остыть вспышке света в сознании, а когда открыл их, то не сразу смог рассмотреть ту, что стояла в его ногах. То ли из-за того, что он пострадал от этого светового контраста, то ли от того, что лунный свет прямо-таки горел на белой ткани, Саша не мог увидеть подошедшую женщину. Ее окружало размывающее реальность голубоватое сияние.

— Я тебя напугала?

Этот голос… Он мог принадлежать только Виорике. Им не имел права и не мог говорить ни единый человек на всем земном шаре.

— Кто ты? — спросил он, по-прежнему жмуря глаза, от того что не мог смотреть на это ослепительное сияние, исходящее от женщины.

Она говорила тихо и нежно, как говорят люди, когда стараются не разбудить других. Рядом с Сашей спали Лекарь и три спецназовца.

— Я? — Она засмеялась. — После нашей последней встречи прошло чуть больше года, а ты уже успел меня позабыть.

Ее смех был полон укора и сожаления.

— Ты — это мой сон, — утвердительно сказал Саша. — Тебя нет, Виорика.

— Ты можешь не разговаривать во сне? — спросил грубый мужской голос. Лекарь что-то еще недовольно пробурчал и заворочался на своем ложе. — Надо спать, Саша…

Виорика подошла ближе и присела почти возле самой головы Александра. Она почти беззвучно смеялась и шептала сквозь смех:

— Вот, видишь. А говоришь, что это сон.

Саша задержал дыхание, чтобы не вскрикнуть и резко сел, и его лицо оказалось на уровне лица женщины, и пока он изучал его, не смел дышать.

Ее глаза смотрели на него с добротой и лаской. В них была прежняя небесная глубина, ясные кусочки неба, божественная чистота, но уже не такая чистая, как раньше, подточенная тенями мудрости, а может это ночь, мастерица тьмы, утяжеляла все тени. Взгляд Виорики был живым!.. Он играл озорством. Раскинутые длинные и шелковистые брови немного дрожали в ожидании. Миниатюрный, немного вздернутый нос… Это не могла быть она — чуть не кричал Саша. Но это была и могла быть только она, Виорика.

— Виорика!!! — громким шепотом воскликнул он, захлебываясь первым, после продолжительного перерыва, глотком воздуха.

Лунный диск на небе стал медленно гаснуть. Очередное действие странного спектакля жизни закрывал тяжелый занавес тумана, наползающего от близкой реки.

Женщина нежно коснулась его губ рукой, и он услышал ее тепло и запах — запах живого человека.

— Тихо, — попросила она, — иначе всех разбудишь… Да, это я. Я…

— Но это же сон?! — возмущался Александр, не ощущая в действительности ничего, что могло бы напоминать ему сон. — Я сплю!..

— Вот и спи себе тихонько, — недовольно проворчал рядом Гелик, переворачиваясь на живот. — Лопочет разное, спать не дает.

Виорика снова беззвучно рассмеялась:

— Вот видишь, а продолжаешь твердить, что это сон.

— Хорошо, — с жаром, громким шепотом, произнес Лерко. — Пусть это сон, но ты же… Ты мертва!

Последние слова он произнес совсем тихо, как страшную догадку.

Она слабо улыбнулась ему:

— Была, милый… Была мертва, а теперь — сам видишь…

Она нежно взяла его руку своей, теплой и мягкой, и заставила его коснуться своей груди.

— Живая я, Саша.

— Сон, жуткий сон, — проговорил он, отдергивая руку от реальной теплой плоти.

Женщина горько усмехнулась и, вдруг, повысив голос, произнесла:

— Лекарь! Лекарь, ты спишь?

Тот вновь заворочался и вяло пробормотал:

— Уснешь тут с вам, голубки… Шли бы куда-нибудь языки чесать.

Виорика взяла Сашу за руку и потянула.

— Идем, нам пора. Совсем нет времени. Меня прислали за тобой.

— Кто? — удивился он, но подчинился ей.

Они вышли на улицу, в туман. Она по-прежнему вела его за руку за собой. А он еще не верил, что это не сон.

— Виорика, это ты? — едва ли не на каждом шагу спрашивал он ее.

— Я, милый, я, — нежно без устали отвечала она, и вокруг них клубился густой, пахнущий речной гнилью туман. — Иди, не бойся… Смелее.

Он вздрогнул, когда за его спиной раздался крик. Кричал Лекарь.

— Саша! Са-а-ша-а!.. Не иди с нею! Это не сон!!!

Крик вяз в туманной плотной гнили.

Александр выдернул руку из женской и остановился.

— Это не сон, — повторил он страшную догадку. — Нет, я не пойду…