«Баклан»

Мы боялись даже, что сеанс в кино отменят из-за погоды, но его не отменили. Правда, народу собралось немного. Картину я плохо запомнил. Какой-то стиляга с нахальной мордой пил чай и грубиянил матери, а в это время ветер с моря свистал и завывал так, что плохо было слышно и казалось, что море ревет прямо за экраном. Наверное, от этого все эти мелкие неприятности, какие нам показывали на экране, казались ужасно глупыми. Тут такое творится, — может, по радио передают сигналы о помощи, люди пропадают в шторме, а мы будем расстраиваться, что он маму не уважает и огорчает коллектив.

Посреди картины мы услышали с моря сирену, и несколько человек выскочило из зала посмотреть, что за корабль входит в бухту.

В конце концов стиляга сиганул с моста в воду, чтоб доказать, что он не стиляга, и вдруг еще оказалось, что он даже потихоньку сделал какое-то изобретение на производстве, но только я что-то не очень в это поверил, глядя на его морду. А главное, смешно было глядеть, как тот парень бултыхается в тихой водичке и пыхтит, а мы должны за него переживать, когда тут с моря идет такой гул и все прислушиваются к сирене.

Последних слов в картине никто не слушал, потому что вернулись те, кто выбегал после сирены. Все стали спрашивать, в чем дело. Оказалось, что это вошел морской буксир «Мга» вместе с «Бакланом». Никто не потонул, все пассажиры с «Баклана» сейчас уже сушатся! Картина кончилась, и все, весело переговариваясь, стали выходить в соседний зал. Там заиграла радиола, и несколько пар начали танцы. Мы с дедушкой сели на лавочку и стали смотреть, потому что нам рано было возвращаться домой и тут было весело. Дедушка улыбался, глядя на танцующих, и некоторых похвалил. Плохое настроение у него прошло.

— Замечаешь вон ту, в полосатой юбочке? Правда, лучше всех танцует? — шепнул мне дед.

Здравствуйте. Я раньше его заметил.

— Просто тебе хорошенькие нравятся, — сказал я деду. — Не забыть бы бабушке рассказать!

— Расскажи, не забудь, сделай милость, — потешался дед. — Полосатенькая — эта как раз ее напоминает. Честное слово, что-то такое похожее в ней есть.

Я подмигнул:

— Ловко выкручиваешься! — Мне хотелось его как-нибудь раззадорить, чтоб опять не напала на него хандра.

Наглядевшись на танцы, мы вышли на улицу и спросили, как пройти к буфету-столовой.

Там у нас была условлена встреча с нашими туристами. Мы все еще не теряли надежду, что они до ночи придут в Рыбачий.

Мы сели за столик в уголке и стали есть как можно медленнее. Сначала мы съели винегрет, посидели некоторое время без дела и тогда взяли котлеты. После котлет мы опять отдохнули, взяли чаю со сдобными плюшками и остались сидеть, отщипывая по кусочку от черствых плюшек и прихлебывая, через пять минут по глоточку, чай.

Человек семь матросов с разных сейнеров сидели за одним столом, не спеша курили, пили пиво и разговаривали. Видно было, что это своя компания, и они ни на кого не обращали внимания. С ними была собака, которую они звали Клотик. Когда один матрос, которому пора было идти на вахту, встал, собака обрадовалась и побежала к двери. Все засмеялись и стали рассказывать, до чего это заядлый морской пес, что даже не любит надолго отлучаться на берег и с первым попутчиком всегда бежит обратно к себе на корабль.

На улице громко заиграл баян.

— Вот является Васька Упрягин со своим мотористом, — объявила буфетчица.

Дверь распахнулась настежь, и ввалилась новая компания. Впереди, ухмыляясь, шел Васька Упрягин, за ним его моторист с баяном и несколько отдыхающих, которые тонули с ними вместе на баркасе.

Васька шел будто против воли и все отваливался как-то назад и набок. Будто его вели под руки да еще и подталкивали. Оказывается, что это отдыхающие привели его угощать за подвиг.

Матросы на них даже не обернулись. Отдыхающие суетились, сдвигая два столика, а баянист играл во всю силу, стоя в проходе за спиной Васьки Упрягина.

— Тыреодор, смелее в бой!.. — сказал матрос с сейнера, и все за их столиком усмехнулись. Конечно, им было завидно. С ними ничего не случилось, а эти пережили почти что настоящее кораблекрушение. Тут любой позавидует.

Отдыхающие были все пожилые. Похожи на работников умственного труда. А может быть, работники прилавка. Или какого-нибудь управления делами. В общем, смирные такие, сухопутные люди. Рядом с Васькой они совсем терялись и смотрели на него как на своего спасителя. Ясное дело, без него пропали бы ни за грош.

Они натаскали себе на стол закусок и разных бутылок и, когда баян на минутку переставал играть, поднимали торжественные тосты за Ваську Упрягина, а он в ответ только усмехался, пожимал плечами и насмешливо мотал головой.

Один лысый отдыхающий сказал самый длинный тост про то, какой Васька мужественный и еще какой-то, не помню уж точно, вроде негнущийся, что ли, человек. Он припомнил, как они боролись с бурными волнами и над ними нависла гибель, и нос у него покраснел, а щеки побелели от этих воспоминаний.

Васька замотал головой в ответ, засмеялся и сказал, что они делают из мухи слона, что все это самые обыкновенные будни морской жизни и говорить об этом не стоит.

За их столом был большой шум и все говорили разом, так что все слова я не мог расслышать, но в общем Васька отвечал здорово. Я слушал и воображал, как я стану таким, как Васька, и буду так здорово отвечать и называть пустяками свой подвиг. Почище чем у Стивенсона или Джека Лондона…

Я взглянул на деда и увидел, что он восхищается еще больше моего. Лицо у него стало радостное, даже какое-то ребячье. Ну просто вроде как у маленького пацанчика. Стоит босиком, смотрит, как ребята гоняют футбол, и весь сияет от восторга, даже и не мечтает, что его самого примут в игру.

— Володька, бесчувственная душа, — сказал он мне. — Ведь надо же понимать, до чего это замечательно: люди от смерти спаслись и вот радуются, а? Такое не каждый день увидишь! Это надо понимать!..

Предложили тост за «Баклана».

Дедушка ухватил меня за руку, он так волновался, прямо-таки на месте не мог больше усидеть.

— Володька, — зашептал он торопливо, тиская мою руку. — Ведь как оно получается. Эти моторы-то нашего завода производство. Самая наша первая серия, послевоенная… Все они пошли на суда с такими птичьими наименованиями: «Баклан», «Альбатрос» или «Гагара»… «Нырок» тоже… Наши! Все в нашем цеху собраны… Завод был разрушен, чуть не вручную работали… Пятнадцать лет прошло — и вот пожалуйста: еще выручает людей… семейных даже… и радость… Это и мне вроде праздника, честное слово… Ребятам, Кузьме бы показать…