Бахтарма

«Никогда уже не будут чистыми».

Юля украдкой все вытирала ладони о джинсы.

Вечером включили елочные гирлянды, шесть свечей и служку на ханукие, а подсветку погасили совсем. Полюбовались сквозь решетку на витрину, таинственно и разноцветно мерцающую, подобно сундуку с сокровищами. На небе выглянули звезды, пронзительно ясные в холодной ночи. Данька болтал без умолку, всю дорогу выбирая, что будет брать – пиццу или пончик. У входа в пекарню чуть задержались: звонил, наконец-то, хозяин книжного.

– Здравствуй, Юленька, как, что? Домой идете? Сигнализацию включила? Молодец. А скажи… магазин ведь закрыт? Точно? Ну… ладно. Слушай, Юль, тут такое дело: договорился кое с кем, будем на подхвате у kniga.il. У них сайт раскручен, а с поставками пролет вышел. Завтра сделай вот что…

Константин Иосифович долго еще расписывал в деталях, что надо сделать, и когда он подъедет, и что упаковать с утра. Голос был бодрым. Данька, сопя, тем временем обшарил Юлькины карманы, поискал в сапогах, заглянул в рюкзак – и нашел-таки двадцатку, удивительным образом прилипшую к Юлиной спине.

На седьмой день Данька доделал паззл. Промазали клеем, решили повесить дома. Юлька домыла витрину, кассу, книжные стеллажи; закончила расставлять по жанрам, алфавиту и авторам книги. Упаковала на доставку десять посылок, четыре они с Данькой доставили сами недалеко, а шесть забрал Константин Иосифович. Он пришел бодрый, громкоголосый, принес три порции фалафеля – на всех! Виски у него были белые, но пальцы больше не дрожали, крепкие стали пальцы, молодые. Из магазина напротив снова тянуло табачным дымком.

Двадцатку нашли в кошельке и сильно удивились, что там.

На восьмой день упаковывали и разносили. Вечером зажгли все свечи и долго смотрели, как ханукия горит под мерцающей елкой. Сбегали на площадь, посмотреть, как рвутся к черному небу языки огня, как шипит газ, как поет и качается человек в черном костюме.

Двадцатка сама толкнулась в ладонь у самых дверей пекарни. Выбрали пончики с шоколадом, по девять каждый. Юлька протянула банкноту, и, пока продавец набирал два шекеля сдачи, увидала, как исчез последний бледный желтый штрих.

– Знаешь, – сказала она Даньке, – это была все-таки восьмерка.

Но он не слушал.

В дверь постучали, когда оба чистили зубы, толкаясь над крошечной раковиной. В испуге переглянулись – гостей у них не бывало. Паровозиком поскакали открывать: Юля впереди, поспешно вытирая руки, Данька за ней хвостиком, схватившись за мамину пижаму. В дверях стояла хозяйка дома.

– Вечер добрый, с праздничком! А я тут вентиляцию в подвале чистила, глянь – шарик, вот, не ваш ли будет?

Снова полило за окном, поднялся ветер, заскребли ветки по стенам.

Скорей залезли в постель читать, но Данька не слушал, баюкая бакуган. Осторожно отжимал крылья – и драконьи головки выскакивали, покачиваясь, и клевали розовые теплые пальцы. Сжимал кулак – и шар сворачивался, согреваясь, живой и любимый.

Юля опустила книгу и вгляделась в свои ладони: твердые маленькие мозоли, кожа суховата, ногти обгрызены. Руки как руки. Грех так не разглядишь, может быть, он под кожей?

– Мам, читай.

Вздохнула, перелистнула страницу. Ну, не разглядишь так не разглядишь. Мир изобильный, подвластный, лежал за стенами дома, защищенный только ее выбором. Защищенный надеждой и чудом.

Арина Остромина

Лишний апельсин

«Багет, оливки, сыр… что там ещё в списке? Апельсины?» – Даша подкатила тележку к полкам, где стояли ящики с фруктами. Хотела взять самый большой апельсин, но к нему протянулась маленькая сморщенная рука, торчавшая из шерстяной манжеты грубой вязки. Даша подняла глаза. Перед ней стояла невысокая худая старушка в смешном оранжевом пончо, надетом на толстый чёрный свитер. Старушка улыбнулась и сказала звонким молодым голосом:

– Ой, извините! Могу уступить!

– Да ничего, остальные ничем не хуже, – устало ответила Даша. «Ещё не хватало апельсин у такой симпатичной старушки отбирать. Сейчас быстренько к весам, на кассу и домой. Весь день на ногах, сил нет». Заметила своё отражение в зеркале над фруктовым лотком: «Боже, неужели это я? Бледная как смерть. Круги под глазами. Срочно домой и спать!»

Расплатилась, вышла на парковку, открыла багажник. Рядом стояла древняя помятая машинка, глухо фыркала и выпускала клубы вонючего дыма. Даша нахмурилась: «Что за люди! Ездят на таких колымагах, воздух портят. И так дышать нечем. На свалку давно пора». Хлопнула дверца, сзади послышался знакомый голос:

– Простите, вы меня не подбросите до дома?

Даша вздрогнула от такой наглости и быстро обернулась – да, та самая старушка из магазина.

– У меня машина не заводится. А когда ещё сюда такси доедет…

Даша задумалась: и правда, от города до этого захолустья добираться не меньше получаса.

– А где вы живёте?

– Да вон, видите, домики впереди? Как раз перед ними. Тут недалеко. А вы куда едете?

– Я? Вниз, на побережье.

– Ну вот, нам почти по пути! Перед деревней поворот будет, немного наверх проедем и всё. Пять минут, не больше! Ничего?

– Ничего, – машинально согласилась Даша. – Садитесь.

Отъезжая с парковки, Даша прикидывала: пять минут наверх, ещё пять вниз, до шоссе. Ну ладно: вернётся домой на десять минут позже. Нестрашно. Не бросать же старушку одну перед магазином. Сюда мало кто заезжает, Даша и сама тут редко бывает – только если по работе надо в другой офис съездить, как сегодня.

Солнце катилось над верхушками сосен, на асфальте лежали зубчатые тени деревьев. Даша смотрела на дорогу и пыталась вспомнить: что за поворот перед деревней, про который старушка говорила? Там только грунтовая дорожка наверх, на гору. Как-то раз Даша туда ездила с друзьями – погулять по лесу. Никаких домов не было. Подозрительно.

Даша покосилась на свою пассажирку: та сидела, удобно откинувшись на спинку кресла, и смотрела вперёд. Время от времени старушка вздрагивала, громко хмыкала, как будто хотела засмеяться и пыталась это скрыть. Даша нахмурилась: терпеть не могла, когда над ней смеются. Да ещё вот так, исподтишка. «Зря я на это согласилась. Может, высадить её прямо здесь? Или довезти до поворота и сказать, что дальше не поеду?»

С каждой минутой Даше всё меньше нравилась и старуха в дурацком пончо (да кто сейчас такие носит?), и собственная глупость (тоже мне, добрая самаритянка!). «Надо было сразу отказаться и спокойно ехать домой. Так ведь нет, сочувствие проявила! Дура. Зачем я с ней связалась? Куда я вообще еду?»